Час ожидания - Бёлль Генрих - Страница 5

Носильщик. Ах, вот оно как!

Хрантокс. Вы поняли?

Носильщик. Не совсем.

Хрантокс. Но хоть кое-что?

Носильщик. Да.

Хрантокс. Я сам, пожалуй, понимаю не больше. Но в тот летний вечер я твердо знал, что мне надо уйти одному, и я ушел.

Носильщик. И все же вы дважды поворачивали за братом, а не за девушкой.

Хрантокс. Совершенно верно — дважды поворачивал назад, но затем снова ехал вперед. Крумен любил меня, как любят только Господа Бога. Я был для него чистым, правдивым, великим. Все, что я делал, было благо, но на самом деле он один обладал теми качествами, которыми восхищался во мне. Мне правильней было уехать, чтобы Анна осталась с ним. Теперь вы понимаете?

Носильщик. Больше, но не все. (Тише.) Так вы не хотите позвонить по телефону?

Хрантокс. Анне Донат я мог бы позвонить, может быть, даже навестил бы ее, но Анне фон дем Хюгель — нет, не могу. Мне уже не семнадцать, мне на двадцать шесть лет больше, я многое забыл, почти все. Тогда я был уверен, что лучше уйти одному, оставив их здесь. Понимаете? Я плачу вам за час по таксе тяжелой работы, чтобы вы поняли. Хороший рассыльный обязан выслушивать различные признания.

Носильщик. Я понимаю все больше. Уже без четырнадцати минут час. Но вы ведь не поедете этим поездом?

Хрантокс. Почему бы мне им не поехать?

Носильщик. А что вы будете делать в Афинах?

Хрантокс. Я поселюсь в гостинице. Ненадолго. Там посмотрю. Может быть, вернусь назад в Латинскую Америку, а может быть, еще куда-нибудь. Деньги у меня есть. Мясо теперь в цене, а у меня большие стада. Мне сопутствовало счастье — я многое делал вовсе не ради денег и все же при этом изрядно зарабатывал. Я скупал у людей, покидавших страну, их тощие участки, их дома, их скот ради того, чтобы им помочь, дать им денег на дорогу, но все это потом превратилось в золото. Восемь лет спустя цены на землю подскочили, да и на дома тоже, а скот все дорожал. Мое добросердечие обернулось банкнотами, а сочувствие принесло неожиданный барыш.

Носильщик. Видно, Господь благословил ваши дела.

Хрантокс. Вы говорите — благословил. Что я, Авраам, Иаков или святой Иосиф?

Носильщик. Выпьем за здоровье... За здоровье вашей девушки. Сейчас без десяти минут час.

Хрантокс. Да, за здоровье Анны.

Носильщик. Вы сейчас позвоните по телефону, поедете к ней и узнаете, что у вас тогда не было никаких причин уйти одному.

Хрантокс. Крумен не мог бы жить без Анны.

Носильщик. А вы смогли.

Хрантокс. Да. И Крумен умер не от этого — ему было двадцать четыре. Вы записали номер телефона?

Носильщик. Да. Уже время. Если вы все-таки решили ехать этим поездом, то через четверть часа мне нужно взять чемоданы.

Хрантокс (встает, оставляет на столе деньги). Этого достаточно за пиво?

Носильщик. Вполне.

Хрантокс (на ходу). На телефонах-автоматах по-прежнему кнопки?

Носильщик. Нет. Теперь у нас прямое соединение.

Хрантокс. Хорошо, наберите номер, который вы записали, попросите к телефону фройляйн фон дем Хюгель, а когда она возьмет трубку, скажите: «Вас вызывает Нью-Йорк, минутку!» (Небольшая пауза.) Вам это не по душе? Но ведь я вас нанял.

Носильщик. Почему вы обязательно хотите проложить между вашим голосом и голосом вашей девушки столько километров?

Хрантокс. Потому что я не хочу, чтобы мне снова стало семнадцать. Из-за прожитых двадцати шести лет разделяю я наши голоса этими тысячами километров. А теперь набирайте номер. Соедините меня, потом пойдете за моими чемоданами и отнесете их на перрон. На какой, кстати?

Носильщик. На третий.

В телефонной будке. Скрип наборного диска.

Анна. Фон дем Хюгель слушает.

Носильщик. Анна фон дем Хюгель?

Анна. Да.

Носильщик. Минутку. Вас вызывает Нью-Йорк.

Анна. Нью-Йорк?

Хрантокс. Анна?

Анна. Пауль?

Хрантокс. Ты узнала мой голос?

Анна. Я не знаю никого, кто бы мог мне позвонить из Нью-Йорка, кроме тебя, которого уже нет.

Хрантокс. Я еще есть.

Анна. Нет.

Короткая пауза, слышны далекие гудки локомотива, тиканье часов.

Хрантокс. Меня уже нет?

Анна. Нет. Для меня ты умер в день, когда тебе исполнилось тридцать.

Хрантокс. В 1944 году?

Анна. Да. До тех пор я еще надеялась, что ты вернешься или хотя бы напишешь. Хоть что-нибудь. Почему ты ушел?

Хрантокс. Ты не знаешь?

Анна. Знаю. Но ты был умнее нас, которых это касалось, умнее Крумена и меня.

Хрантокс. Нет, ум тут был ни при чем.

Анна. А что?

Хрантокс. Скорее...

Анна. Что? У тебя было двадцать шесть лет, чтобы это обдумать, или ты об этом не думал?

Хрантокс. Не часто, но я твердо знаю, что ум тут ни при чем.

Анна. Ревность?

Хрантокс. Пожалуй. Я думал, так будет лучше для вас.

Анна. Так не было лучше для нас. Так было для нас плохо. Был ад, потому что тебя не было. Ты должен был остаться либо взять нас с собой.

Хрантокс. Остаться? Фельдфебель Донат, лейтенант Донат, ефрейтор Донат пал, нет, убит под Витебском, под Киевом, под Севастополем или под Берлином?

Анна. Возможно. А почему бы и нет? Все равно тебя больше не существует. Ты не пал, тебя не убили, и все же тебя больше не существует. Для меня, во всяком случае.

Хрантокс. Как Вернер?

Анна. Я его почти не вижу, а когда мы видимся, то не говорим о тебе.

Хрантокс. Фрицци умерла, и твои родители, и мои, и Карл... Скажи, ты не вышла замуж за Крумена?

Анна. Нет. Мне это даже и в голову никогда не приходило. Давай кончать. Этот разговор стоит слишком дорого.

Хрантокс. У меня есть деньги. Пожалуйста, поговори еще немного с тем, кого больше нет. (Небольшая пауза.) Ты так и не вышла замуж?

Анна. Потом, после смерти Крумена и после того, как тебя не стало. Но вскоре я рассталась с мужем, он захотел получить (презрительно) свободу. Я ему ее дала.

Хрантокс. У меня тоже была жена. Она тоже захотела получить свободу. И получила. (Небольшая пауза. Тихо.) Я хотел бы тебя увидеть.

Анна. Нет.

Хрантокс. Я хотел бы тебя увидеть.

Анна. Нет. Зачем?

Хрантокс. Двадцатого июля, на следующий день после похорон тети Андреа, я лежал в траве в саду, когда ты стояла с Круменом в дверях. Двадцатого июля.

Анна. И ты все слышал? Все? Да?

Хрантокс. Да. В ту ночь я уехал.

Анна. Правда? В ту ночь?

Хрантокс. Правда.

Анна. У меня ребенок от Крумена, но это случилось уже позже, значительно позже, незадолго до того... до того, как он умер. Мальчик. Ему пятнадцать лет.

Хрантокс. Столько было Крумену, когда я ушел. Можно мне с ним повидаться?

Анна. Да, потом.

Хрантокс. А с тобой?

Анна. Нет. Зачем? Я не в силах. Я была у Крумена и в последнюю ночь, перед расстрелом.

Хрантокс. Перед расстрелом? Они его расстреляли?

Анна. Да. На плите фамильного склепа начертано «пал», но он не пал. Они расстреляли его у стога, в польской деревне, поздно вечером, впопыхах, как убийцы. (Небольшая пауза.) Там был священник, но Крумен отверг его услуги; он не хотел никакого утешения, не хотел принять причастия из его рук... Крумен был один, слышишь, один — алло, ты слушаешь?