Камкурт. Хроники Тай-Шин - Коробейщиков Андрей - Страница 12
- Предыдущая
- 12/98
- Следующая
— Умереть — это не значит успокоиться… — На лице беспристрастного Харона пляшут отсветы от костра, — Смерть и то, что ты о ней думаешь — не одно и то же…
Мальцев не удивляется. То, что собеседник читает его мысли, объяснялось очень просто — этот загадочный человек сам был порождением этих мыслей. Получалось что Мальцев, по сути, разговаривал сам с собой. Непонятно было только, почему умирающее подсознание выбрало в качестве визуального образа лысого, совершенно незнакомого Владу, человека. Однако бесполезно было пытаться анализировать непредсказуемые и загадочные механизмы психики, тем более, психики находящейся на грани срыва.
— А ты откуда знаешь?
Харон молчит. Будто разглядывает причудливые узоры на тлеющих углях в самом чреве костра.
— Что Харон, страшно умирать? — Мальцеву захотелось сбить эту спесь всезнайства и невозмутимости с порождения своей фантазии. В конце концов, они умрут вместе, и нечего сидеть тут и разглагольствовать о том, что только еще должно произойти. Хотя, возможно, подсознание таким образом просто готовило само себя перед последним прыжком в неведомое.
— Страшно… — ровным голосом проговорил призрак и посмотрел, обернувшись, сначала на реку, а затем на Мальцева, больше не добавив ни слова.
В этот момент проснулась Ирина. Приподняла голову, посмотрела прищуренными глазами на странную парочку у костра, и, фактически не просыпаясь, опять заснула, откинувшись на импровизированный лежак из мальцевской куртки.
— Ты доверяешь ей? — ровный и безжизненный голос Харона еле слышен на фоне шума реки и треска костра.
Мальцев кивает.
— Да. Я ее очень люблю.
— Я спросил про доверие, а не про любовь.
Мальцев удивленно разглядывает порожденную им же иллюзию. Это уже что-то новенькое. Подсознание вызывает его на диспут о любви и доверии?
— А это разве не одно и то же?
Харон отрицательно мотает своей лысой головой.
— Нет. Это не одно и то же.
— Почему?
— Она тоже любит тебя. Но она тебе не верит.
Мальцев фыркает и разводит руками.
— У нее нет оснований мне не верить.
Глаза собеседника не отсвечивают отблесков костра. Они, словно губка, впитывающая влагу, втягивают в себя все вокруг, как будто человек ими обладающий никак не может насладиться этим миром.
— А у тебя?
— Ты хочешь знать, есть ли у меня основания верить себе?
Собеседник кивает.
Мальцев думает некоторое время, рассеянно наблюдая за дикой пляской огненных язычков в костре.
— Ты знаешь, а ведь ты прав. Я сам себе не верю. Вру сам себе. И ей не верю. Я знаю, что она мне изменяла несколько раз, там, в городе. Знаю с кем. Но я всегда боялся даже думать об этом. Боялся потерять ее. А она наверняка знает, что я изменял ей. Вот бредятина. Исповедоваться о своих сексуальных и моральных проблемах своему же глюку.
Харон закрывает глаза, словно прислушиваясь к чему-то, затем медленно открывает их.
— Она хочет убить тебя.
Мальцев нахмурился.
— Ты что несешь, придурок?
Харон, казалось, даже не обиделся.
— Она думает об этом, когда ты спишь.
Мальцев почувствовал, как колючий холод прошел по спине царапающей волной. Он вспомнил, как проснулся вчера днем и увидел, что жена сидит в метре от него. В руках она держала его охотничий нож. Он молча кивнул ей тогда, как бы спрашивая, в чем дело. Но она лишь грустно покачала головой, показывая, что все нормально. Теперь, в свете комментариев своего экстравагантного подсознания, этот эпизод представал совершенно в новом свете.
— Но зачем?
Харон моргнул.
— Это неважно.
— А что важно?
— Важно, что она хочет убить тебя.
Мальцев ощутил, как тело охватывает какое-то оцепенение. Возможно, его сознание просто не могло допустить такой мысли, а подсознание, накопившее гораздо больше исходной информации, вынесло столь шокирующий вердикт и озвучило его ровным голосом лысого приведения по прозвищу Харон. А что, ведь Ирина тоже человек. Причем ее психика могла оказаться гораздо более уязвимой, чем у супруга. И может быть, у нее уже давно тоже произошел какой-нибудь сбой, вызванный столь сильными потрясениями. И если у Мальцева сумасшествие проявлялось в виде болтливого ночного собеседника, то у жены оно вполне могло проявиться в виде столь странного, с точки зрения здравого смысла, желания.
— Ты уверен?
— Да.
— И что мне теперь делать? Не спать? Поговорить с ней?
Харон пожимает плечами.
— Это бесполезно. Не спать ты не сможешь. Поговорить с ней тоже — она тебе не доверяет.
— Но почему? Мы столько пережили с ней! — в голосе Владислава уже нет насмешливых ноток. Подсознание озвучило слишком серьезную тему, чтобы пренебрегать ей только потому, что в качестве своего глашатая оно использовало образ незнакомого лысого мужика. — Я стал любить ее еще больше. Я только сейчас понял, как она нужна мне. И как я был часто не справедлив к ней там, в том мире…
Харон смотрит на него.
— Ты понял. Любовь и доверие — не одно и то же. В такие моменты обостряется и то и другое. Люди переполнены обидами и страхами, потом появляется ложь. Они убивают быстрее всего остального.
— Постой. Так она что, мстит мне?
— Нет. Она чувствует. Она готовится.
— К чему?
— Она не хочет, чтобы ты оставался здесь один. И сама не хочет оставаться одна. Она любит тебя, но она растеряна. Она уже приняла решение. Она хочет все прекратить. Она хочет, чтобы ты увидел…
Возникла долгая пауза. Мальцев пытался осмыслить услышанное, но шум реки мешал сосредоточиться.
— И что же нам теперь делать? — беспомощно повторяет свой вопрос Мальцев, с тревогой посматривая на медленно светлеющее небо, опасаясь не успеть получить ответ на этот вопрос.
Харон кивает, словно опять прочитав его мысли, и встает.
— Не вам. Тебе. Она уже приняла решение.
— Что делать мне?
Равнодушный Харон стоял и смотрел на него, будто ему было все равно, что произойдет с этими двумя перепуганными, усталыми и обреченными людьми. Затем он развернулся и, как всегда, направился к речной заводи. На полпути он остановился и, обернувшись на растерянного Мальцева, тихо произнес:
— Беги.
Шум реки пытается заглушить эти страшные слова. Тонкие губы беспечного призрака двигаются чуть заметно в утренних сумерках:
— Или убей ее первым.
Следующий день превратился для Мальцева в кошмар, превосходящий по своему трагизму все остальные, произошедшие за все время этой злополучной поездки в горы. Он пытался увидеть в Ирине признаки безумия, но она вела себя как обычно. Погладила его рукой по голове и ласково кивнула на лежачее место у костра.
— Спи милый, я буду рядом…
Учитывая события минувшей ночи, фраза прозвучала зловеще. «Она не верит тебе». Проклятый Харон!
— Ириша…
— Что, любимый?
— Ты мне веришь?
В ее пронзительно голубых глазах непонимание, удивление и… еще что-то.
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— Да так, — Мальцев чувствует, как закрываются под действием непреодолимой силы усталые веки. Сейчас нельзя спать. Нельзя. Любой ценой нужно удержаться от того, чтобы не провалиться в глубокий сон. Хотя, сейчас, при свете солнца, разговор со своим странным ночным видением казался каким-то горячечным бредом. И тот случай с ножом. Ирина могла взять его просто так, чувствуя себя увереннее с оружием. Ей ведь тоже приходилось оставаться на берегу в одиночестве… Уже сквозь дымку накатывающей дремы, Владиславу пришла в голову мысль что возможно Ирина тоже остается в это время не одна. И возможно даже, что ее собеседником является тот самый лысый призрак, обитающий в этой безлюдной местности.
Он проснулся от предчувствия. Жена склонилась прямо над ним, зажимая обеими руками рукоять ножа, готовясь нанести им удар в грудь. Увидев, что он проснулся, и теперь с изумлением смотрит на нее, Ирина размахнулась, но он успел перехватить ее руки, вырвав из них нож. Так значит все это правда!
- Предыдущая
- 12/98
- Следующая
