Бега [Скачки] - Хмелевская Иоанна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/60
- Следующая
— Ну да, так оно получается, и мне это совсем не нравится. Теперь-то я вам всю правду скажу до конца. Я был по службе на одном таком банкетике на рабочем месте. Малиновский организовывал для заграничного посредника, и там говорилось про.., как бы это лучше сказать.., обман партнёра. Что тёмных лошадок показали.., что-то в этом роде.
— Малиновский?! — изумилась Мария.
— Какое там Малиновский! Он в этом участия не принимал и ничего не слышал. А посредник по-польски только и мог сказать, что «пошалюста» и «пошель на хрэнь». Не знаю, почему его именно этому научили. А когда поднимал бокал, говорил «фаше здароф», дальше у него не получалось. А не понимал вообще ни слова…
— Метя, кончай жалеть заграничного посредника, говори эту страшную правду, — призвала я его к порядку. — Речь шла об арабских скакунах?
— Да вовсе нет. Он интересовался разведением, вообще производителями. И многообещающими трехлетками, они ведь там берут бешеные деньги за покрытие кобылы.
— Мы и маток продаём, как идиоты, — заявила Мария прокурорским голосом. — Не знаю, кто это решает, но, должно быть, враг нашего коневодства.
— Да им деньги нужны.
— Ну так это политика мало сказать близорукая, она же просто ведёт назад! Если они не видят дальше собственного носа, то у них нос просто вдавленный! Отрубленный!
— Не кажется ли вам, что вы слегка оторвались от темы? — неуверенно вставила Гонората.
— Гадюку я пригрел на своей груди! — душераздирающе простонал Метя. — Никуда мы не отошли, это и есть тема. Ну да, самых лучших маток, самых лучших производителей нужно оставлять себе, а если уж какой-нибудь кретин захочет их продать, надо сделать так, чтобы он не смог. Понимаете, что я говорю?
— Понимаем, — безжалостно сказала я, потому что Метя явно не хотел говорить дальше. — Надо сделать какой-нибудь трюк, лучших Лошадей спрягать, показать тех, что похуже, иностранный покупатель купит похуже, а лучших вообще не увидит, и вредный кретин не сможет продать самых-самых. Зато получит больше бабок за тех, что поплоше, и его, может быть, это утешит.
— Ты просто за меня эти золотые слова сказала! — запальчиво выкрикнул Метя. — За твоё здоровье! Чествовать её!
Я позволила за себя выпить, лично приняла в этом участие, но от Мети не отцепилась.
— Валяй, Метя, дальше. Где-то тут зарыт Василь.
— Он там был, — сказал Метя через пару минут молчания, уставившись на цветущий кактус Гонораты. Мы подождали ещё минутку.
— Василь был там, на том приёме? — уточнила Мария.
— Да. Головой ручаюсь. Так получалось из разговора. Это можно устроить без проблем, такой показ коней похуже и укрывание лучших. И вообще это пустяк, тьфу и растереть.
— То есть из всего этого следует, что Василь — личность положительная? — проговорила я с большим сомнением.
— Да, — подтвердил Метя. — А Дерчик — вещественное тому доказательство.
Ровно три секунды я думала, могут ли полбутылки вина дать такие последствия. Да пет, невозможно, я же начала с паштета! Буря в мыслях — следствие сложностей жизни, а не избытка алкоголя.
— Метя, подожди, — попросила я кротко. — Ты слышал трёп. Я свято верю, что ты его абсолютно правильно понял. Кто там что говорил, ты, наверное, знаешь. Я хочу сказать, ты отгадал, кто такой Василь, на основании тех слов, которые он высказал?
— Ты как-то уж очень мудрено выражаешься, но я гениальный и все понял, — ответил Метя. — Нет, не отгадал.
— Почему?
— Потому что я не мог сориентироваться, кто что говорит. Не исключено, что я смутно помнил, кто есть кто, и двоих-троих вообще забыл. Я склонен думать, что троих.
— Метя, ты что, был в сосиску пьян? — с упрёком спросила Гонората.
— Был. Но я очень прилично притворялся трезвым. И за то страдаю. За талант.
Пощупав голову с мученическим выражением лица, он откинулся назад и из-за оконной шторы вытащил очередную бутылку вина. Я пододвинула ему штопор.
— И ты столь талантливо симулировал трезвость ума, что все поверили, — сообразила я. — Теперь Василь уверен, что ты его расшифровал, поэтому велел тебя обезвредить. А ты и впрямь не знаешь, кто это?
— Я и впрямь не знаю, — заверил меня Метя. — Один из четверых. Но я никого из них не знаю и не знаю, как их зовут. Могу вам поклясться, я спрашивал Малиновского, он тоже понятия не имеет, кто эти типы, но в банкете принимали участие двадцать семь человек. Двое отпадают: Малиновский и заграничный посредник, они как раз трепались у окна, остаётся двадцать пять человек.
— Двадцать четыре. Ещё и ты отпадаешь. Если бы Василем был ты, ты бы про это знал.
— Двадцать четыре. Тоже неплохо. Между ними Василь, который считает, что я его знаю. Так что мне делать? Драпать в Аргентину?
— Он один из тех, кто ходит на бега, — подсказала Гонората.
— Да все, кто там был, ходят на бега.
— Ежи… — начала я. — То есть, пардон, Малиновский. Он же должен знать, кого приглашал на раут. Как ты думаешь, он сможет вспомнить? Ментов надо натравить дипломатично.
— Весьма дипломатично, потому что дело было в прошлом году. Не знаю, вспомнит ли он, но секретарша у него хорошая, может, она что-нибудь знает. Мы узнаем фамилии двадцати четырех типов, строго говоря, восемнадцать из тех двадцати четырех я знаю лично, ну и что мы с этого получим?
— Не мы, а менты. У них будет двадцать четыре штуки подозреваемых…
— И это их так обрадует?
— Это все-таки лучше, чем двадцать четыре тысячи. А в лицо ты бы их не узнал?
— Кого?
— Тех четверых, среди которых был Василь? Метя налил всем вина, подсунул Гонорате тарелку, получил кусок паштета и задумался.
— Нет, — сказал он. — Органы зрения у меня в тот момент работали хуже, чем органы слуха. Я вам признаюсь, что их временами было восемь, но я помнил, что их четверо, и развлекался тем, что пытался угадать, которые из восьми настоящие.
— Ну да, — с ужасом сказала я, — теперь-то я все понимаю. Он пристально на них таращился, и не исключено, что таращился прямо на Василя. А тот это заметил. И никакая сила его не убедит, что Метя его не знает. Не представляю, что и делать.
— У Мети бюллетень, — сказала Гонората. — Я его дома запру на ключ. Нельзя ли все это распутать, пока у него ещё бюллетень?
— Если у тебя есть шансы напустить на них полицию, так сделай это, — посоветовала мне Мария. — У всех хватит ума все им рассказать, а если этот чёртов Василь действительно существует и подстраивает бега, то он у меня в печёнках. Пусть поймают его и что-нибудь плохое ему сделают.
— Аминь, — торжественно произнёс Метя, поднимая бокал. — А сейчас бы посмотрел, что там в среду.
— Шанс у меня есть, полицию натравлю, — обещала я. — Я бы тоже посмотрела, что там в среду, и можете спокойно говорить, где Болек обещает прийти первым, я и так на это внимания не обращаю…
— В четвёртом заезде идут две лошади, и не знаю, зачем там записаны шесть, — объявил пан Злись сразу как пришёл.
— И что это за две такие лошади? — подозрительно спросила я.
— Двойка и шестёрка. Остальных все равно что нет.
— Шестёрка ещё ладно. Но насчёт двойки, так заведите себе зеркальце. Иначе вам трудно будет собственные уши увидеть.
— А вот сами убедитесь!
— Гарцовник, как же! Вы не видите, кто на нем сидит? Соецкий ещё ни разу не выиграл!
— Нет, выиграл, — поправил Юрек. — В прошлом году.
— Ну, может, раз. В этом сезоне он два раза был вторым.
— Но веса-то у него нет! Конь без веса, милостивые государи, тут другого нет, Гарцовник и Албанец или наоборот! — с задором убеждал пан Здись. — Сегодня квинту сделаю!
— С Гарцовником, да?
— Так точно, с Гарцовником!
— Домашней перегонки только самогон-сучок можно делать, и как следует очищенный, — говорил Вальдемар в кресле с другой стороны, — а все эти вина…
— Наливка, пан Владек, наливка, никакие не вина, — перебил его пан Собеслав, — ореховка на чистом спирте.
— Ореховка от желудка, а у меня насморк!
- Предыдущая
- 23/60
- Следующая