Испытание близнецов - Уэйс Маргарет - Страница 14
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
– Нет, – отозвался Карамон, глядя на изувеченные ворота. – А вот и голос, который мы слышали – голос ржавого металла.
Ему казалось, что он должен испытывать облегчение, однако вместо этого почувствовал, как растет его недоумение.
– Если не Пар-Салиан провел нас сквозь лес, – пробормотал он, задумчиво глядя на черную громаду Башни, – тогда кто же?
– Может быть, никто, – с надеждой сказал кендер. – Если здесь никого не окажется, Карамон, можно нам улететь отсюда?
– Здесь наверняка кто-нибудь есть, – пробормотал Карамон упрямо. – Что-то ведь заставило эти деревья пропустить нас!
Тас вздохнул и печально опустил голову. В лунном свете Карамон отчетливо видел его бледное, чумазое лицо. Под глазами кендера были черные круги, а нижняя губа мелко-мелко дрожала. На кончике носа повисла одинокая слеза.
Гигант потрепал товарища по плечу.
– Еще немного, – сказал он ласково. – Пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть, Тас...
Тассельхоф вскинул голову и, смахнув повисшую на носу предательскую каплю, а затем – еще одну, которая как раз затекла ему в уголок губ, ухмыльнулся как можно жизнерадостнее.
– Конечно, Карамон, – сказал он и, не удержавшись, добавил:
– Ты же меня знаешь, я всегда готов к приключениям. Там, в Башне, должно быть полным-полно интереснейших вещиц, возможно даже магических. Как ты считаешь?
Он быстро глянул на черную Башню.
– ...Вещиц, которых уже никто никогда не хватится. Я надеюсь, правда, что там не будет магических колец, ими я сыт по горло. Первое, как ты помнишь, зашвырнуло меня прямо в замок какого-то волшебника, где я повстречался с коварнейшим демоническим существом, а второе обратило меня в мышь. Я...
Карамон, позволив кендеру бесконечно болтать и радуясь, что его приятель понемногу возвращается к своему нормальному состоянию, заковылял вперед.
Взявшись рукой за болтающуюся створку ворот, он попытался отворить ее пошире, однако, к его удивлению, проржавевшая петля отломалась, и створка с лязгом упала на каменную мостовую внутреннего двора Башни.
Карамон и Тассельхоф дружно поморщились. Гул от удара эхом отразился от черных, полированных стен и пошел гулять по замкнутому пространству двора.
– Ну что же, – заметил Тас. – Теперь, по крайней мере, они знают, что мы пришли.
Рука Карамона снова сомкнулась на рукояти меча, но не вытащила его. Эхо понемногу затихло, и вокруг снова воцарилась тишина. Ничего не произошло, никто к ним не вышел, и никто не окликнул незваных гостей.
– Зато нам не придется больше слышать этот противный звук, – заявил Тас, перешагивая через опрокинутые ворота. – Теперь-то я могу откровенно сказать, что этот скрип начинал действовать мне на нервы. Согласись, что он был не совсем таким, какой обычно издают ржавые петли, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Он звучал совершенно как...
– Как это!.. – прошептал Карамон. Новый вопль расколол тишину, только на этот раз он был несколько иным. В нем был явный смысл, были какие-то слова, которые Карамон хоть и слышал, но пока что не мог понять.
Непроизвольно обернувшись к воротам, гигант уставился на них, хотя и знал, что он там увидит. Одна створка по-прежнему держалась, вторая – безжизненная и потускневшая – валялась на камнях.
– Карамон... – позвал Тассельхоф друга и сглотнул. – Этот крик...он доносится из башни...
– Убей меня! – крикнул Пар-Салиан. – Прекрати эту пытку! Не заставляй меня мучиться!!!
– А сколько лет подряд ты пытал меня, великий Магистр Ложи Белых Мантий? – раздался в мозгу Пар-Салиана тихий насмешливый голос. Маг забился в судорогах, но вкрадчивый голос не отпускал его, неумолимо следуя за ним и полосуя его душу, словно острым клинком.
– Ты привел меня в Башню и продал ему – Фистандантилусу! Ты сидел и смотрел, как этот паук высасывал из меня жизненные силы и энергию, необходимую ему для того, чтобы перебраться в наш план бытия.
– Это ведь ты заключил с ним такую сделку, – слабо возразил Пар-Салиан, но эхо подхватило его старческий голос и, многократно усилив, понесло по гулким коридорам Башни. – Ты мог отказаться...
– И что потом? Умереть с честью? – В мозгу у мага послышался негромкий смех. – Какой же это выбор? Я хотел жить и совершенствоваться в своем искусстве! И я выжил, Пар-Салиан. За это ты, будучи удручен и разочарован, наградил меня глазами, которые видели кругом только смерть и разложение.
Посмотри же, Пар-Салиан. Что ты замечаешь вокруг себя теперь? Ничего, кроме смерти...Ничего, кроме пустоты, разрушения и гибели этого мира...Теперь мы равны.
Маг застонал, а чужой голос, хозяйничавший в его душе, продолжал безжалостно вещать:
– Мы равны. И я мог бы стереть тебя в порошок, я хочу это сделать, но прежде ты своими глазами увидишь мой триумф! Мое созвездие уже горит в небе, Владычица Тьмы отступает, скоро она будет низвергнута и исчезнет навсегда.
Теперь у меня остался один враг – Паладайн. Я вижу, как он приближается ко мне, но он мне не ровня. Просто старый, седой, сгорбленный человечек, лицо которого исполнено сожаления и горечи. Паладайн обречен. Он слаб, а раны его неизлечимы, как неизлечимы были раны госпожи Крисании, его бедной жрицы, которая умерла на мрачных равнинах Бездны. Ты увидишь, как я уничтожу Паладайна, Пар-Салиан, а когда эта битва будет закончена, когда созвездие Платинового Дракона погаснет в небесах, когда перестанет светить серебряная Солинари, когда ты увидишь и признаешь власть черной луны, когда склонишься перед новым – и единственным – богом, вот тогда ты обретешь свободу, Пар-Салиан! Смерть станет твоим избавителем!
Астинус Палантасский записывал эти слова своим скрипучим пером – не забывая отмечать и крики Пар-Салиана – четкими, черными буквами. Он сидел в Башне Высшего Волшебства перед гигантскими Вратами, вглядываясь в клубящуюся за ними мглу. Его взгляд едва различал в ней фигуру еще более темную, чем окружавшая ее тьма. Только золотые глаза мерцали во мраке – глаза, зрачки которых имели форму песочных часов, – да светилась белая мантия верховного мага, прикованного рядом с Вратами.
Пар-Салиан стал пленником в своей собственной Башне. От пояса и выше он выглядел как обычный живой человек: седые длинные волосы рассыпались по плечам, белая мантия укрывала узкие старческие плечи и немощную грудь, темные глаза не отрываясь смотрели в страшные глубины Врат. То, что он видел там, было настолько жутким, что рассудок верховного мага не выдерживал, лишь слабая искра разума продолжала тлеть в его мозгу. Отвести взгляд Пар-Салиан не смел.
Да, выше пояса маг был обычным человеком, однако нижняя его часть превратилась в холодный мраморный столб. Проклятый Рейстлином, Пар-Салиан вынужден был стоять неподвижно в самой верхней комнате Башни и наблюдать, как на его глазах рушится мир.
Рядом с ним сидел Астинус – летописец, дописывающий последние страницы своего величественного труда, посвященного печальной истории обреченного Кринна. Величественный Палантас, в котором Астинус прожил почти всю свою невообразимо долгую жизнь, прекрасный город, в котором располагалась легендарная Большая Библиотека, – все превратилось в груды мокрой золы и обугленных останков. В последние часы существования мира Астинус пришел в Вайретскую Башню – единственное строение, сохранившееся еще на обезображенном Ансалонском континенте, – чтобы своими глазами увидеть и описать бесславный конец некогда цветущей страны. Когда все будет кончено, он закроет свою книгу и возложит ее на алтарь Гилеана – бога Равновесия. Это и будет конец всего.
Почувствовав, что золотисто-желтые глаза одетой в черное фигуры устремились из глубин Врат на него, Астинус дописал предложение и поднял голову.
– Ты был первым, Астинус, кто ступил на землю Кринна, – сказала мрачная фигура. – И будешь последним, кто ее покинет. Ты опишешь мою окончательную победу, мой триумф и закроешь книгу. Я один стану править миром, и никто не посмеет бросить мне вызов.
– Да. Ты будешь править единолично, и никто не решится оспаривать твою власть и посягать на твое могущество. Но ты будешь управлять и владеть мертвым миром, – тем миром, который уничтожила твоя магия. Ты будешь править один, и ты останешься один в бесформенной, бесконечной пустоте, – холодно отозвался Астинус. И снова заскрипел пером. Пар-Салиан рядом с ним протяжно застонал и изо всей силы рванул себя за тонкие седые пряди.
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
