Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 52
- Предыдущая
- 52/69
- Следующая
— Для нас — безотлагательное и крайне важное, — ответил Саймон. Тут вступила и я:
— Мы очень вам признательны за то, что вы согласились нас принять. Я — миссис Рокуэлл, но дело в том, что до замужества я звалась Кэтрин Кордер.
— Вот как! — Глаза у него понимающе блеснули, и мои последние надежды рухнули.
— Насколько я знаю, у вас есть больная с такой фамилией? — спросила я.
— Совершенно верно.
Горло у меня перехватило, язык пересох, и не в силах произнести ни слова, я посмотрела на Саймона.
— Видите ли, — поспешил он мне на выручку, — миссис Рокуэлл только что узнала, что здесь, возможно, содержится некая Кэтрин Кордер. И у нее есть основания полагать, что ваша пациентка — ее мать. Миссис Рокуэлл выросла в убеждении, что ее мать умерла, когда она сама была еще ребенком. Естественно, ей хотелось бы удостовериться, правда ли, будто Кэтрин Кордер, находящаяся у вас, ее мать.
— Ну, как вы понимаете, мы не имеем права разглашать сведения, касающиеся наших пациентов.
— Разумеется, мы это понимаем, — ответил Саймон. — Но для ближайших родственников, вероятно, может быть сделано исключение?
— Сначала это родство необходимо доказать.
Я не выдержала:
— До замужества я звалась Кэтрин Кордер. Мой отец — Мэрвин Кордер, владелец Глен-Хаус, что в Гленгрине, недалеко от Хэрроугейта. Умоляю вас, скажите мне, Кэтрин Кордер, ваша пациентка, — моя мать?
Директор секунду колебался, потом проговорил:
— Единственное, что я могу вам сказать: у нас есть пациентка с такой фамилией. Однако эта фамилия не такая уж редкость. Думаю, на ваши вопросы лучше меня ответит ваш отец.
Я растерянно взглянула на Саймона, и он поспешил поддержать меня:
— Я полагаю, ближайшая родственница имеет право знать.
— Как я уже сказал, родство должно быть доказано. Я не могу обмануть доверие, которым облекли меня родные моих пациентов.
— Скажите мне только одно, — в отчаянии взмолилась я, — муж вашей пациентки регулярно навещает ее раз в месяц?
— Многих наших пациентов регулярно навещают родственники.
Встретив его холодный взгляд, я поняла, что он непоколебим. Саймон уже сделал все, что мог, но от этого человека и он ничего не добьется.
— А нельзя ли мне повидаться… — начала было я.
Но директор в ужасе замахал руками.
— Ни в коем случае! — отрезал он. — Об этом и речи быть не может.
Саймон обескураженно посмотрел на меня.
— Остается одно, — сказал он, — вам следует написать отцу.
— Совет в высшей степени разумный, — поддержал его директор, поднимаясь и всем своим видом давая попять, что уже и так уделил нам слишком много времени. — Пациентку, о которой идет речь, поместил сюда муж. Если он разрешит предоставить вам свидание с Кэтрин Кордер, мы не станем чинить препятствий. При условии, конечно, что она будет в удовлетворительном состоянии для такой встречи. Больше ничем вам помочь не могу.
Он дернул шнурок звонка, снова появился швейцар и вывел нас к нашему экипажу.
Впустую потраченные усилия, досадовала я, когда мы тронулись в обратный путь. Саймон не проронил ни слова, пока мы не отъехали от Уорстуистла примерно на милю. Тут он остановил экипаж. Над дорогой, по которой мы ехали, летом, смыкаясь, зеленые ветви образуют великолепную живую крышу. Сейчас ветки над нашими головами были голыми, и сквозь них виднелось синевато-серое небо, по которому неслись тучи, подгоняемые холодным ветром. Но я ветра не ощущала. Думаю, что и Саймон тоже. Повернувшись ко мне, он положил руку на спинку моего сиденья, не прикоснувшись ко мне.
— Вы очень расстроились, — сказал он.
— Вас это удивляет?
— Да, вряд ли можно сказать, что мы обогатились сведениями.
— Ну почему же! Кое-что мы узнали. У них есть пациентка по имени Кэтрин Кордер. Это он, по крайней мере, подтвердил.
— Но может быть, к вам она не имеет никакого отношения.
— Это было бы чересчур странным совпадением. К тому же я, кажется, не говорила вам, что мой отец всю жизнь раз в месяц исчезал неизвестно куда? О причинах этих его отлучек мы ничего не знали. Я даже заподозрила, что он навещает… какую-то даму. — Я горько усмехнулась. — Теперь мне все ясно, он ездит в Уорстуистл.
— Вы уверены?
— Почему-то не сомневаюсь. И потом не забудьте: доктор Смит видел историю болезни Кэтрин Кордер и говорит, что она — моя мать.
Несколько секунд Саймон молчал.
— Все равно вы не должны отчаиваться, Кэтрин, — сказал он наконец. — Вам это не к лицу.
Я заметила, что он не назвал меня «миссис», и сочла это знаком того, что в наших отношениях происходит перемена.
— А если бы с вами случилось такое, вы бы не пришли в отчаяние?
— Когда что-то страшит, лучший способ побороть страх — взглянуть опасности прямо в лицо.
— А я так и поступаю.
— Что же страшит вас больше всего?
— Что в Уорстуистле может появиться вторая пациентка по имени Кэтрин Кордер. И ребенку ее будет суждено родиться там.
— Ну, этого мы не допустим. Никто не имеет права заключить вас туда.
— Вы думаете? А если доктор сочтет, что Уорстуистл — самое подходящее для меня место?
— Глупости! В жизни не встречал никого более разумного, чем вы. Вы так же нормальны, как я.
Повернувшись к Саймону, я с жаром подтвердила:
— Да, Саймон, да, вы правы! Я совершенно нормальна!
Он взял мои руки в свои и, к величайшему моему изумлению, поцеловал их. Я даже предположить не могла, что Саймон способен проявить такие нежные чувства ко мне. А между тем я и через перчатку ощутила, как горячи его поцелуи. Потом он так сильно стиснул мою руку, что я сморщилась от боли.
— Я буду бороться вместе с вами, — решительно сказал он.
На секунду я замерла от счастья. В меня вливалась исходящая от него сила, и я испытывала глубокую благодарность, столь глубокую, что подумала — уж не любовь ли это?
— Вы и в самом деле готовы бороться?
— Всем сердцем и душой! — воскликнул он. — Никто никуда вас не отправит против вашей воли!
— Знаете, Саймон, то, что происходит, очень тревожит меня. При этом, как вы сказали, я стараюсь смотреть опасности в лицо. И все равно я боюсь. Я думала, будет легче бороться, если я притворюсь, будто мне не страшно, но какой толк притворяться? С той ночи, когда я в первый раз увидела этого монаха, я сама не своя. Я напугана. Все это время я жду, что случится еще что-нибудь. И от этого вечного ожидания у меня расшатались нервы. Я изменилась, Саймон, я стала совсем другой.
— Ничего удивительного, так было бы с кем угодно.
— Скажите, Саймон, вы ведь не верите в привидения? Правда? Если кто-то начнет утверждать, будто видел привидение, вы решите, что это либо ложь, либо галлюцинация.
— Про вас никогда бы так не подумал.
— А тогда остается предположить одно: в рясе монаха мне являлся кто-то из известных нам людей.
— Да, думаю, так оно и есть.
— Тогда уж я открою вам все. Пусть не останется ничего недоговоренного.
И я рассказала, как, пробираясь вместе с Дамарис через руины аббатства, увидела монаха, а Дамарис стала клясться, что мне это померещилось, так как она ничего не видела.
— Тут-то и наступила самая страшная минута в моей жизни, — сказала я. — Я в себе усомнилась.
— Значит, следует вывод: Дамарис посвящена в просходящее и участвует в заговоре.
— Но почему? Уверена, что Люк готов на ней жениться хоть завтра, а вот хочет ли она выйти за него замуж — большой вопрос.
— Возможно, она хочет выйти замуж за «Услады», — пояснил мне Саймон. — А как это осуществить, если Люк не станет их владельцем?
— Действительно! О, Саймон, как вы мне помогаете!
— Это — моя главная цель.
— Как мне вас благодарить?
Саймон привлек меня к себе и, легко коснувшись губами, поцеловал в щеку. На секунду его холодное лицо прижалось к моему, а мне, как ни странно, стало удивительно тепло.
— Вот уж не думала, что буду искать поддержки у вас.
— Почему же? Мы с вами — одного поля ягоды.
- Предыдущая
- 52/69
- Следующая