Лесные дали - Шевцов Иван Михайлович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/55
- Следующая
- С чего это ты вдруг? - Валентин Георгиевич смотрел на жену одеревенело.
- И совсем не вдруг, - с вызовом отозвалась Алла. - Я давно это видела, только молчала. Изуродовать Синюю поляну!.. Да за такое судить надо твоего Кобрина. И того, кто ему потворствует. А как ты с лесниками разговариваешь? Тот же Чур - он тебе в отцы годится, а ты…
- Чур - алкаш и бродяга, и его давно следовало выгнать к чертовой матери.
- Ну и что, и уволил бы, не выгнал, а уволил бы, если он того заслуживает, но зачем унижать, оскорблять человека?
- Что-что?.. Что ты сказала? - Такого тона и упреков таких Погорельцев никак не ожидал. - Это кого же я унизил и оскорбил? Кто это у нас униженный и оскорбленный, как у того Гоголя?
- Не у Гоголя, а у Достоевского, - поправила Алла. Она уже не хотела, да и не могла себя сдерживать. - Чура уволишь, а кого возьмешь на его место? С порядочными людьми ты не можешь работать.
Погорельцев не сразу нашелся с ответом: он был тугодум и сухарь, взрываться не умел - и теперь неторопливо искал ответ на свой вопрос: "С чего это вдруг?" Ничего не придумав, он решил показать характер. Ведь бабы есть бабы: им только раз уступи - и тогда все пойдет по-ихнему, рассудил Погорельцев и сказал строго и внушительно:
- Вот что, дорогая, давай раз и навсегда договоримся: в служебные дела не вмешиваться. Ты занимайся своим Достоевским, а я буду заниматься своим лесом.
- А лес не твой. Он всенародный. Значит, и мой… И Достоевский с Гоголем - тоже. И путать их не пристало даже лесничему.
Погорельцев ушел в другую комнату и уткнулся в первую попавшуюся, недельной давности газету.
Ночью наступило примирение, и немалой для Валентина Георгиевича ценой: пришлось согласиться, что он был во всем не прав.
О Серегине Алла теперь часто думала. Их вторая встреча произошла лишь под Новый год.
Ровно в полночь, чокаясь с Аллой, Ярослав уже смело глядел ей в глаза.
В хоромах Кобрина встречала Новый год довольно большая компания. Очерк Ярослава Серегина читали вслух и говорили об авторе, о том, что он молод, холост, талантлив, нелюдим, заносчив, груб, принципиален, застенчив, горяч и тому подобное; что он в одиночестве встречает Новый год. Все высказывали о нем свое мнение, хотя никто еще по-настоящему его не знал. Сошлись на одном: пригласить его в свою компанию, сейчас же, немедленно.
Ехать удобней всего героям дня, Алле Петровне и Кузьме Никитичу. Все согласились, кроме супруги председателя колхоза и лесничего. Но они не успели высказать своих возражений, как их опередила Алла Петровна.
- С нами поедет Розочка! - объявила она.
На том и порешили.
Выйдя замуж по любви, Алла вскоре поняла, что Валентин Георгиевич совсем не тот, каким она его себе представляла. Нет, она не могла сказать ничего худого о нем, но у них не было духовной связи, они жили как бы каждый сам по себе. Она иногда даже корила себя за свою излишнюю придирчивость к мужу и считала, что будь у них дети - и все было бы хорошо. Но у них не было детей. Погорельцев был деловой, практичный человек, неглупый и трудолюбивый. Алла уважала в нем эти качества и вначале, в первые годы замужества, готова была смириться и считать свой брак удачным, а себя счастливой, надеясь, что со временем все образуется.
- Девушки, а ведь нам, пожалуй, пора, нас ждут, как верно заметила Розочка, мужья и жены. Одевайтесь, Ярослав, едем с нами, - словно вдруг опомнившись, заторопился предколхоза.
Алла молча и неподвижно стояла у зимнего этюда: заснеженная елочка на фоне ярко-алой рябины. Ярослав подошел к ней и стал за спиной, совсем близко, так, что она чувствовала его дыхание.
- Нравится? - тихо, почти шепотом спросил Ярослав.
- Очень, - ответила она, быстро повернув в его сторону пунцовое лицо, освещенное не серыми, как обычно, а темно-синими, как осенние тучи, глазами. Ярослав боялся показаться нескромным, но наконец решился, прошептал почти на ухо:
- Хотите? Я вам подарю. Только, может, выберете что-нибудь получше? Эта как-то не получилась.
- Ой, что вы, разве можно, - искренне запротестовала она, сделав шаг назад.
- Выбирайте, - не сказал, а выдохнул он.
- Эту… снегурочку, - сказала она и дотронулась тонким пальцем до елочки.
Ярослав снял этюд. Так и подмывало написать на нем: "Милой Снегурочке", но рука выводила другое: "Алле Петровне - другу и защитнику русских лесов - с глубокой признательностью". Он готов был подарить ей весь мир. Как сквозь сон, он услышал слова Розы:
- Вы всем дарите?
- Только тем, кому нравятся мои работы, - нарочито громко ответил Ярослав.
- Мы будем рады получить, - пробасил Кузьма Никитич. - На память о Новом годе.
- Выбирайте, - предложил Ярослав.
Одевались быстро, подгоняемые восклицаниями непоседливого Кузьмы Никитича. Он опасался, что жена его рассердится и уйдет от Кобриных домой, тогда обязательно быть скандалу. А он больше всего боялся семейных ссор.
- Поехали, поехали! - торопил Кузьма Никитич, загоняя всех в свои маленькие, игрушечно-разукрашенные санки.
- Все не поместимся, - высказал сомнение Ярослав и стал разворачивать свои розвальни.
- Как бы не так! - гремел председатель колхоза. - Бывало, и по шесть человек вмещались.
Но Ярослав не послушал его и положил охапку сена в розвальни. Его заботило, как он будет возвращаться.
Кузьма Никитич молча помог Ярославу запрячь Байкала, при этом шепнул:
- Послушай, друг, ты Розу возьми к себе. Хорошо?
В голосе его звучала доверительная просьба.
- Как она захочет, - буркнул Ярослав.
Роза села к Ярославу. Байкал не мог тягаться с резвой кобылицей председателя колхоза, и они сразу отстали. Роза - задумчивая и отчужденная - полулежала на пушистом сене, покусывая стебелек. Ярослав стоял на коленях рядом и подстегивал Байкала, швыряющего комья снега. Молчали. Слегка подмораживало, и Ярослав поднял воротник. Когда кончился лес и выехали на опушку, впереди разноцветными огнями сверкнуло село Словени.
- Тебе нравится Алла? - нарушив молчание, спросила Роза. - Везет бабе. - Что-то неприязненное в голосе Розы больно отозвалось в сердце Ярослава.
- Разве в этом везение? - отозвался он и, не дожидаясь ее слов, прибавил с грустью: - А по-моему, ей в жизни не повезло.
- В чем? - отозвалась Роза.
Он не знал в чем, он просто чувствовал это интуитивно. Роза по-своему поняла молчание Ярослава.
- Что детей нет?.. Можно усыновить детдомовского.
- Как у вас все просто - "усыновить детдомовского", - после долгого молчания обронил Ярослав.
Село встречало Новый год разноцветными огнями елок, стоящих во дворе. Плясала молодежь, гремела музыка; громкоголосые гармошки сельских парней забивали транзисторы. Из ярко освещенных окон домов раздаваясь песни. По заснеженной улице бродила молодежь парами, стайками. Не спали и дети. Село веселилось.
Дом Кобрина - на другом конце. Роза села поудобней, выпрямилась, вдруг заговорила проникновенно:
- Ты обо мне плохо подумал?
- Почему?
- Я не права в отношении Аллы, несправедлива. Наговорила чепухи. Что-то нашло на меня, сама не знаю. Ты ее верно понял: она чудная. У нас ее все любят. И Кузьму всерьез не принимай. Ухаживания его. Ничего у них не было и не будет. Он ее любит. И пусть. Любить никому не запрещено. Никому от его любви худа не будет.
- А Валентин Георгиевич знает?
- Скорей всего нет. А если б и знал? Там все честно и чисто. Я знаю Аллу. И Кузьму знаю. У него это скоро пройдет… Погоди, не погоняй, скоро мой дом: я к Кобриным не поеду.
Ярослав удивился:
- Там будут ждать,
- Нет. Меня там никто не ждет. Потом, честно говоря, не люблю я этого хапугу Кобрина.
- Тогда зачем ты согласилась встречать в его компании Новый год?
- Предыдущая
- 13/55
- Следующая
