Рой - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/83
- Следующая
Следствие было долгим и нудным, как ночная зубная боль. Припертые к стенке браконьеры стали потом клясться, что все это добывали себе и ни с кем не связаны. Вели они себя по-прежнему нагло, и Тимофей чувствовал, что за ними стоит такая сила, которую местным следователям не переломить. Сажин теперь был главным свидетелем и почти героем; его возили на всякие следственные эксперименты, опознания и очные ставки даже в город. Силу эту Тимофей ощутил, когда начальник инспекции стал хвататься за голову. Бывшего начальника арестовали и теперь грозились арестовать и нового за попустительство и беспечность. Но в результате, когда дело о браконьерстве передали в областную прокуратуру, чуть-чуть не арестовали Тимофея.
– На кой черт ты трогал эту трубу! – в отчаянии спрашивал Твердохлебов. – Ты сидишь тут и ничего не понимаешь! Ничего! Для тебя все это розовые картинки, кино!
Тимофея до конца следствия временно отстранили от работы и чуть ли не под домашний арест посадили.
– Достукался, – корила Валентина. – Довыслуживался, дурак! Погоди, тебе такое еще пришьют – в тюрьме насидишься. Детей осиротишь, по миру пустишь…
Тимофей кряхтел, но терпел и помалкивал. Что уж тут скажешь, если пока все так и выходит. Начальнику милиции вкатили служебное несоответствие должности, прокурору – выговор, за то, что он якобы нарушил законность, когда задерживали тех мужиков.
Всю зиму Тимофей просидел дома в каком-то отупении.
– Из меня же ваньку делали, – жаловался он начальнику милиции, с которым сдружился, как с товарищем по несчастью. – А я-то, дурак, бегал, задерживал, протоколы писал…
– Ничего, мы с тобой еще этим гадам навешаем, – уныло подбадривал начальник. – Мы их выведем на чистую воду!
И рассказывал о последних новостях в следствии. Хоть и запирались взятые с боем мужички, но в областной прокуратуре попался толковый следователь, который раскручивал виток за витком весь этот браконьерский трест, набрасывал петли на шеи вельможных «нефтяных королей». Когда оставалось лишь затянуть ловчую сеть и выбрать улов, «нефтяные короли» в один голос отреклись от каких-либо связей с мужичками-браконьерами. Мол, они сами ловили рыбу, били лосей, поскольку это нечестные люди. Отношения к ним не имеем. А про склады деликатесов на базе знать не знаем, и если б узнали – немедленно возмутились бы и сообщили куда следует. И в самом деле возмущались, дескать, их, мужичков, приняли на работу, обслуживать базу отдыха, а они там браконьерство развели! Куда только рыбоохрана и милиция смотрят! Словом, наплели с три короба – даже толковый следователь с ними не мог сладить. Но зато, почуяв такой поворот, мужички все враз разговорились и заявили, что они – штатные браконьеры, что никто из них сроду не стирал постельного белья, не сторожил базу и не качал нефть. «Короли» приезжали на отдых и делали заказы на рыбу, на икру и мясо, за что мужички и получали зарплату. Да кто же поверит этакому оговору?
Наконец вынесли обвинительное заключение, дело отправили в суд, а Тимофею на время нереста разрешили выйти на работу.
– Только не нарывайся, пока все не уладится, – предупредил начальник инспекции. – Мы с тобой оба на волоске висим.
– Тогда увольняйте! – отрубил Тимофей. – Хватит дурака валять. Мне семью надо кормить.
– Погоди не горячись, – отрезвил Твердохлебов. – От тебя сейчас только и ждут, что ты глупость сделаешь или ошибку какую. Понял?
– Кто ждет? Кто ждет-то?
– Ты совсем ничего не понимаешь? – вопросом ответил начальник. – С луны свалился?.. Запомни: все по инструкции. Ни шагу от нее!
…Тимофей встретил уполномоченных, проводил на катер. Он думал, что его опять начнут спрашивать, как он нашел трубу и все остальное, но приезжие интересовались только спецификой работы. А потому как браконьеры носа не высовывали, все пришлось объяснять на пальцах. Тимофей поначалу осторожничал. Зачем они допытываются, как он задерживает, как составляет протокол, где берет понятых, а самое главное, как ведут себя при этом задержанные. «Яму роют, – думал Тимофей. – Ошибки ищут, глядят, за что зацепиться и снять». Рассказывал он без всякой охоты, скупо, и приезжие все перепробовали, чтобы его разговорить. Даже фляжку со спиртом достали, но Тимофей и на это не клюнул.
– Нам в инспекции объяснили, что ты, Тимофей Васильевич, – самый боевой инспектор, – сказал тогда пожилой уполномоченный. – Потому к тебе и послали. А ты нас боишься. Давай, крой всю правду-матку, говори, что наболело. Мы ищем новые способы борьбы с браконьерством и слышали, ты его изжил у себя на участке.
– Вы тому в шары наплюйте, от кого слышали, – буркнул Тимофей, – А изжить его ни мне, ни вам не доведется…
И тут Тимофея прорвало. Он рассказал о трубе, о базе отдыха, о проверках на реке, о схватках со стрельбой в упор, об «утерянных» протоколах и безнаказанности. О том, что инспектор хоть и с удостоверением в кармане и наганом в кобуре, но самый бесправный человек на реке. Протокол без подписи понятых недействителен, косвенные улики не в счет, а если на твоих глазах выбросили в воду мешок рыбы и ловушки, короче, избавились от вещественных доказательств, то ты хоть наизнанку вывернись, ничего не докажешь. Твоим словам ни один судья не поверит, потому что нет улик. Браконьеры об этом прекрасно знают и всегда пользуются. А попробуй, изыми лодку или легковую машину за браконьерство! Если ты один – так лучше не связываться, если с тобой есть люди, то обычно на берегу начинается сражение, кулачный бой, весельные атаки. Сразу не изымешь – потом ни следователь, ни суд этой лодки уже не найдет. А если по каждому бою на берегу бегать с заявлениями по судам, требовать наказания за каждый синяк – работать станет некогда. На милиционера подымают руку только отпетые уголовники; на инспектора рыбоохраны может любой и чаще всего безнаказанно. Вроде защищаешь государственные интересы, охраняешь государственное добро, но себя можно защищать лишь как частное лицо.
Уполномоченные слушали, часто кивали, а Тимофей договорился до того, что рыбнадзор меньше охраняет и больше вредит. Сколько рыбы браконьерами потоплено – камень к мешку и в воду? Даже если отобрал рыбу – куда ее? Солить некогда и некому, пока до столовой довез – кишки полезли. Опять все за борт летит… Каждый год по тысяче сетей Тимофей складывал в копну, обливал бензином и сжигал. Девать некуда! Гослов не берет, потому что неводами рыбачит, через комиссионку продавать нельзя – у тех же браконьеров очутятся, в инспекции склады ими переполнены, не знают, куда сбагрить. Приказывают – жги! Сердце кровью обливается – нитки-то какие! А труда сколько!.. Или взять тот же Гослов. Отлавливать молодых осетров – «рашпилей» и стерлядь-маломерку запрещено. Тимофей должен за каждый хвост штрафовать рыбаков. Но ведь рыба-то об этом не знает! И попадается всякая. Стерляжьей мелочи в крылья неводов набивается иной раз больше, чем хорошей рыбы в мотню. Есть приказ выпускать ее, и рыбаки добросовестно выпускают. Однако тяжелой делью ее так помнет, так исковеркает, что она уже не жилец. Это ерш или карась бы выжили, а стерлядка хоть и прочная на вид, но нежная, и после каждой тони гибнет ее бессчетное количество. А не видать, потому что осетровые не всплывают, пока не закиснут и не раздуются под водой. Попробовал бы кто из уполномоченных пройти босиком по дну, когда из невода выберут рыбу и «выпустят» маломерку! Как по битому стеклу, идешь по колючим рыбьим хребтам! И опять: ни себе, ни людям…
Оба уполномоченных кивать перестали, слушали.
– Самый главный браконьер на реке – инспекция рыбоохраны, – заключил Тимофей. – Со мной надо бороться сначала, против меня новые способы искать. Кто наши инструкции сочинял – рыбу только в аквариуме видел, да еще на столе под соусом… Раньше столько запретов не было, рыбоохраны не было и браконьерства не было. В нашей Стремянке невод общественный был, говорят, и участок на реке. Раз в год рыбачили, ну два, если весной голод. Поймали – разделили, а лишнюю сдали. Зато целый год реку охраняют. Ни своего без времени не пустят, ни тем более чужого. Осенью на осетровых ямах сторож сидел. Не с инспектором, не со сторожем дело будешь иметь – со всем селом, с обществом! А теперь выходит, я один против всех… Раньше был один хозяин на реке – тот, кто возле нее жил. А я вот сейчас даже не могу сосчитать, сколько нынче хозяев.
- Предыдущая
- 29/83
- Следующая
