Кольцо «Принцессы» - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/82
- Следующая
Младшего звали то ли Хиуш, то ли Хауш, и был он покрепче первых двух и агрессивнее – настоящий горец. Будь у него нож в руках, зарезал бы молча и хладнокровно. Шабанов бил ему ногой в пах, но помешали полы плаща, и противник остался на ногах, лишь загнулся и сронил шляпу. Добавить бы еще снизу пинком по морде, да соблазнила эта белоснежная, широкополая шляпа – с удовольствием пнул ее и тут же схлопотал между глаз от старшего. Искры брызнули как из-под наждака, спас и не дал уйти в нокдаун тренированный вестибулярный аппарат. Шарф Якуба оказался в руке Шабанова, и от рывка он натянулся, помешал ударить среднему Рудику: держа нож в руке, тот бил кулаком, боялся «рэзать»! Не было приказа! Мозги, как и полагалось пилоту сверхзвукового истребителя, работали мгновенно, но не долго – секунд сорок, отпущенных судьбой, чтобы успеть принять решение прыгать или не прыгать. И если не дернул ручку катапульты, борись до конца за собственную жизнь, повинуясь уже не мысли, а простейшему, врожденному инстинкту.
Он понял, что нож лишь угроза, попытка взять на испуг, показать, что имеет дело с горячими, дикими и оскорбленными горцами, не знающими пощады. Младший распрямился и еще раз получил по роже, теперь кулаком – кожу на пальцах срезало, зубастый! Ушел в аут, но тут еще раз прилетело самому, и дальше началась уже беспорядочная потасовка, без расчета и приемов, кто кого достанет. Шабанов не выпускал шарфа старшего, таскал его за собой, как на веревке, и худосочный, придушенный Якуб с выпученными глазами пытался лишь освободить горло. Драться пришлось в основном с Рудиком – вооруженным, вертким, цепким и подвижным, да слишком легковесным, чтоб свалить, сбить восьмидесятикилограммового Германа. И он, изловчившись, ударил старшего мордой о дерево, бросил шарф и освободил руки.
– Зарежь его! – без всякого акцента, цивилизованно приказал Якуб, зажав лицо руками.
Средний отскочил и переложил нож из левой в правую руку.
Как назло перед майскими праздниками в ППН собрали все подснежники, вычистили и вымели – ни палки, ни кирпича, ни одной пустой бутылки! А тем временем Рудик, умело фехтуя ножом, пошел вперед, разжег себя визгом – вот она, дикая дивизия!
Как, откуда и почему рядом оказалась Магуль, Шабанов так и не понял, слишком увлечен был и сосредоточен на сверкающем лезвии. Услышал ее крик – незнакомый и слишком мужественный для ее утонченного облика. Старший что-то заорал, завизжал, как зажатый дверью кот, и в этот миг Герман наконец-то увидел ее лицо страстным.
Изломав над головой тонкие руки, будто заклинательница огня, кавказская невеста взорвалась целым потоком фраз, голос ее сделался железно-гортанным, губы окрасились малиновым и изгибались резко, выразительно, словно у переводчицы на сурдоязык, вздулись крылья носа и загорелись огромные глаза.
Магуль была чуть ли не на голову выше своих старших братьев, однако испугались они силы ее внезапного гнева. Рудик спрятал нож, бросил сестре что-то визгливое и стал отрывать старшего, все еще стоящего в обнимку с деревом, о которое рассадил рожу. Младший встал сам, подобрал шляпу и принялся чистить ее, сверкая глазами.
– Зарэжу, – буркнул он в сторону Шабанова. Когда они уходили, отряхивая вымазанные зеленью и грязью белые плащи, Магуль еще что-то крикнула вслед – всего три слова, но вызвала гневную страсть младшего. Он развернулся и, потрясая руками, выдал целую тираду – должно быть, пеной брызгал при этом.
– Пхашароп! – совершенно с иной, чем прежде, интонацией бросила она.
– Почему сейчас-то тебе стыдно? – спросил Шабанов. – Мужики подрались, чего особенного?
– Братья дрались, как чеченцы. Абхазские мужчины не нападают втроем на одного безоружного.
– Правильная традиция, – одобрил Герман, трогая немеющие, распухавшие губы: кажется, и передние зубы шатались...
То ли под воздействием долгого общения с мастером секретных дел Заховаем, то ли от причины вполне объективной – неожиданного возникновения Магуль в ППН, куда не ходили честные, с хорошей репутацией девушки, у Шабанова сразу же возникло подозрение, что нападение братьев и потом явление сестры, спасающей от ножа, – заранее спланированная акция. Конечно же он теперь обязан жизнью смелой и дерзкой кавказской принцессе! И никуда не денется – возьмет в жены, а потом злые и коварные братья под ножом или методом убеждения заставят уехать в Абхазию, чтоб создавать там ВВС республики.
Перспектива...
– Кто просил тебя вмешиваться, женщина? – на восточный манер спросил Герман.
– Братья напали, как бандиты – не как мужчины, – туповато повторила она, вновь, однако же, становясь покорной.
– Им простительно – мстили за сестру!
– Они не мстили за сестру. Они исполняли чужую волю.
– Так, так, продолжай! – заинтересовался он. – Чью волю?
– Начальник велел братьям поймать тебя и избить, – потупилась Магуль. – Хауш сказал...
– Кто?..
– Младший брат сказал...
– Какой начальник? Кто?
– Не знаю... Хауш говорит, начальник.
– Его фамилия – Заховай?
Магуль отлично говорила по-русски, однако сейчас сбивалась, подбирала слова – волновалась и прятала чувства.
– Хауш не назвал фамилию... Якуб знает фамилию, но Якуб молчал.
– А мне сказали совсем другое! Мол, благородный гнев! Месть! Зарэжем!
И еще раз по ее лицу промелькнула тень чувствительности – то, что скрыть было невозможно под белой маской.
– Абхазы тоже стали лживые, как чеченцы. Пхашароп! Мужчины говорят, месть за сестру, а исполняют чужую волю.
Он услышал обиду в голосе! Магуль хотелось, чтобы за нее мстили братья, но такового не случилось. И чувства эти звучали так просто и откровенно, что Шабанову стало жаль ее. Взяв безвольную руку, он привел кавказскую пленницу к скамеечке, усадил, а сам остался стоять.
– Надо уходить, – вяло воспротивилась она. – Здесь плохое место, люди увидят...
– Как же ты здесь оказалась?
– Услышала. Женщина слышит угрозу сердцем.
Герман поверил ей без всяких сомнений, раньше подобных слов было не дождаться от Магуль, и они сейчас показались ему ответом на откровения в письме.
– Ты прочитала мое послание?
– Много раз прочитала. И много раз думала... Мы с тобой брат и сестра! Нет, хотела сказать, похожи, как брат и сестра. Ты одинокий без родственников, а я одинока с родственниками. Так случается... Ты сильный, ты настоящий мужчина, как абхаз. Я женщина, я настоящая абхазская женщина. Нам бывает стыдно, когда хотим стать современным человеком, исполнять современный нрав. Ты борешься с собой – я борюсь с собой: так стоять на земле, чтоб не упасть, чтоб не ходить в этот парк искать счастья. Тебе стыдно жить, мне стыдно жить. Потому что кругом жизнь, как здесь, в этом парке. Мужчины и женщины живут без любви. Надежды много, любви нет...
Судя по речи, она все еще волновалась, и эти еще недавно несоразмеримые с ней чувства самым предательским образом топили последний лед в сердце.
Хотелось сделать что-нибудь приятное, чем-то обрадовать ее, может быть, даже восхитить, потому что в своем письме-откровении он не отважился написать таких слов и по-мужски обошелся философскими размышлениями на эту тему.
И сейчас она озвучивала его мысли...
– Я скоро отбываю в командировку, – сказал Шабанов. – В теплые страны... Что тебе привезти?
Кажется, Индия славилась женскими украшениями, только он не знал, принято ли их дарить кавказским женщинам? Не скажет ли она потом, что это «современный нрав», как раздевание, и ей пхашароп? Или напротив, примет подарок, и это будет означать – женись!
– Тоже хочу в теплые страны, – призналась она и открыто, не стесняясь, посмотрела в лицо.
– К сожалению, машина одноместная...
– Нет, я бы и не полетела... Боюсь. Когда взлетают ваши самолеты – зажимаю уши и закрываю глаза. Так страшно!
– Так что ты хочешь в подарок?
– Это обязательно – подарок?
– Ну, у нас так принято, привозить подарки из дальних стран. Даже сказка есть – «Аленький цветочек». Там купец привез дочерям гостинцы, исполнил мечту каждой.
- Предыдущая
- 9/82
- Следующая
