Белая карта - Алексеев Валерий Алексеевич - Страница 1

• 1/4
• Следующая

„Сударыня,

Ваша доброта общеизвестна.

Вы замечены и предложены участвовать в долгосрочном эксперименте, цель которого пусть Вас не беспокоит: она благородна.

Данная карта – белая, то есть высшая. Существуют иных цветов, с ограниченными возможностями. Ваши – неограниченны, в этом суть и вершина эксперимента.

Обладая белой картой (БК), Вы вольны совершенно в радиусе десяти километров, принимая как центр местоположение Вашей БК.

Просим извинения за неудобство: кривизна земной поверхности не позволяет нам расширить Ваш круг.

Пояснение: при перемещениях надлежит иметь БК с собой, в противном случае мы Вас теряем из виду.

Другое пояснение: передаче в чужие руки БК не подлежит, поскольку свойства теряет и неблагоприятное воздействие оказывает на ход эксперимента в целом.

Вопрос к Вам: согласны ли вы споспешествовать? Если да, зажмите карту между ладонями, на ней проступит дальнейший текст.

Пояснение: позиция с БК между ладонями является исходной. Руки перед этим убедительно просим быть вымыты чисто, но без мыла, предпочтительно холодной водой.

С нетерпением – доброжелательные Наблюдатели“.

– Идиоты, – равнодушно сказала Лелька и, накинув домашний халат, пошла на кухню ставить чайник.

Лелька уже привыкла к тому, что в этом городишке она находится в центре внимания. Рабочие пивзавода бросали ей вслед юмористические замечания, постовые милиционеры по-отечески отчитывали ее за клетчатые брюки, великовозрастные ученички из девятого класса всячески домогались ее расположения, а пожилые домохозяйки буквально съедали Лельку глазами, прямо хоть в магазин не ходи. Местная же интеллигенция в лице сотрудников районной газеты и школьных учителей окружила Лельку такой трогательной заботой, что временами ей становилось невмоготу.

Лелька приехала во Мшанск год назад, глубоко убежденная в том, что глухая провинция – это категория не экономическая и не социальная, а сугубо психологическая. Перестроить образ мышления целого городка, сделать Мшанск средоточием оживленной духовной жизни – эта задача, как Лельке казалось, была ей по плечу.

Городские власти благосклонно отнеслись к ее появлению и расположены были выслушивать ее соображения с большим сочувствием, а для того, чтобы общественность Мшанска не потеряла к Лельке интерес, к ней был приставлен даже специальный корреспондент „Мшанской Зари“ Слава Лемехов, который, к сожалению, слишком быстро потерял от Лельки голову и начал грубо, местнически ее ревновать.

Преподавала Лелька зарубежную географию в девятом классе вечерней школы, и это, в общем-то, давало ей возможность проводить предварительную работу по расширению местного кругозора.

Но покамест общественность относилась к Лельке с нездоровым сочувствием, что, естественно, сильно ее огорчало.

Само собой разумеется, и праздных писем она получала достаточно, поэтому содержание „белой карты“ ее нисколько не удивило: бывали розыгрыши и поглупей.

На кухне тучная хозяйка ее, тетя Тоня, ловила голыми руками гигантскую донную щуку. Щука эта, полутораметровая, украшенная оранжевыми плавниками, была приобретена хозяйкой у рыбаков пригородного озерного колхоза на предмет фаршировки ее к празднику – но никак не хотела примириться со своей участью.

Возможно, она (щука, а не хозяйка) не раз уже бывала в подобных переделках, поскольку вела себя расчетливо и умно. Забившись под плиту, она с холодным вниманием наблюдала за тем, как тетя Тоня, растопырив руки, подбирается к ней со стороны хвоста, – и по-собачьи щелкала зубами.

– Я вот тебя! – вскрикивала тетя Тоня, проворно пряча за спину руки. – Вылазь, бесстыжая, кому тебе говорят! Ишь вылупила бельмищи!

Но щука, как принято говорить, и ухом не вела.

Шансы на спасение у нее были мизерные, поскольку до ближайшего водоема отсюда было полтора километра.

И все же на что-то она рассчитывала.

– Помочь вам, тетя Тоня? – вежливо спросила Лелька.

– Не подходи к плите! – я сердцах сказала хозяйка. – Куда к плите пошла? Она те живо ногу оттяпает!

– Меня щуки не трогают, – беспечно ответила Лелька, однако близко подходить не рискнула. Она пододвинула табуретку, забралась на нее и уже оттуда, сверху, поставила свой чайник на конфорку. Пошарила в карманах халатика – спичек не оказалось.

– Держи! – сказала тетя Тоня и издали кинула ей коробок.

Но не докинула, и спички упали на пол, буквально сантиметрах в пяти от плоского щучьего рыла.

Ап! – щука лязгнула зубами, и коробка как не бывало.

– Ну ты подумай! – Тетя Тоня чуть не заплакала. – Да чтоб ты сдохла, проклятая! На цепи тебя, что ли, держать?

– А вы ее веничком, тетя Тоня! – посоветовала Лелька и, подсунув под кастрюлю „белую карту“, попыталась таким способом добыть огня.

Но карта упорно не желала загораться. Подержав ее в пламени, Лелька удивилась, вытащила ее, осмотрела.

Старый текст, написанный красным фломастером, совершенно исчез. А вместо него появился новый, зеленый, всего в три строки: „Сударыня, прибор деликатный и требует бережного обращения. Необходимо уважать чужой труд“.

– Вот химики, – сказала Лелька, несколько озадачившись.

Сперва она думала, что это шуточки Лемехова: он единственный во всем городе обладал набором разноцветных фломастеров, которые носил в нагрудном кармане, и к тому же был склонен к тяжеловесному юмору.

Но теперь сомнений не оставалось: „белую карту“ прислал ненавистный ученик Куропаткин. Куропаткин работал в лаборатории пивзавода и имел доступ к всевозможным реактивам, с помощью которых смывал в журнале отметки, превращал мел в штукатурку, распространял по классу тревожные запахи и вообще всячески Лельке досаждал. Цель, которую Куропаткин преследовал, была Лельке не ясна, и это ее раздражало.

– Цыпа, пыпа, цыпа! – Тетя Тоня выманивала веником щуку, в простоте душевной надеясь, что щука ухватится за прутья зубами и тем самым позволит себя вытащить на открытое место. Но щука только мотала башкой и с остервенением терзала веник, разжимая челюсти всякий раз, когда тетя Тоня принималась тянуть.

Лелька спрыгнула с табуретки и, забыв про чайник, побрела к себе в комнату.

Если уж говорить откровенно, то Куропаткин мог бы использовать „белую карту“ более целенаправленно. Вытравить на ней химикатами признание в страстной любви, пригласить на свидание в скверик у райсовета…

На свидание Лелька, разумеется, не пошла бы: связывать свою репутацию с именем этого кучерявого оболтуса было несерьезно. Но по крайней мере оправдались бы тайные Лелькины подозрения о причинах бессмысленной куропаткинской неприязни.

Одна мысль о такой возможности заставляла ее сердце сладко сжиматься: каждой женщине хочется быть мучительно и сложно любимой – и притом сохранять за собой право на душевный покой.

Была тут и другая, чисто практическая сторона: влюбленный Куропаткин, дай ему только знак надежды, в два счета распугал бы всех прочих мшанских поклонников, и Лелька получила бы возможность ходить по вечерам в кинотеатр без риска стать причиной массовой драки, поскольку охотников бить Куропаткина в городе не имелось.

А знак надежды – отчего же не дать? Бесстыдник Куропаткин был достаточно миловиден, он чем-то напоминал Даниэля Олбржихского, и никакого насилия над собой Лельке совершать не пришлось бы…

Но, к сожалению, Куропаткин загадочно и цинично молчал. То есть он говорил, и говорил даже больше, чем требовалось, но все не те слова, которые были Лельке нужны.

Вернувшись к себе, Лелька сбросила тапки, легла на кровать и принялась внимательно рассматривать „белую карту“.

Размером эта карта была примерно с ладонь, а формой напоминала аэрофлотовский календарик, с той только разницей, что обе ее стороны были абсолютно белы. Зеленая надпись с нее исчезла, и это Лельке не понравилось.

• 1/4
• Следующая