Вторая мировая война - Уткин Анатолий Иванович - Страница 76

В кабинете Сталина Тимошенко и Жуков ссылались на данные, представленные немецкими дезертирами и уже более жестко предлагали привести войска в состояние боевой готовности. Тем временем собрались члены политбюро. Сталин обратился к ним: «Что делать?» В ответ — молчание. Жуков вынул заранее приготовленный приказ. Сталин приказал его зачитать. Когда Жуков кончил, Сталин отреагировал нервно — «Еще рано давать такой приказ. Пожалуй, вопрос можно уладить мирным путем. Войска не должны поддаваться на провокации». Тимошенко и Жукову пришлось продемонстрировать всю свою уверенность в необходимости приказа. Они согласились на незначительные поправки, и последние возражения Сталина были сняты. Утомленный и раздраженный Сталин отправился на ближнюю дачу.

А по телефону в Кремль уже пытался прорваться адмирал Кузнецов: немцы бомбили Севастополь. В половине четвертого ночи сообщение о налете на Минск и Киев получили Тимошенко с Жуковым. У последнего был телефон дачи Сталина, и вождь был разбужен. Сталин приказал через час быть у него в кабинете в Кремле, куда Поскребышев уже созывал членов политбюро. «Собрались все члены политбюро. Сталин с белым лицом сидел за столом. В руках у него была набитая табаком трубка».

Между тем около трех ночи 22 июня в секретариат Молотова позвонили из германского посольства с просьбой о приеме. Кабинет Молотова находился в двух-трех минутах от кабинета Сталина, он выходил углом на колокольню Ивана Великого. Здесь, видя русские святыни Молотов услышал слова германского объявления войны.

Германская декларация об объявлении войны превосходит даже прежние лживые немецкие документы. В ней говорится, что в то время как Германия лояльно выполняла положения советско-германского договора, Советский Союз постоянно нарушал его, прибегая к «саботажу, терроризму и шпионажу» против Германии. Советский Союз подрывал «германские попытки установить стабильный порядок в Европе». Советскому Союзу вменялись в вину попытки закулисного сговора с Британией «с целью выступления против германских войск в Румынии и Болгарии… Все русские войска были сконцентрированы на широком фронте от Балтики до Черного моря, угрожая рейху… Из Англии получены сообщения относительно переговоров посла Криппса о более тесном сотрудничестве между Англией и Советским Союзом.

Суммируя все это, правительство рейха заявляет, что Советское правительство, вопреки взятым на себя обязательствам,

1) не только продолжало, но интенсифицировало свои попытки подорвать позиции Германии и Европы;

2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;

3) сконцентрировало все свои силы в состоянии боевой готовности на германской границе. Тем самым советское правительство нарушило свой договор с Германией и готовится атаковать Германию с тыла в то время, когда та борется за свое выживание. Фюрер вследствие этого приказал германским вооруженным силам устранить угрозу всеми имеющимися в их распоряжении средствами».

Геббельс записал в дневнике: «Мы должны победить и сделать это быстро». При этом Геббельс отдал приказ не публиковать крупномасштабные карты Советского Союза, чтобы не нервировать население.

Переодетые в крестьян артиллеристы в Восточной Пруссии подвозили последние артиллерийские снаряды. Радиомолчание сохранялось на огромной территории от Балтийского до Черного моря. С орудий снимали маскировочные сети. Конские упряжки подвозили орудия к границе. Здесь уже находились офицеры-корректировщики. В свои бинокли они хорошо видели советских пограничников. Чуть в отдалении офицеры поднимали бокалы с шампанским. Солдатам раздали разговорники с русскими фразами. Из немецких позиций слышались звуки аккордеона. Читавшие Коленкура офицеры размышляли над задачей, решение которой не далось Наполеону. Они были задумчивы — слишком велика страна, на которую они вскоре обрушат смерть. Русские наблюдательные пункты, лагеря и палатки были молчаливы.

Первый залп германской артиллерии раздался в три часа двенадцать минут по берлинскому времени.

Шуленбург зачитал текст германской декларации Молотову на рассвете. Нарком был у Сталина, когда пришло сообщение об экстренной просьбе германского посла о встрече. Очень вероятно, что Сталин ждал ультиматума германской стороны, он созвал членов политбюро. Молотов отправился в свой кабинет, который был в сотне метров, чтобы встретить германского посла. Услышав зачитанный Шуленбургом текст, Молотов долго молчал, затем сказал: «Это война. Вы считаете, мы ее заслужили?» Посол Германии (который будет позже казнен в связи с заговором против Гитлера 20 июля 1944 г.) был сторонником бисмарковской линии избежания войны с Россией, он читал объявление войны со слезами на глазах. От себя он осмелился добавить, что не одобряет решения своего правительства.

В германской столице посол В. Деканозов приложил много сил, чтобы встретиться с Риббентропом во второй половине дня 21 июня. Он многократно звонил на Вильгельмштрассе с целью договориться о встрече с рейхсминистром — из Кремля ему было поручено вручить еще один протест по поводу нарушения немцами воздушного пространства СССР. Ему отвечали, что министр находится за пределами Берлина. Наконец, последовало сообщение, что Риббентроп примет его в два часа ночи 22 июня. Деканозов прибыл в точно назначенный час. В огромном кабинете рейхсминистра полоса узорчатого паркета вела к затерявшемуся в углу столу. Бронзовые статуэтки стояли у стен. Его встретил Риббентроп, который, по словам переводчика Шмидта, «никогда еще не был таким взволнованным». Шмидт вспоминает: «Он ходил по своему кабинету взад и вперед как загнанное животное… Вошел Деканозов и, ничего не подозревая, протянул свою руку Риббентропу. Мы расселись, и Деканозов приступил к порученным ему вопросам, нуждавшимся в разъяснении. Но как только он начал, Риббентроп с каменным выражением лица прервал его словами: «Сейчас это не вопрос». Переводчик Бережков отметил, что «лицо Риббентропа опухло и покраснело, глаза стали тусклыми и невыразительными». Бережков подумал о действии алкоголя.

Риббентроп вручил послу копию документа, который в это время Шуленбург читал Молотову. В настоящий момент, сбивчиво сказал Риббентроп, германские войска предпринимают «военные контрмеры» на советской границе. «Враждебное отношение Советского правительства и концентрация советских войск на восточной границе Германии, представляющая серьезную угрозу, вынудили правительство Третьего рейха предпринять военные контрмеры». Затем министр неожиданно быстро встал и проговорил о поручении фюрера — он «поручил мне официально проинформировать вас о предпринятых нами оборонительных мерах».

Как пишет Шмидт, пораженный посол довольно быстро пришел в себя и выразил «глубокое сожаление» по поводу происходящего: «Вы пожалеете о том, что совершили это разбойное нападение на Советский Союз. Вы за это дорого заплатите». Возложив ответственность на Германию, он «поднялся, поклонился и покинул комнату, не пожав руки». Провожая посла, Риббентроп шептал: «Я был против этого нападения». У советского посольства на Унтер-ден-Линден войска СС уже оцепили комплекс посольских зданий. Все телефонные линии были отключены. Радио же Москвы передавало обычные мирные вести. Офицеры НКВД и ГРУ на верхнем этаже посольства за тяжелой бронированной печью жгли в специальных печах секретные документы.

Впрочем, и здесь нацизм остался верен себе. Канонада на советской границе началась за полчаса до предъявления германской ноты в обеих столицах. Получив германскую декларацию, Молотов поспешил в расположенный в Кремле неподалеку кабинет Сталина, где на него обратились взоры всех членов политбюро. Сталин опустился на стул, словно силы покинули его. Похоже, на этот раз мастера психологической интриги обошли. В своем дневнике генерал-полковник Гальдер пишет, что «русские попросили Японию быть посредником в политических и экономических отношениях между Россией и Германией».