Темная сторона луны - Карр Джон Диксон - Страница 16
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая
– Да, молодая женщина, когда я испытываю такие сильные чувства. У меня простая, примитивная натура. Я не могу не взвыть, получив пинок, и не чертыхаться, когда я зол. А в эти дни вполне достаточно всего, что может привести нас в бешенство.
Алан спустился по четырем ступенькам в библиотеку. Над камином в этой впечатляющей комнате висел портрет в полный рост, написанный маслом, на которым была изображена грациозная, светловолосая, голубоглазая женщина в вечернем платье по моде тридцатых годов. Алан едва взглянул на него. Он смотрел на Камиллу, которая привстала со скамейки за роялем, а потом снова села. Ее сходство с ангелом Боттичелли, розовым и белым, не могло скрыть даже выражение ее лица, еще более надменное, чем у Боба Крэндалла.
– Упомянул ли я словечко «большой»? – потребовал мистер Крэндалл. – Это все, что мы сегодня слышим. Большие синдикаты! Большое правительство! Большие налоги! Большой брат! – Он взвизгнул: – С этим чертовым правительством и его чертовым индустриальным курсом человек…
– Вы имеете в виду «чертов человек», не так ли? – нежно осведомилась Камилла.
– Что-то подсказывает мне, – сбавил звук мистер Крэндалл, – что у нас тут присутствует сладенькая болтушка со страстью к ехидным шуточкам. Хорошо. Скажем «чертов человек», он будет достоин этого прилагательного, когда наши левые покончат с ним. Раньше или позже ему потребуется разрешение от какого-нибудь бюрократа, чтобы сменить работу или спать с собственной женой.
– Вы женаты, мистер Крэндалл?
– Нет, слава богу. Я говорил…
– Мы знаем, что вы говорили, – заверила его Камилла. – И конечно, Алан согласен с вами. Он тоже хотел бы вернуться в восемнадцатый век. Когда Алан оказывается в ситуации, которая ему не нравится, он никогда не пытается рассуждать разумно или хотя бы разобраться в ней. Он просто теряет терпение и начинает чертыхаться.
Алан был в неподходящем настроении.
– В таком случае – как я должен отнестись к ситуации, Камилла? Тебе больше понравилось бы, если бы я разрешил ее математически?
– Не смей говорить ни слова против математики! – выдохнула она. – В высшей математике, для тех, кто способен понять, есть самые романтические и полные воображения понятия, о которых можно только мечтать! Математика дала нам век космоса…
– Ура!
– …и другие вещи, над которыми реакционеры язвят, поскольку ненавидят прогресс! В высшей математике… не то чтобы я сама продвинулась настолько далеко…
– Ну, я никогда к ней и не приближался даже на расстояние крика. Для меня математика означает деятельность этих вредных лунатиков А, В и С. В мое время они всегда отправляли поезда на высокой скорости из удаленных друг от друга точек, чтобы посмотреть, не столкнутся ли они где-нибудь посредине. Что, как сказал один человек, чертовски неудачный способ пользоваться железными дорогами.
– Разве там так говорится? – вспыхнула Камилла.
– Что говорится?
– Разве в задачках говорится, что два поезда находятся на одних и тех же рельсах? Нет, не говорится: ты знаешь это, но ты даже подумать не хочешь! Все, что требуется учебнику, – узнать, где поезда проедут мимо друг друга!
– А зачем это требуется чертову учебнику? Чтобы один инженер мог помахать ручкой другому или угостить его ягодой малиной, когда он будет проезжать мимо? Зачем?
– «Зачем, зачем, зачем?» Ты как маленький ребенок в детском саду! Все, что ты можешь, – задавать вопрос «почему»!
– Ну кто-то же должен спросить! Знаешь, Камилла, это напоминает юридическое решение, принятое однажды в Арканзасе по поводу спорного права дороги. «Когда два поезда приближаются к этому перекрестку, оба должны остановиться, и ни один не может продолжать следование, пока не проедет другой».
Это почти так же разумно, как большинство решений, которые издаются сейчас Верховным судом Соединенных Штатов. Но мы не закончили с твоими неутомимыми друзьями А В и С. Если эти придурки не устраивают крушения поездов и не вычисляют возраст своих детей, как будто не зная при этом, сколько лет соплякам, они занимаются другим. У двоих из них есть страсть выкачивать воду из цистерны, тогда как третий бедный тупица наливает в нее воду. Камилла, как много дней ты проводишь за этими занятиями?
Камилла вскочила на ноги:
– Я не желаю больше этого слушать! Меня т-тошнит от твоих проклятых поездов и цистерн с водой! Я готова убить тебя, Алан Грэнтам! И я бы это сделала, если бы не…
– Что «если бы не»? Не смотрела на меня сверху вниз с презрением со своих олимпийских высот?
– Об этом ты догадываешься, не так ли?
– Хорошо! – неожиданно воскликнула Мэдж, вставая с софы. – Если ты в самом деле так чувствуешь, Камилла, презирай его сколько твоей душе угодно. Но может быть, мы поговорим о чем-нибудь менее спорном?
– Внутренний голос, – объявил Боб Крэндалл тоном оракула, – внутренний голос говорит мне, что почти любая тема для этой парочки, скорее всего, окажется весьма спорной. Давайте вы выберете предмет.
Мэдж заколебалась. Она всегда казалась чуть отстраненной, затерянной в каком-то собственном мире. Ее бело-золотистая кожа ярко выступала на фоне серых стен и монументальных книжных полок с проволочными дверцами.
Камин находился на задней стене библиотеки, на западной стороне. Справа от него большая дверь вела в комнату, которую, должно быть, и описывала Камилла как оружейную. Хотя дверь была открыта, Алану мало что было видно через порог, шторы там были опущены.
Мэдж сделала жест в направлении оружейной, перед тем как отвернуться.
– Алан, что говорил доктор Фелл?
– Пока что очень немного. Он убеждал твоего отца кое-что ему рассказать. Между прочим, забегал доктор Шелдон…
– Да, мы видели его!
– …и попросил меня передать его извинения. Он что-то хотел сказать твоему старику, но потом передумал!
– Я знаю, что он хотел! – сказала Мэдж. – Бедный Марк! Он так старается все делать правильно! Не обращайте внимания на Марка. – Она сделала еще один жест в направлении оружейной. Потом ее карие глаза пробежали вокруг по всей группы, прежде чем остановились на Бобе Крэндалле. – Помните ту ужасную суматоху в прошлую пятницу ночью?
– Нам вряд ли удастся это забыть, юная леди.
– Они ведь не только забрали мое прелестное пугало, которое я называла мистером Кристофером. Но там – за французским окном, во всяком случае, Камилла сказала, она там видела кого-то в половине четвертого утра. Камилла, дорогая, мне ужасно жаль! Я не поверила тебе тогда, я тоже думала, что тебе это приснилось; с моей стороны это было не очень мило.
– Ты не поверила ей тогда. Но ты веришь ей сейчас – ты это хочешь сказать? Почему же ты сейчас ей веришь?
– Ну, потому, – ответила Мэдж, – потому что прошлой ночью я тоже кое-что видела.
Глава 6
– Если вы хотите, чтобы я этим занимался, – объявил экс-редактор, – что ж, вполне разумно. Но не говорите, что я вас не предупреждал! Хороший репортер должен задавать те же вопросы, что и полицейский. Кто? Что? Как? Когда? Где? Почему? Понимаете вы это, молодая женщина?
– О, я понимаю!
– Вы видели кого-то у того окна?
– Боже сохрани, нет! Как я могла? Моя комната выходит на фасад, практически над парадной дверью. Во всяком случае, если бы я увидела что-то у дома или поблизости от него, Думаю, со мной случился бы припадок. Возможно, это вообще не имеет к нам никакого отношения. Но я все равно не могла не гадать…
– Предположим, вы начнете с самого начала. Что вы видели? Когда и где вы это видели?
– Мы вчера довольно поздно отправились спать, вы помните. В присутствии… в присутствии папочки, который сдерживал нас, никаких разговоров о призраках или чем-то, действующем на нервы, не было. Но вы рассказали историю о молодой девушке из Джерси-Сити…
– Очередной шуточный стишок? – требовательно спросила Камилла.
– Нет, дорогая, нет! Ты помнишь? Девушка из Джерси-Сити! До того как ее посадили в тюрьму, у нее было тридцать четыре мужа за три года, или практически по одному в месяц. Мистер Крэндалл как раз начал рассуждать о методах, которые она использовала…
- Предыдущая
- 16/64
- Следующая
