Паутина - "Сфинкс" - Страница 19

• Предыдущая
• 19/202
• Следующая

Когда она вернулась в спальню, Гарри неподвижно стоял у окна, его влажные волосы блестели в пламени зажженного им камина. На голой коже рук и плеч не осталось ни следа чужого страдания. Джинни тихо подошла сзади и обняла его, прижавшись лицом к теплой спине. Он накрыл ее сцепленные руки своими — они были прохладными, но такими родными и знакомыми.

Джинни подняла глаза и над плечом мужа увидела, на что тот смотрел через окно. Растущая луна, ярко-желтая на фоне темного ночного неба. Раньше она могла с точностью угадать его мысли, если он смотрел на луну. Гарри вспоминал Ремуса Люпина, а значит — Сириуса Блэка, и отца, и мать, и Альбуса Дамблдора. Как-то она спросила его, думает ли он о Снейпе, но он лишь пожал плечами. Она надеялась, что думает, — не зря же он добился, чтобы в кабинете директора Хогвартса повесили портрет этого неоднозначного, но очень храброго человека.

Но это было раньше. Теперь же ей казалось, что она не знает и сотой доли того, о чем думает муж, глядя на луну и темное небо. Он не позволял ей знать этого.

Джинни потерлась щекой о спину Гарри, потом расцепила руки и пошла в ванную, оставляя мужа наедине с его грустными мыслями.

— Я обещала Алу, что ты зайдешь к нему, когда вернешься, — тихо сказала она, уже стоя в дверях ванной. Он вздрогнул, потом медленно обернулся и кивнул, стараясь спрятать тоскливый взгляд, с которым не смог справиться. От этого взгляда хотелось убежать. Или, наоборот, подбежать, обнять, успокоить, как-то помочь. Но и этого он не позволял ей сделать.

Джинни скрылась в ванной, оставив мужа одного в полутемной комнате. Даже она — любящая и любимая — не могла излечить его тоску и боль, притупленные временем. Она была уверена, что он счастлив с ней и с детьми, он любит — своеобразно — свою работу, но иногда, как сегодня, ей казалось, что он все равно чувствует себя одиноким. Таким же одиноким, как в детстве, когда его запирали в чулане под лестницей. Таким же одиноким, как в ту ночь, когда его нашли в развалинах дома в Годриковой Лощине, рядом с телом спасшей его матери. Джинни иногда отчетливо слышала — хотя этого не могло быть — крик маленького черноволосого мальчика, который разносился над руинами, крик, от которого сердце было готово разорваться на части. И этот крик — она догадывалась — до сих пор звучит в его душе, с годами дополняясь зовом Сириуса у Арки и непроизнесенным мучительным криком об убитом Дамблдоре.

Стоя под струями горячей воды, Джинни молилась неведомым силам, которые вели по жизни ее любимого, чтобы никогда больше в душе Гарри не раздавалось новых криков по дорогим ему людям.

С этой мыслью, которая вертелась в голове, она вышла в спальню, освещенную лишь огнем в камине, и увидела озаренного лунным светом Гарри. И сердце ее мучительно сжалось, она быстро пересекла комнату и прильнула к нему.

— Ты чего? — он мягко разжал ее судорожно сцепленные руки и повернулся. Взгляд его был нежным, мягким, когда он смотрел на ее лицо. — Все в порядке.

Она кивнула — скорее для того, чтобы показать, что это просто минутная слабость. Он улыбнулся, поцеловал ее в кончик веснушчатого носа и потянул к постели. Он крепко прижал ее к себе под одеялом, устроил подбородок на ее макушке и закрыл глаза. Как обычно, как это было много раз в эти годы. И всегда Джинни становилось спокойнее от этого. Всегда, но не сегодня. Ведь сегодня он впервые принес домой кровь.

Нет ничего лучше в жизни, чем воскресенье, потраченное впустую.

— Почему впустую?

Скорпиус поднял голову и чуть повернулся, чтобы лежащий рядом на траве Джеймс Поттер попал в фокус.

— Я сказал это вслух?

Джеймс кивнул, причем получилось это смешно, поскольку лежал гриффиндорец на животе, положив голову на согнутые руки. Глаза его были закрыты, и весь его вид показывал, что действительно ничего лучше в жизни нет, чем просто так валяться посреди поля для квиддича, подставив спину солнцу. Оно бережно согревало кожу сквозь форменную рубашку.

— Поттер, ты говорить умеешь? Или физиономия «а ля напившаяся Трелони, поймавшая волну Юпитера» отражает твое реальное внутреннее развитие? — Малфой тоже перевернулся на живот, удобнее устроившись на постеленной под ним мантии. Он повернул голову так, чтобы созерцать друга.

Джеймс лишь что-то промычал в ответ, ленясь даже открыть глаза.

— Ой, Поттер, смотри, кто там!

Джеймс вскинул голову и, конечно, никого не увидел.

Поле и трибуны вокруг были пустынны — тренировки по квиддичу еще не начались, а другой причины, чтобы в воскресенье после обеда появиться на стадионе, остальные студенты не нашли.

Только эта пара, расстелив мантии и улегшись под лучами сентябрьского солнца, уже час валялась на траве, почти не разговаривая. Чуть в стороне без всякого намека на то, что его открывали, лежал учебник по «Высшему курсу Зельеварения», а также пара свитков отлетала все дальше, повинуясь легким порывам ветра.

— Идиотская шутка, Малфой, даже стыдно за тебя, — фыркнул Джеймс, снова опуская голову, но глаза не закрывая.

— Ну, хотя бы тебе за меня стыдно. А то у меня на это дело все времени не хватает, — Скорпиус оторвал несколько травинок и стал растирать их между пальцами. — Смотри, я скоро буду тебя сторониться — и совесть у тебя есть, и стыд ты, оказывается, испытываешь. Лето все-таки плохо на тебе сказывается.

— Малфой, ты когда-нибудь молчишь? — Джеймсу надоело лежать — он сел и откинулся на руки, глядя карими глазами в ясное голубое небо. — Думаю, твой дар очень оценил бы Флитвик, отвечай ты у него на спецкурсе так же многословно и экспрессивно.

— Да это я так, переел, — примирительно произнес слизеринец и тоже сел. На нем, в отличие от Джеймса, не было галстука, а рубашка была наполовину расстегнута. Они помолчали, а потом Малфой опять не выдержал тишины:- Грегори запал на твою сестру.

— Что? — Джеймс подскочил и чуть не вывернул руку, когда поворачивался к другу. Он сурово смотрел на Малфоя, потирая запястье. — Какого черта?

— Я всего лишь предупредил, — пожал плечами Скорпиус, лениво щурясь.

— Кто это вообще такой? Грегори твой?

— Учится на шестом курсе.

— Малфой, на шестом курсе учится полно дебилов!

— Не знал, что на твою сестру западают только дебилы, — хмыкнул Малфой, за что тут же получил кулаком в плечо. — И с чего ты взял, что он дебил? — Малфой поджал ноги, счищая с брюк травинки. — Он учится на Слизерине, а не на Хаффлпаффе.

Джеймс хотел что-то еще ответить, но тут в конце поля показалась маленькая фигурка, стремительно приближающаяся к парням.

— Это что за колобок? — Малфой поднял ладонь к глазам, чтобы рассмотреть незваного гостя. Фигурка приближалась, превращаясь в девочку с косичками, что прыгали у нее на спине в такт бегу. — А, Поттер, это к тебе.

Джеймс и так понял, что к ним бежит Аманда Дурсль, сжимая что-то в полной ладошке. Парни просто смотрели, как она бежит.

— Эй, ты знаешь, что по квиддичному полю нельзя ходить? — строго спросил Малфой, когда девочка притормозила перед ними. — Пятьдесят баллов с Хаффлпаффа.

Улыбка, что осветила лицо Аманды за миг до этого, тут же угасла, она в ужасе стала оглядываться, словно ища способ взлететь. Неизвестно, что ее больше испугало — то, что она нарушила школьное правило, или то, что с факультета по ее вине сняли столько баллов. Наверное, она бы заплакала, если бы Джеймс не пришел ей на помощь:

— Он шутит, Аманда, — гриффиндорец бросил на Малфоя предупреждающий от дальнейших действий взгляд. Тот лишь пожал плечами и вернулся к своему прерванному занятию — снимал траву с брюк. — Ты что-то хотела?

Первокурсница в нерешительности застыла — видимо, еще не отошла от шока, вызванного словами Малфоя.

— Что это у тебя? — Джеймс показал на черный квадратный предмет в руке Аманды. Та, казалось, вспомнила, зачем так бежала сюда, и смущенно улыбнулась:

— У тебя нет батареи для телефона?

• Предыдущая
• 19/202
• Следующая