Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти - Петренко А. С. - Страница 25

• Предыдущая
• 25/50
• Следующая

Чем старше я становлюсь, тем чаще задумываюсь о «волновом эффекте». Как глава семьи, я всегда оплачиваю счет, если мы вместе ужинаем в ресторане. Все четверо моих детей всякий раз вежливо благодарят меня (сначала, разумеется, отказываясь, но совсем не всерьез). И я всегда говорю им: «Благодарите вашего дедушку, Бена Ялома. Я — лишь сосуд, в который перетекла его щедрость. Он всегда платил за меня». (К слову, я тоже отказывался, и тоже не всерьез.)

Ведя занятия в первой в своей жизни группе больных раком, я часто замечал, что уныние участников очень заразительно. Так много людей пребывали в отчаянии, день за днем прислушиваясь к приближающимся шагам смерти, так много людей жаловались, что жизнь стала пустой и потеряла всякий смысл… Но в один прекрасный день участница группы начала занятие с такого заявления:

Я решила, что все еще могу кое-что дать людям. Я могу служить моделью умирающего человека. Своим мужественным и достойным умиранием я подам пример детям и друзьям.

Это стало для нее открытием и подняло настроение и мне, и ей, и всем участникам группы. Она нашла способ наполнить жизнь смыслом — вплоть до самого конца.

Групповым психотерапевтам очень важно наблюдать, как работают опытные врачи. Мои студенты обычно наблюдали за тем, что происходило у меня в группах, иногда — используя телеэкраны, но чаще через стекло, прозрачное только с одной стороны. Хотя такая практика предусмотрена программой, участники группы, как правило, не приходят в восторг от наблюдателей и время от времени открыто возражают против их «вторжения».

Но с группой больных раком все было по-другому: они очень радовались студентам. Они чувствовали, что, глядя на их конфронтацию со смертью, эти люди становятся мудрее, и им будет что передать новым студентам.

«Как жаль, — сказал один из участников группы, — что мы научились жить лишь теперь, когда тела наши изъедены раком».

Сократ считал, что лучшее, что может сделать учитель (а также, позвольте добавить, и друг), — это задать студенту такие вопросы, которые вызовут к жизни имеющиеся у него знания. Друзья все время поступают именно так, и психотерапевты тоже. Следующая история повествует об одном простом средстве, которое доступно каждому из нас.

В чем смысл жизни, если все обречено на исчезновение? Вот о чем люди спрашивают снова и снова. И хотя многие из нас ищут ответ во внешнем мире, лучше воспользоваться методом Сократа и обратить взгляд внутрь самих себя.

Джил, пациентка, долгое время страдающая страхом смерти, привыкла ставить знак равенства между смертью и бессмысленностью. Когда я попросил рассказать, откуда пришла подобная мысль, Джил отчетливо вспомнила, как впервые подумала об этом. Закрыв глаза, она описала такую сцену: ей девять лет, она сидит на кресле-качалке на веранде и горюет о смерти любимой собачки.

— Вот тогда, — рассказала Джил, — я и поняла, что, если все мы должны умереть, то ни в чем нет ни малейшего смысла. Нет смысла играть на пианино, как следует застилать постель, получать золотые звездочки за отличную посещаемость в школе. Зачем эти звездочки, если все они исчезнут?

— Джил, — ответил я ей, — у вас девятилетняя дочь. Представьте, что она спросит вас: «Если мы умрем, то для чего тогда жить? И как жить?» Что бы вы ей ответили? Она ответила без колебаний: — Я бы объяснила ей, что в жизни есть много радостей, рассказала о красоте лесов, о том, как здорово проводить время с друзьями и с семьей, о счастье делиться с людьми своей любовью, чтобы после нас мир стал чуточку лучше…

Высказавшись, она откинулась на спинку стула и широко открыла глаза, изумленная своими же словами. Весь ее вид выражал недоумение: откуда это взялось?

— Отличный ответ, Джил. В глубине души вы все знаете. Это уже не первый раз, когда вам удается найти истину, воображая, что вы даете советы своей дочери. А теперь вам нужно научиться быть мамой самой себе.

Итак, главное — не предложить близким и друзьям готовые рецепты, но помочь им отыскать собственные ответы на вопросы.

Тот же принцип сработал и в ситуации Джулии, психотерапевта и художницы, чей страх смерти шел от осознания неполной самореализации и отказа от искусства из-за соперничества с мужем (см. главу 3). Я применил ту же тактику, когда попросил ее представить, что бы она посоветовала своему пациенту, который обратился бы к ней с подобной проблемой.[41]

Мгновенная реакция Джулии — «Я сказала бы, что ваша жизнь — абсурдна!» — говорила о том, что женщине требовалось лишь малейшая подсказка, чтобы она осознала свое собственное знание.

Психотерапевты в своей работе всегда исходят из того, что истина, до которой человек дошел сам, намного дороже той, что ему рассказали другие.

У многих людей страх смерти, как у Джулии, вызывается разочарованием: ведь им так и не удается полностью реализовать свой потенциал. Некоторые приходят в отчаяние из-за того, что их мечты не сбываются, но отчаяние усиливается, когда они понимают, что сами ничего не сделали для этого. Пристальный взгляд на эту глубокую неудовлетворенность часто оказывается первым шагом к преодолению страха смерти, как в жизни Джека.

Джек, высокий, элегантный 60-летний адвокат, пришел в мой кабинет с целым рядом разрушительных симптомов. Ровным, невыразительным голосом он поведал мне: его мучают навязчивые мысли о смерти, он не может спать, а его работоспособность катастрофически снизилась, что пагубно сказалось на его доходах. Он убивал многие часы, лихорадочно изучая актуарные таблицы смертности и подсчитывая, сколько месяцев и дней ему осталось. Дважды или трижды в неделю его будили кошмарные сны.

Его доходы снизились из-за того, что он не мог браться за наследственные дела, которые раньше составляли большую часть его практики: он был так зациклен на собственной смерти и своем завещании, что ему часто приходилось прерывать консультации из-за неотвратимого приближения паники. Разговаривая с клиентами, он в смущении ловил себя на том, что начинал запинаться на словах «предшествовавшая смерть», «передающий по наследству» «переживший супруг», «пособие по смерти», а иногда и вовсе не мог произнести их.

На наших первых сеансах Джек вел себя осторожно и отстраненно. Я пытался достучаться до него и как-то утешить, используя многие из описанных в этой книге идей, но все безуспешно. Мое внимание привлекла одна странная деталь: в трех его снах фигурировали сигареты. В одном сне Джек шел по подземного переходу, пол которого был засыпан сигаретами. Тем не менее он утверждал, что не курит уже 25 лет. Когда я просил рассказать, какие ассоциации вызывают у него сигареты, Джек долго не мог ничего предположить. Только в самом конце третьего сеанса он дрожащим голосом признался, что его жена каждый день курила марихуану, и так было всю их совместную жизнь. Он уронил голову на руки, замолчал и, когда минутная стрелка его часов показала окончание сеанса, вышел из кабинета, не сказав ни слова и даже не кивнув на прощание.

На следующем сеансе он рассказал мне о том, чего всегда очень стыдился. Джеку больно было признать, что ему хватило глупости на протяжении сорока лет поддерживать отношения с наркоманкой, чей рассудок неуклонно деградировал. Кроме того, она так плохо ухаживала за собой, что с ней стыдно было показаться на людях.

Джек был очень взбудоражен, но к концу сеанса почувствовал облегчение. Он никому и никогда не рассказывал об этом, да и сам вряд ли осознавал проблему до конца.

На следующих сеансах он признал, что оставался в рамках этих нездоровых отношений, так как не верил, что заслуживает большего. Признал и то, как далеко зашли последствия неудачного брака. Стыд и необходимость его скрывать привели к тому, что он совершенно выпал из всех кругов общения. Джек был настолько убежден, что все сочтут его дураком, что не доверял никому, даже собственной сестре.

• Предыдущая
• 25/50
• Следующая