Конец сказки - Зуев Ярослав - Страница 31

• Предыдущая
• 31/89
• Следующая

– Я вам больше скажу, – продолжал Жорик. – Этот-то, – он показал на безмолвное тело Андрея, – и так почти того, вы, конечно, извините, вы все делаете, стараетесь. Но, как я понимаю, терять ему нечего. А вот мы с вами – вполне можем под раздачу попасть. Леонид Львович, он себе таких бойцов подбирает, безбашенных, что… если с цепи сорвутся, Док, то и Вацлав Збигневович – не поможет.

– Подбирал, – поправил доктор. – Подбирал. Если его там, в Пещерном городе, действительно завалило, то…

– То, тем хуже для нас, Док. Можете не сомневаться, – добавил Жора, правильно истолковав приподнятую доктором бровь, – если Леониду Львовичу труба, то и нам с вами, скорее всего, не позавидуешь.

– Отчего так? – спросил доктор, которого в свое время нанимал Бонифацкий, в качестве персонального лечащего врача, почти как на Западе, только за куда более скромные бабки. Впрочем, выплачиваемые Боником регулярно, в отличие от больницы скорой помощи, где до того трудился Док, после Приднестровья сидевший на бобах.

– Утром спиртное и закуски подвезли, – сказал Жора, в упор глядя на врача. Полный микроавтобус бухла. Ну, чтобы день рождения Леонида Львовича отметить, как полагается… теперь получается, поминки…

– Ну и? – отложив скальпель, врач пытливо посмотрел в глаза Жоре. Доставленные утром разносолы он имел возможность наблюдать лично, даже сам распорядился, чтобы их занесли на кухню, у Боника до этого просто-напросто не дошли руки. Утром ему хватило других проблем. Ящиков с водкой было, пожалуй, с десяток. Достаточно, чтобы напоить роту.

– Представляете, что начнется, если парни дорвутся до бухла? После такого дня? Да без Огнемета? Они, я вас уверяю, такую тризну по нему справят, никому мало не покажется. И нам с вами тоже вполне может достаться.

– Более того, – продолжал Жорик, предоставив доктору переваривать эту перспективу, о которой он, за выпавшими треволнениями, вообще не думал, – на втором этаже женщина сидит, взаперти, которую Вацлав Збигневович и Леонид Львович из Ялты привезли. Так вот, пока о ней забыли, Док, но, если кто вспомнит…

Док слегка качнул головой. Тут он был целиком согласен с бывшим егерем. Водка и пережитый страх вполне могли перемешаться в желудках боевиков Витрякова такой гремучей смесью, что о том, что может выпасть на долю несчастной женщины, ему и думать не хотелось.

– А как до бухла доберутся, тут уж держись. Тут, Док, и Вацлав Збигневович не поможет, – повторил свое мрачное пророчество Жорик. – Они, – он кивнул в сторону коридора, от которого теперь их отделяла изувеченная бандитами и кое-как поставленная на место дверь, – и раньше-то Вацлава Збигневовича слушали постольку-поскольку…

– Ну, может, Леонид Львович жив? – предположил Док, которому раньше просто не приходило на ум смотреть на взаимоотношения внутри гангстерского сообщества под таким углом зрения.

– Вот и я о чем, – поддакнул Жорик. – Все может быть. Огнемет, как я слышал, и не из таких переплетов невредимым выбирался. У него, говорят, как у кошки, девять жизней. Он в стольких передрягах побывал, и хоть бы что…

– Ну, полагаю, некоторые из своих жизней Леонид Львович уже истратил? – осведомился Док холодно и потянулся за ножницами, чтобы разрезать бинт.

– Это точно, – согласился Жорик. – Вот его недавно в Киеве, вроде, дважды чуть не грохнули. Сначала джип расстреляли, в котором он ехал, из автоматов, потом он в аварию попал. Помидора замочили, и Кинг-Конга с ним, а Огнемету – хоть бы хны. И тут, дома, опять, та же картина. Вчера в кемпинге кто-то Филе все кишки выпустил, а заодно и Бутерброда уделали, а у Леонида Львовича – ни царапины.

– М-да, – протянул врач, опуская на кушетку искалеченную руку Андрея, на которую он наложил свежую бинтовую повязку.

– Витряков, я слышал, заговоренный, – добавил Жорик вполголоса. – Мол, его вообще замочить нельзя.

– Посмотрим, как будет на этот раз, – сказал Док. – Бутылку перекиси мне подай, будь добр. – Вернется Вацлав Збигневович, узнаем подробности…

– К его возвращению может быть поздно…

– Что ты предлагаешь? – нервно спросил доктор. – Что мы сделать-то можем?

– Надо бы хоть водку куда-то перевезти.

– Куда? И как ты это себе представляешь, если ее десяток ящиков?

– Не знаю, Док. Только чует моя задница, что если эти гвардейцы до тех ящиков доберутся…

«Какие, такие ящики? Какая водка в метро», – удивился Андрей, уловив эту фразу краем уха, на грани слышимости, как радиолюбитель начала века – позывные-фантомы с «Титаника». Он медленно уплывал в темный тоннель, наводивший на мысли о метрополитене. Именно уплывал, как воздушный шарик, по воздуху. Его сильно мутило, вероятно, вследствие невесомости, вроде той, что здорово напугала коротышек на страницах книги Носова,[52] которую ему в детстве читала мама. После того, как чертов Незнайка украл у Знайки Лунный камень, это он отлично помнил, коротышки полетели в разные стороны, потому что земля перестала их притягивать. Теперь, много лет спустя, она перестала притягивать самого Андрея, хоть тогда, в детской, ему казалось, что это невозможно. Как это, пропало притяжение? Такого не бывает.

«Вестибулярный аппарат ни к черту, – констатировал он, – значит, не возьмут в космонавты. Ну и наплевать». – Голоса Дока и Жоры долетали до него из того места, которое он недавно миновал, и постепенно становились все глуше. Там был свет, тут тьма, естественно, ведь его влекло в тоннель.

– Тебя послушать, Жора, так нам с тобой надо не парня с того света вытягивать, а самим бежать, сломя голову, куда глаза глядят.

«Кого, интересно знать, они вытягивают, если я тут лечу себе, по туннелю, никого не трогаю, словно гребаный воздушный шарик? Странные, какие-то парни…»

Тело Андрея на кушетке шевельнулось, вздрогнуло, и расслабилось. Он ощутил легкое прикосновение к запястью, коснувшаяся его рука была в тонкой медицинской перчатке.

– Черт, у него, кажется, пульс пропал, – сказал голос доктора. – Дай мне… Нет, лучше я сам. – Док потянулся за серым пластиковым «дипломатом», зазвенели перебираемые ампулы. – Живо шприц подай! – скомандовал Док. Эти его слова донеслись совсем издалека, из-за поворота тоннеля, который он только что миновал.

– Подай-ка мне, живо…

Андрея подхватило и понесло. Тошнота не исчезла. К ней еще добавился холод, от которого кожу, должно быть, усеяли мурашки. Головокружение мешало ориентироваться в пространстве, которое, впрочем, тоже как бы исчезло. Сначала Андрей еще различал своды, представлявшиеся крепкими и одновременно призрачно эфемерными. Бандура хотел их пощупать, а потом вспомнил, что руки-то в гипсе, значит, разве что носом.

– Умирает… – сказал Жора спокойно, это была последняя фраза, которая долетела из операционной. Воздух тоже, казалось, исчез вслед за гравитацией, значит, Андрей очутился в вакууме, точно космонавт Леонов, который первым вышел в открытый космос. Это было логично, отсутствие атмосферы. Если сила всемирного тяготения накрылась, то и воздуху самое время улетучиться? С другой стороны, «Чем же я тогда, спрашивается, дышу? Если ни баллонов за спиной, ни загубника во рту, ни, скажем, скафандра?» — предположил Бандура, проваливаясь все глубже и глубже в эту пустоту, туда, где, похоже, вообще ничего не было.

Он понятия не имел, сколько времени длился этот странный полет, похоже, время пропало вместе с остальными составляющими бытия. Абстрактное время величина, или нет, этого Бандура не знал, но оно тоже исчезло. Его полет мог продолжаться час, но, с таким же успехом могли истечь сутки, месяц или год. – «Что это вообще за понятия, если не стало не Земли, ни Луны, ни Солнца?». – Кажется, в дороге Андрей несколько раз терял сознание, если такое возможно во сне, когда ничего, кроме сознания нет, оно не держится в теле, поскольку то далеко. Вокруг была мгла, серый туман, он двигался через него, не прилагая при этом никаких усилий. Наконец, мрак немного расступился, и Бандура обнаружил себя в странном, невиданном месте.

• Предыдущая
• 31/89
• Следующая