Миры обетованные - Холдеман Джо - Страница 30

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая

12 ноября. А хорошо, что мои записи не разбросаны по комнате, а собраны воедино и хранятся в надежном месте.

О том, где и когда состоится мое выступление, меня предупредили менее чем за сутки. Это сделал Дэймон, встретив меня в «Виноградной Косточке».

Лекция, на мой взгляд, была не так интересна, как реакция на нее. Коммунистам старой закалки, похоже, не понравилась та часть моей речи, где я рассказывала о Мире Циолковского. Приверженцам — назовем условно — Народного Капитализма пришелся явно не по душе рассказ о системе социального неравенства Мира Девон. Среди этих «приверженцев», полагаю, было немало атеистов. Да, власть на Девоне фактически принадлежит церкви. Лично меня это не слишком тревожит. Кстати, антиклерикалом я себя не считаю. А работа есть работа. На выступлении меня почтил вниманием Уилл. Однако не сказал мне ни слова. Смотрю на них с Джеймсом и удивляюсь: кто из них кому начальник? Или они равны по своему положению в организации? Как я уже отметила, они даже не поздоровались со мной. Бенни не было в зале, его не пригласили, но мы с ним обговаривали тезисы моей речи перед лекцией. Итак, среди слушателей я обнаружила лишь три знакомых лица — Джеймса, Уилла и Дэймона. В зальчике царила весьма своеобразная атмосфера — я сделала вывод, что выступала перед лидерами, перед руководящим звеном. Мне кажется, там собралось около шестидесяти человек; ну, уж никак не сорок. Очень хотелось бы расспросить кого-нибудь о составе группы, об истинном количестве слушателей — но, как только я попыталась это сделать, вокруг меня возникла стена неприязни и отчуждения.

13 ноября. Сидящая рядом со мной на семинаре по религии женщина тихонько опустила записку мне на колени: «Делайте вид, что не узнаете меня». Ну, я и так её не узнаю — мы не знакомы. Должно быть, она присутствовала вчера вечером на моей лекции. Но я очень нервничала, выступая перед незнакомой аудиторией, и в основном разглядывала публику, сидящую в первых двух рядах.

17 ноября. Вечером ко мне в общежитие явился Уилл. Мы беседовали с ним в течение двух часов. Он держался гораздо раскованнее, нежели обычно.

Основной темой дискуссии стал вопрос о необходимости соблюдения конспирации членами организации. Уилл считал, что я могла бы наконец-то и понять те причины, что заставляют группу работать в режиме секретности. Здоровые консервативные силы есть в каждом лобби. Есть они даже в Трудовом лобби, среди тех, кто в качестве идеального либертарианца, то бишь — сторонника доктрины о Свободе Воли, видят в первую,очередь своего «рубаху-парня»: профсоюзного босса с кнутом в руке. Эта речь Уилла несколько удивила меня. В свете моих представлений об американской истории: кто как не консерваторы поддерживали доктрину о Свободе Воли? Но жизнь идет своим чередом, одни отношения развиваются, другие угасают, и термины наполняются новым содержанием, я полагаю. Джефферсон входил в историю как выдающийся либертарианец, что не мешало ему быть обыкновенным, рабовладельцем. Впрочем, куда большее раздражение вызывало у меня утверждение Уилла о том, что где-то здесь существует маленькая и чрезвычайно засекреченная террористическая группа, в прямом смысле слова занимающаяся подрывной деятельностью — тщательно спланированными, диверсионными актами и убийствами, — и деятельность этой группы тайно направляется, мол, правительством, которое и «прикрывает» террористов. Уилл не открыл мне источник информации и не привел в подтверждение сказанному никаких доказательств, за исключением, пожалуй, одного — слишком много политиков умирают неожиданно и довольно-таки молодыми. Он также обратил мое внимание на то, что ни один эксперт, инженер-электрик, не сумел до сих пор дать мало-мальски вразумительного объяснения: отчего это на прошлой неделе весь Бостон остался без света — об этом удивительном факте я слышала во вторник в «Космос-клубе». Волна заказных убийств прокатилась по Вашингтону, где правительство, в сущности, напрямую управляет средствами массовой информации. Уилл верил, что эта террористическая группа подчинена правительству, может быть — могущественному лобби, а может быть, она находится под тайным контролем ФБР и ЦРУ. Если у него и была цель — в чем-то убедить меня, то, кажется, он добился прямо противоположного результата. Если и существовала в моем воображении какая-то одна безымянная террористическая группа, то теперь их стало две.

Когда бы все литераторы обладали Бенниной склонностью потреблять алкоголь, литература являлась бы самым легким из всех изучаемых в школах и колледжах предметов. Просто этой литературы было бы, что называется, — кот наплакал.

В среду днем мы с Бенни сидели в кафе возле дома Рассела, решив, что лучше немного переплатить за вино и печенье, но зато уж подальше убраться от «Виноградной Косточки» и от всего, что с ней связано. Вино и здесь оставляло желать лучшего, но если бы даже оно оказалось отменным, я все равно не могла бы позволить себе выпить много — вечером мне предстояло идти на семинар по менеджменту. Я выпила самое большее стакан, а Бенни прикончил все остальное меньше чем за час. Для него это было — в порядке вещей, так он расслаблялся.

Сейчас он находился в одном из своих странных полушизофренических состояний, когда спиртное на него практически не действовало. Он прихлебывал вино, словно чай. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как его работы появились на выставке в Вашингтоне. От тех денег, что заплатили Аронсу владельцы галереи, у него оставалось ещё около половины.

Он сделал знак официанту, заказывая еще.

— Но ты представляешь? Это сработает любой идиот, у которого достаточно крепкая рука, а под этой рукой найдется чертежная доска, — сказал Аронс.

— Да ладно тебе, Бенни, — возразила я. — Мне не сработать. А что касается руки, так она у меня покрепче. За этим столиком, сегодня по крайней мере.

— Не-а.

Он положил свою руку передо мной, ладонью вниз. И прежде чем я сообразила, что ответить, из-под ладони выплыла пятидолларовая купюра. Он покатал её в пальцах, перевернул ладонь, подбросил купюру, щелкнув пальцами и поймал.

— Силой не хочешь помериться? — повернулся ко мне Аронс.

— Если честно, мне скоро на занятия. Так что я тебя здесь оставлю. Допьешься до того, что ктонибудь из этих типов поволочет тебя домой. — Я оглядела зал кафе. — Типов или шлюх.

Мы находились в двух кварталах от Бродвея. Публика в кафе была весьма специфическая, куда ни глянь — ярко-раскрашенное трепло неопределенного пола в окружении свиты с довольно-таки определенными запросами.

— Может, и придется кому-нибудь заплатить, — кивнул Бенни.

— Что? — изумилась я.

— Заплатить, звездунья, заплатить. Чтоб до дома довел, — сказал Бенни. — Кое-кто из этих ещё способен оказать вам услугу за деньги.

— Тыл есть? Тогда дерзай, — разозлилась я. — Пока не выдуешь литра четыре. И не надоедает, а, Бенни?

Я ожидала, что сейчас он выдаст нечто нецензурное насчет вина и шлюх. Вместо этого он снова кивнул и пробормотал тихонько:

— Сегодня мне звонили из галереи. Просят ещё двенадцать работ.

Это было вдвое больше, чем у него купили в октябре.

— Замечательно… — начала я.

— Когда я отказался, — оборвал меня Аронс, — они предложили мне, что сбросят комиссионные до пятнадцати процентов.

— И ты все равно отказался?

Официант принес вино. Бенни дотронулся до бутылки, но наливать вино в стакан не стал.

— Искусство там и не ночевало, — сказал он. Насколько я могла понять, он говорил чистую правду. Что он писал-рисовал? Маленькие вещицы, так, чтобы оживить чей-нибудь интерьер. Одна из его картинок висела у меня в комнате.

— Лучше работать приходящей няней? — спросила я.

— О, приходящей няней! — воскликнул он. — Конечно, много свободного времени, я могу читать. Кроме того, я умею ладить с детьми.

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая