Парижское Танго - Холландер Ксавьера - Страница 33

• Предыдущая
• 33/86
• Следующая

И что еще хуже, я не помогала их счастью. Наш спор относительно моего порхания привел, как это обычно происходит в спорах, к более основательным упрекам. И действительность заключалась в том, что они разочаровались во мне как в друге. Все это сейчас выплывало наружу.

Лео и Марика рассматривала мои однодневные эскапады, как акт вероломства по отношению к ним. Они считали, что, найдя для себя мужчину или женщину, я не должна замыкаться в рамках парных отношений. Если я находила человека и хотела с ним переспать, то обязана была разделить своего партнера по постели с Лео и Марикой.

Когда я попыталась доказать, что ничего ненормального в отношениях двух человек нет и я совсем не собираюсь постоянно поставлять им партнеров для оргий, они перешли в оборону.

Почти в один голос они заявили:

— Нет, нет, нет! Не говори так. Тебе совсем не нужно приводить сюда кого-нибудь для траханья с нами. Тебе не нужно заниматься свингом.

Но Марика добавила:

— Хотя, если у тебя есть любовник, почему держать его при себе? Почему бы нам не насладиться его компанией в постели и вне ее?

По правде говоря, я была сыта по горло всеми этими свинговыми сценами. Почему эти два человека так отчаянно нуждались в непрерывном параде различных партнеров по постели? Они все время выискивали новые таланты. И, как я полагаю, в этом смысле, я была для них идеальной сводницей, поставляя им свежих девочек и мальчиков.

Когда дело дошло до свинга, то мы сошлись на одном: это совсем не интересно появиться на вечеринке, раздеться догола и затем уединиться с кем-либо. Должно быть что-то большее, чем просто возможность заниматься сексом — или интересные люди, или отвечающая настроению атмосфера, или что-нибудь щекочущее нервы. Оргии могут быть хороши для удовлетворения чьих-либо сексуальных вожделений, но с точки зрения эмоций они могут быть убийственно скучны.

Я решила, что все аргументы исчерпаны, но нет, появились новые.

Хоффманы, Фреда и я сидели за обеденным столом. Лео и Марика вспоминали старые времена, говоря о людях, которых я не знала, и, признаться, мне это немного наскучило. Фреда, казалось, была знакома с теми, о ком шла речь, поэтому она приняла участие в беседе. Мы ждали, когда нам подадут следующее блюдо, поэтому я без всяких угрызений совести воспользовалась возможностью написать несколько открыток друзьям в Европу и Америку.

Увидев это, Фреда пришла в страшное возбуждение и проявила свои гестаповские замашки, заявив, что неприлично сидеть здесь с ними и писать открытки и что мне следует научиться хорошим манерам и принять участие в разговоре.

— Очень плохо, что ты все время сидишь одна и что-то наговариваешь в свой диктофон! Сейчас мы будем вместе обедать, а ты обращаешься с нами, как с куском дерьма!

Я уже ожидала, что она вот-вот щелкнет пальцами и вызовет взвод солдат, чтобы они забрали меня. К сожалению, сочетание ее холодных, грубых манер и гортанного акцента делали ее похожей на героиню фильмов военного времени. Я не хотела принимать ее выходку всерьез и поэтому, пытаясь пропустить слова Фреды мимо ушей, не стала давать отпор. Но тут ввязались Лео и Марика, которые громко согласились с ней. Гости, которые знали несколько языков, стали прислушиваться.

Швейцарец за соседним столиком пробормотал, что меня следует наградить за то, что я мирюсь со всей этой чепухой. Хорошо, что они не услышали его слова, а то бы втянули в ссору и его.

Возможно, что с моей стороны было не совсем вежливо писать открытки, но точно так же неприлично заводить разговор о неизвестных мне людях, даже не пытаясь втянуть меня в него.

Крики и вопли продолжались и продолжались… и так было примерно в течение двадцати минут, хотя мне казалось, что прошла целая вечность. Мне это стало действовать на нервы, и примерно раз пять я приказывала Фреде заткнуться, но, конечно, безрезультатно. Она продолжала обличать меня, я извинилась перед Лео — человеком, который пригласил меня сюда — и присоединилась к симпатичной паре, наблюдавшей эту сцену и пригласившей меня к себе за столик.

Они были австрийцами. Ей было тридцать пять, а ему на десять лет больше, и это была очень приятная пара. Пока я сидела с ними, Фреда удалилась — безрезультатно поиграться с собой, подумала я злорадно — поэтому я с новыми друзьями, Леопольдиной и Густавом, присоединилась к Лео и Марике. Впятером мы уселись на террасе, и сейчас, когда мир был восстановлен, расслабились и стали болтать.

Густав с усмешкой сказал, что в нем течет королевская кровь и он граф, но это не очень много значит в наши дни. Он был владельцем зимнего курорта в Австрии, хотя ненавидел снег и холодную погоду и ни разу в жизни не надевал лыжи. Ему нравилось принимать гостей, однако не всех, а избранных преуспевающих любителей зимнего спорта, в основном богатых немецких промышленников.

Леопольдина в его офисе отвечала за связи с общественностью и была его любовницей. Она была молодой темпераментной особой с великолепным телом. И она тоже не умела кататься на лыжах.

— Полагаю, что никто из твоей конторы тоже не умеет кататься на лыжах? — не удержалась я от ехидного вопроса.

— Ну, по правде говоря, Ксавьера, я и не требую от них этого. Найти и подобрать компетентный персонал настолько трудно, что я не могу позволить, чтобы мои люди раскатывали в свое удовольствие на лыжах, рискуя поломать ноги. Такое уже случалось.

Они оказались настолько милыми людьми, что мы провели за болтовней большую часть вечера, и те неприятные моменты, которые я испытала во время обеда, были забыты. Наш разговор абсолютно ни к чему не обязывал и не будоражил, но он был теплым и дружественным, а именно это нам и требовалось в тот вечер.

Хотя возможность свинга, а Леопольдина явно была расположена к нему, витала в воздухе, мы все как-то осознали, что сегодняшний вечер можно хорошо провести и без него. И это отлично. Свинг ради свинга просто бесцелен.

Перед тем как расстаться, Густав и Леопольдина удостоверились, что у нас есть спичечные коробки, рекламирующие их курорт, а мы дали им наш номер телефона в Сен-Тропезе.

Пока что остров Иль дю Леван дал мне много солнца, несколько ссор и еще кое-что. Нельзя сказать, что я слишком хорошо провела здесь время. Поэтому я решила отправиться на поиски развлечений или самой создать их, если на то пойдет дело. Возможно, найду себе нового друга…

Как же будет имя моего нового коллеги по развлечениям? А вдруг его имя будет — Мустафа?

Мустафе было двадцать два года, и он работал прислугой в нашем отеле на острове Иль дю Леван. Меня уже однажды предупреждали, чтобы я держалась подальше от марокканцев, потому что у них необузданный нрав, но, как и большая часть обслуживающего персонала в «Морском бризе», Мустафа был вежлив, по-своему ярок и великолепно говорил по-французски.

Кроме этого он был очень мил: крепкое коренастое тело и славненький поджарый зад. После созерцания всех расхаживающих по отелю голышом мужиков — старика англичанина с отвислым членом или вызывающего отвращение толстого американца, половые органы которого были упрятаны под складкой жира и скрыты волосами, или же итальянца со следами огнестрельной раны на спине и большими шрамами на заднице, или врача-хирурга со своей толстой подругой, меня отвратило от секса, и единственный, кто понравился мне, был этот приятный юноша, разгуливающий в плавках. У него было красивое смуглое лицо с черными горящими глазами, чувственный рот, густые черные волосы, а руки большие и сильные, как и обутые в кожаные сандалии ноги.

Каждый раз, когда он проходил мимо, его руки всегда были готовы прикоснуться ко мне — погладить волосы, нежно провести пальцем вдоль спины, где самое чувственное место, или же тихонько ущипнуть за ляжку. С того момента, когда я увидела его в первый день в отеле — он вносил наши чемоданы — я воспылала к нему вожделением.

— Не трогай его, Ксавьера, — предупредил Лео, поняв, что у меня на уме.

• Предыдущая
• 33/86
• Следующая