Проза жизни [Обыкновенная жизнь] (Жизнь как жизнь) (Другой перевод) - Хмелевская Иоанна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/55
• Следующая

— Так плати сам, — сказала Тереска, несколько ошарашенная его взрослостью и масштабностью его проблем.

— Вот ещё! — возмутился Богусь. — А предки на что?

— Не знаю. Нельзя же от родителей столько требовать…

— Чем больше требуешь, тем больше получаешь. Они обязаны обеспечить пристойную жизнь своему единственному сыночку. Это их долг, и пускай они об этом не забывают. Трудность в том, что отец уже платит взносы за мою кооперативную квартиру, как бы не заартачился и не отказался оплачивать две квартиры.

— Может и заартачиться. Придётся тебе подождать кооперативной.

— Пять лет? И речи не может быть! Мне нужна свобода!

Тереске представилась туманная, но заманчивая картина: маленькая очаровательная квартирка, Богусь в роли хозяина, она наносит ему визиты… Сердце её учащённо забилось в предвкушении счастья, но с Богусем она своими робкими мечтами делиться не стала. Богусю было не до неё, он просто-напросто размышлял вслух о своём житьё, в котором её присутствие не предполагалось. Самое время чем-нибудь блеснуть, произвести на него впечатление! Ничего интересного не приходило в голову, переполнявшее её счастье обращалось в нервную дрожь. Тереска изо всех сил старалась не стучать зубами.

— Тебе не холодно? — заботливо спросил Богусь. Почуяв в ней благодарного слушателя, он пришёл к выводу, что Тереска гораздо симпатичнее и умнее, чем ему казалось.

— Нет, — нервно ответила Тереска. — То есть да. Немножко.

Покровительственным жестом он снял пиджак и накинул ей на плечи. Тереска не протестовала. Этот жест, эта заботливость… мужская защита. Случись такое в тропическую жару, тоже бы протестовать не стала. Она была на верху блаженства. Выйдя из автобуса, они молча направились к её дому, погруженные в свои мысли.

— Сердце — даже неплохо, — вдруг изрекла Тереска, — мозг — тоже пускай, но лёгкие и желудок выглядят отвратительно, а против двенадцатиперстной кишки я категорически возражаю.

Богусь резко остановился.

— Что с тобой? — спросил он изумлённо. — Ты что-то сказала?

Его голос вырвал Тереску из размышлений. В течение последних трех минут мысль её проделала увлекательнейшую дорогу. Оказавшись в темноте и в пустынном месте, она вспомнила про бандитов, которым предоставлялась прекрасная возможность на неё напасть. И Богусь рядом. Да, он бросится на её защиту, это, ясное дело, сближает. А вот если бы она возвращалась домой одна, бандиты запросто могли бы её убить. Тут Тереска вспомнила, что Богусь поступает в медицинский, и мысленным взором увидела свой труп на столе в прозекторской, увидела скальпель в его руке, и мысль, что именно он окаменеет от отчаяния над её переставшим биться сердцем, доставила ей мазохистскую отраду. Да, пускай он каменеет над сердцем, но над остальным… бр…

Ошарашенный Богусь смотрел на неё недоумевающе.

— Мысли вслух, — смущённо пояснила она, — мне представилось, что ты производишь вскрытие моего трупа. Тех бандитов милиция все ещё не поймала, и может, они меня все-таки уберут.

— У тебя слишком игривое воображение, — заметил он, снова трогаясь в путь. — А бандитам лучше бы не спешить с твоим убийством, к вскрытиям меня допустят не скоро. Ты протухнешь. Пускай годика два потерпят.

— Меня можно держать в формалине, — пробурчала Тереска. — А ты с дзюдо знаком?

— Я не знаю, сколько времени можно держать труп в формалине… Ты, кажется, опасаешься нападения?

В тоне Богуся явственно ощущалась нотка тревоги, но Тереска не обратила на это внимания. Она не отрывала внутреннего взора от трех бандитов в масках и с ножами в зубах. Если они кинутся на неё, Богусь встанет на её защиту, а потом донесёт на руках её бесчувственное тело до калитки… Бандитов трое, Богусь один, и без ножа, во всяком случае, в зубах его не держит. Нет, тут без дзюдо не обойтись… Она вовремя спохватилась и прикусила язык, чтобы не высказать вслух своих надежд.

— Всякое бывает, — ответила она, вздохнув. — Жаль, что ты не носишь шпаги на боку. Но ты, кажется, говорил, что занимаешься дзюдо или чем-то в этом роде…

— Ага, и поэтому ты выбрала меня для похода в кино? — насмешливо прервал её Богусь. — В качестве охраны?

— Не каждого хочется видеть в роли своего защитника, — с достоинством ответила Тереска, и польщённый Богусь подумал, что в ней все-таки есть изюминка… В схватку с бандитами он не рвался, но сумел оценить тонкость комплимента. Только потому он, не задумываясь, принял приглашение Терески на именины.

— Я, правда, не знаю, где окажусь пятнадцатого ноября, но если буду в Варшаве, обязательно приду.

— Приходи обязательно, может, ещё застанешь меня в живых, — меланхолическим тоном произнесла Тереска, останавливаясь перед калиткой. — И не обязательно ждать именин, заскакивай ко мне почаще.

— К сожалению, я уезжаю. Сперва в Краков, потом во Вроцлав. Сам не знаю, когда попаду в Варшаву.

— Может, зайдёшь на минутку?

Заходить Богусю не хотелось. Ему хотелось помечтать о девушке из «Орбиса», воображение уже перенесло его к ней. Пробормотав что-то о приготовлениях к отъезду, он кинул прощальный взгляд на освещённую входной лампочкой Тереску, и она показалась ему красивее, чем обычно — зеленые глаза таинственно поблёскивали в полутьме. Богусь даже подумал, что все же не стоит выкидывать из памяти их летние романтические свидания, она, конечно, соплячка, но простушкой её не назовёшь. Со словами «До свидания, милая» он обнял девушку и легонько поцеловал. Тереска потрясённо замерла. В голове промелькнула мысль, что их могут увидеть из окон дома, а потом все мысли исчезли. И осталось только ощущение счастья.

«Наверное, у меня сейчас идиотское выражение лица. Все догадаются…» — с тревогой подумала она, и состроила несколько гримас, контрастирующих с состоянием её духа. Грозно нахмуренные брови, дикий взгляд исподлобья и злобный оскал так перепугали её родителей, сидевших в семейном кругу за столом, что они принялись донимать дочку заботливыми расспросами. Тереске пришлось долго клясться, что никто на неё не нападал и она никого пальцем не тронула, что её не выбросили из зала посреди сеанса и фильм ей очень понравился, что она не ела и не пила никакой отравы, что никого она не собирается пугать, а выражение лица… мало ли какие появляются на лице выражения, она тут ни при чем.

И только после ужина, когда она уже поднималась к себе наверх, пани Марта вспомнила одну немаловажную вещь.

— Погоди, я чуть не забыла. Милиция опять про тебя спрашивала. У них какое-то срочное дело. Тереска остановилась на середине лестницы.

— И что?

— Ничего. Расстроились, что тебя нет и, кажется, поехали к Шпульке.

Тереска кивнула головой и двинулась дальше, вяло подумав, что завтра Шпулька ей все расскажет.

За несколько часов до описанного разговора Шпулька раздумывала над тем, как бы получше отметить этот замечательный и долгожданный день. День избавления — кошмарная история с саженцами подошла к концу. Не нужно больше волочить за собой проклятый стол на колёсиках, не нужно больше в потёмках шарахаться от психа к психу, чтобы убеждать, упрашивать и умолять. Покой. Наконец-то наступил покой, и она никому не позволит отобрать его. Надо совершить нечто такое, неважно что, чтобы охватившее её чувство покоя окрепло, надо, наконец, расслабиться и отдохнуть.

Цветы. Лучше всего заняться пересадкой цветов. Особую слабость Шпулька питала к кактусам, их у неё была целая коллекция, которую она в последнее время совсем забросила. Пора привести кактусы в порядок, тем более, что они требуют особого подхода. Одни ничего не имеют против соседей, несколько видов могут собраться в одном горшке, образуя диковинные сплетения, другие предпочитают одиночество. Кактусы, с весны оставленные без надзора, принялись расти как попало, пора было призвать их к порядку.

Приняв это решение, Шпулька принесла давно заготовленную землю и высыпала её на газету, расстеленную посреди комнаты. На другую газету рядом она стала высыпать отслужившую своё землю, затем принесла новые горшки, чтобы рассадить кактусы, и расставила вокруг себя всех своих питомцев. Комната стала походить на оранжерею в стадии ремонта.

• Предыдущая
• 25/55
• Следующая