Коля пишет Оле, Оля пишет Коле - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 19

Здравствуй, Оля!

Просто не знаю, что делать с этим двухколесным велосипедом! И зачем я пообещал купить его? Если бы еще был трехколесный, я бы целый месяц не ходил в кино, не завтракал бы в школе и скопил Деньги, а на двухколесный мне не скопить. Странно даже: два колеса стоят почему-то дороже, чем три!

У отца я просить деньги на велосипед не хочу: он ведь только недавно купил мне два аквариума, чтобы я больше не занимался птицами. И потом, он стал чаще задыхаться по ночам, и врачи посоветовали ему поехать в санаторий на целых два месяца. Отец сказал, что на месяц ему дадут бесплатную путевку. А на второй? И еще дорога туда и обратно… Я очень волнуюсь, Оля. И не хочу сейчас ничего просить у отца…

Тимошка сейчас возится со своей птичьей лечебницей. А в день рождения он получит от твоего имени подарок, которого больше всего ждет… Скоро ты узнаешь, что это за подарок.

Может быть, он на радостях и забудет об этом велосипеде, а? Как ты думаешь? Может, отменить этот велосипед?

Коле Незлобину (лично).

Ничего не отменяй. Деньги высылаю.

Дорогой Коля!

Сегодня я выслала тебе по почте деньги. На двухколесный велосипед вполне хватит. Забрала их из «пионерской копилки». Ничего, поеду в Ленинград как-нибудь в другой раз… Ведь это я втянула тебя во все свои «задания». Значит, я и должна прийти тебе сейчас на помощь.

В письмах я все больше узнаю тебя, Коля! А раньше я тебя совсем не знала. И не ценила. Ты всегда был таким молчаливым… Теперь мне кажется, что ты сберегал слова для своих писем. Я их часто перечитываю, и передо мной встает совсем другой Колька, которого никак не назовешь Колькой Свистуном, а которого я хочу назвать совсем по-другому: Колькой-другом. Но хватит об этом.

Я уверена, что когда расскажу нашим ребятам, почему передумала ехать в Ленинград, они меня поймут. А мой сосед Артамонов уже понял (я ему показала твои последние письма). Он передает тебе привет и говорит, что, если бы ты жил у нас в Заполярье, он бы с тобой дружил!

Расскажи, как Тимошка первый раз сядет на свой собственный двухколесный велосипед. И что за подарок вы ему готовите от моего имени?

Жду писем!

Дорогая Оля!

Я получил все, что ты мне послала! Спасибо! С твоим денежным переводом сперва получилась целая история. Почтальонша не хотела выдавать мне деньги, потому что у меня нет никаких документов, «удостоверяющих личность получателя». Я принес ей свой школьный дневник, а она говорит:

– Это не документ. Здесь нет карточки и печати!..

Я ей говорю:

– Хотите, все соседи подтвердят, что я и есть Коля Незлобии?

А она мне отвечает:

– Я их подтверждение к бланку не приколю. Тут номер паспорта нужно проставить и отделение милиции, где получали!

Я ей говорю:

– Но я его еще вообще не получал… Нет у меня паспорта!

Тогда она вдруг спрашивает:

– А к кому вы вписаны?

И оказалось, представь себе, что каждый из нас вписан к кому-нибудь в паспорт: к отцу или к матери. Я этого раньше не знал. Я теперь, значит, вписан к отцу. А раньше, наверно, был у мамы…

Я позвал отца, и он доказал, что я действительно вписан. Я даже заглянул к нему в паспорт, и оказалось, что я умещаюсь там, внутри, всего на одной строчке.

Но зато уж и отец, и Елена Станиславовна, и даже Нелька успели заглянуть в твой перевод. И все трое очень удивились. Взрослые удивились молча, про себя, а Нелька сразу же вслух:

– Тебе гонорар за какой-нибудь рассказ прислали?

– Да, прислали… Представь себе! – ответил я.

– Ближе, чем в Заполярье, его напечатать не могли?

– Ты, Неля, нехорошо говоришь, – остановила ее Елена Станиславовна. – Ведь он уважает твое творческое призвание…

Я спорить не стал: пусть думают, что уважаю. Но я чувствовал, что Елена Станиславовна не зря вдруг стала меня защищать, что она хочет подступиться ко мне с каким-то вопросом.

В комнате она тихо, чтобы Нелька не слышала, спросила:

– От кого эти деньги, Коля?

– Там написано, – ответил я. – От одного друга!

– Для чего они тебе? И на что ты собираешься их тратить?

– Это мое дело! Тут вмешался отец:

– Как ты смог убедиться сегодня, Николай, ты еще не вполне самостоятелен. Ты вписан в мой паспорт, и я, стало быть, отвечаю за твои поступки.

– Тебе не придется за них отвечать. Я ничего плохого делать не собираюсь.

– Почему же ты не можешь нам прямо сказать?

Отец волновался. И, как всегда в таких случаях, у него начался кашель. И стал он сразу каким-то беспомощным: полез искать в карманах платок, не нашел его и прикрыл рот рукой, словно извиняясь за свой кашель.

Мне показалось, что это я виноват в том, что бронхиальная астма стала душить отца. И я, чтобы он больше не волновался, сказал все, как есть на самом деле:

– Я должен купить подарок одному маленькому мальчику. Честное слово! Можете проверить.

– Мы не собираемся тебя проверять! Мы тебе верим… – сказала вдруг Елена Станиславовна.

Может быть, она сказала это для того, чтобы успокоить отца. Или в самом деле поверила…

Прости, Оля, что из-за меня не сможешь поехать в Ленинград.

Передай привет Артамонову, раз он хотел бы со мной дружить, если бы я жил в Заполярье.

Спасибо, Оля.

Дорогая Оля!

Сегодня день рождения Тимошки.

В газетах часто попадаются такие фразы:

«В день шестидесятилетия… В день восьмидесятилетия…» Но о мальчишках так никогда не пишут и не говорят. А я свое обращение к Тимошке так прямо и начал:

– В день твоего девятилетия ты, Тимофей, вполне заслужил два сюрприза, которые в общем-то нельзя назвать сюрпризами, потому что ты их очень давно ждал!..

Еще за неделю до этого я спросил у Тимошки:

– Ты к кому вписан: к маме или к папе?

– Как это – вписан? – не понял Тимошка. Ну, я ему тоже объяснил, что каждый из нас обязательно к кому-нибудь вписан. И потребовал, чтобы он в воскресенье, когда приедут родители, выяснил этот вопрос. И еще, чтобы он попросил на одну недельку оставить дома тот паспорт, в который при рождении его вписали.

– Они не оставят, – сказал Тимошка.

– Тогда надо что-нибудь присочинить. В этом не будет ничего страшного, потому что потом ты расскажешь родителям и Феликсу всю правду.

– Какую правду? Я сам ничего не знаю.

– Не торопись. В день своего девятилетия все узнаешь!

– Мне паспорт не оставят, – упрямо твердил в тот день, неделю назад, Тимошка.

– А ты скажи, что в школе хотят устроить проверку: кто к кому вписан. Понятно? Для этого и нужен паспорт. А мы потом все объясним.

Когда Тимошка стал в воскресенье все это растолковывать своим родителям, в комнату неожиданно вошел Феликс. Он-то прекрасно знал, что в школах ничего такого не проверяют. Но промолчал. И только на следующий день, когда родители уехали к себе на рудник, сказал Тимошке:

– Ну-ка, расскажи мне, что ты затеял. Для чего тебе нужен был мамин паспорт?

– Я тебе в день рождения расскажу, -пообещал Тимошка. – Тут мне хотят какие-то подарки сделать…

– Что, подарки уже стали по паспортам выдавать? Хорошо, договорились. Подожду до двадцать девятого. Только смотри не потеряй!

– А куда мы понесем мамин паспорт? – спросил меня Тимошка в то утро, когда я поздравил его с девятилетием.

– Туда, куда слетаются вести с разных концов света… Помнишь, что сказала Олина «посланка»?

– А куда они слетаются?

– Это я сейчас должен угадать на расстоянии! Раз неожиданная находка ждет тебя, дай мне руку!.. Это будет самое трудное отгадывание за всю мою жизнь. Учти и не дыши!

Тимошка затаил дыхание, а я закатил глаза так сильно, как еще никогда не закатывал, и говорю:

– Так! Все ясно… Скорей на главную почту! Именно туда слетаются вести с разных концов света: письма, газеты, телеграммы!

Тимошка оглядывал улицы, будто хотел запомнить дорогу, по которой мы бежали.

– А что там будет? Какой подарок? – спрашивал он меня на бегу.

– Не знаю. Этого я не отгадывал… Наконец мы добрались до главной почты. Подошли к стеклянному окошку, где выдают письма до востребования. И я сказал Тимошке:

– Давай мамин паспорт!

Он протянул его мне, а я – девушке, сидевшей за стеклом.

– Вот здесь, видите, написано: «Тимофей. Сын…» Ему письмо должно быть, этому «сыну Тимофею».

Девушка стала быстро-быстро перебирать пальцами толстую пачку писем, открыток и извещений. Вытащила одно письмо и стала перебирать дальше.

– Дальше не ищите, – посоветовал я. – Ему пока только одно письмо прислали…

– Откуда вы знаете? – пожала плечами девушка. И перебрала пальцами всю пачку до конца.

А потом протянула мне письмо и паспорт Тимошкиной мамы.

Я думал, что девушка высунется из окошка, оглядит «сына Тимофея», удивится, что он уже получает письма до востребования, но она не удивилась и не стала выглядывать: ко всему уже привыкла.

Я торжественно вручил письмо Тимошке:

– На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил!

– Прочти… – сказал оробевший Тимошка.

– Нет, ты уж сам читай. На конверте же написано: «Тимофею». Значит, ты сам должен вскрыть и прочитать.

Тимошка осторожно, чтобы не задеть лежавшее внутри письмо, надорвал конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля, адрес. Всего полторы строчки… Но Тимошка очень долго изучал белый листок.

Это письмо до востребования я послал три дня назад.

Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из стеклянного окошка, откуда еще никогда в жизни писем не получал!

– «Операция МИО» завершена! – торжественно воскликнул я. – Мы нашли Олю.

– Она долго будет там? – спросил Тимошка.

– Много лет… Но это же замечательно! Мы ведь мечтали, чтобы в Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним переписывались!

– Мы будем с ней переписываться? – обрадовался он.

В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему «посланка», самую дорогую для него находку: тебя, Оля! Хороший подарок ко дню рождения, правда? И он, мне кажется, не огорчился, что ты живешь сейчас в Заполярье. Не веришь, да? Но, честное слово, он не огорчился! Даже радостно так сказал:

– Теперь я буду получать письма из Заполярья! У нас в классе никто не получает, Оля будет писать мне!..

Он не сказал, что будет посылать тебе письма в ответ, потому что, наверно, как и я до минувшей осени, никому еще писем не посылал.

– Дай мне адрес, а то потеряешь, – предложил я.

– Нет, – коротко ответил Тимошка. И засунул письмо глубоко под пальто, в какой-то свой заветный карман.

И мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед.

Ребята всегда очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал:

– Этот!

– Может быть, взять другого цвета? – спросил я.

– А какая разница? – по-взрослому, деловито ответил Тимошка.

Когда велосипед был куплен, я сказал:

– Это второй подарок от Оли!

– От Оли?! – не понял Тимошка.

– Она прислала деньги. Вот и все, – объяснил я.

И мне показалось, что подарок стал для Тимошки гораздо дороже. Он сам вынес его на улицу… Но рассказать тебе, Оля, как Тимошка впервые сел и поехал на велосипеде, я не смогу, потому что он еще не поехал. В магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже.

Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед. Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки.

Кажется, просьбу твою, Оля, я тоже выполнил. Я не занял твое место в Тимошкиной жизни. А просто там хватило места для двоих – и для тебя, и для меня.