Оставшийся в живых - Герберт Джеймс - Страница 32
- Предыдущая
- 32/59
- Следующая
Это предположение огорчило его и заставило задуматься, не слишком ли суровым оказался его метод. Насколько он сам ответственен за смерть мальчика? Завтра в церкви он непременно поговорит со всеми о жестоком отношении друг к другу, о том, что любовь к ближнему важнее, чем сама жизнь. Он подошел к окну своего кабинета и выглянул наружу, стараясь стряхнуть с себя накатывающее на него волнами какое-то странное ощущение. У него было предчувствие – чего? Гибели? Нет, это просто глупо.
Но что-то все же витало в воздухе.
Эрнест Гудвин терпеливо ждал, когда появится черно-белое изображение, время от времени окуная палец в проявитель, чтобы придавить всплывавшую фотобумагу. Наконец, на ней начали проявляться первые очертания, сначала медленно, затем процесс пошел быстрее, и вот проступила уже вся картина целиком, продолжая обрастать все новыми деталями и грозя уничтожить саму себя, уйдя в черноту. Он выхватил фотографию из проявителя, держа блестящий прямоугольник за уголок, давая жидкости стечь обратно в кювету, и затем окунул скручивающийся листок в фиксаж для того, чтобы остановить процесс проявления. Какое-то время он изучал получившееся изображение, пока фотография лежала на дне белой металлической кюветы под слоем раствора химикалиев, в сотый раз сокрушенно покачивая головой при виде запечатленной на ней трагедии.
Фотография изображала горящий Боинг и выделяющихся силуэтом на фоне огня пожарников, отчаянно пытающихся обуздать адское пламя с помощью практически бесполезных шлангов и страдающих от сознания того, что никакой надежды спасти людей уже нет. Чувство вины снова волной охватило Эрнеста. Он и его партнер Мартин заработали неплохие деньги на этой фотографии и многих других подобных ей, которые им удалось сделать этой ужасной ночью. Даже сейчас, спустя многие недели после катастрофы, они все еще получали заказы из журналов со всех концов света на свои фотографии, и на сегодняшний день практически все их снимки уже расхватаны мировой прессой. Сначала мысль о том, что они делают деньги на людской трагедии, беспокоила его, но Мартин убедил его, что это их профессиональный долг как фоторепортеров запечатлевать все проявления жизни (и смерти) на своих снимках, и если это дает им возможность еще и немного заработать, так они же ради этого и работают. Мартин всегда был наиболее практичным из двух партнеров компании «Гудвин и Сэмьюэлс, фотографы на все случаи жизни», и в основном благодаря его искусству их маленькому делу в Итоне удалось пройти без особых потерь через многие трудные годы. Младенцы, свадьбы, обручения, общественные деятели всех мастей, школьные спортивные команды, промышленные предприятия – они брались за все, и все приносило им приличный и постоянный доход вот уже на протяжении семнадцати лет.
И теперь эта авиакатастрофа заставила их окунуться с головой в совершенно иную сферу. В тот вечер они засиделись допоздна в своей фотолаборатории, готовя экстренную подборку снимков нового завода, только что построенного в окрестностях Слоу, когда ужасающий рев реактивных двигателей аэробуса, пронесшегося над самыми крышами домов на Хай Стрит, почти оглушил их. И когда вслед за этим они услышали взрыв, от которого содрогнулось все здание, они сразу поняли, в чем дело, и Мартин выскочил из темной лаборатории, не обращая внимания на то, что хлынувший в нее поток света может испортить их пленки, успев только крикнуть партнеру, чтобы тот захватил с собой две камеры и столько кассет с чистой пленкой, сколько сможет унести.
Партнеры засняли место катастрофы со всех возможных точек, запечатлев наиболее драматические моменты аварии еще до того, как туда прибыла бригада спасателей. Оба были слишком ошеломлены, чтобы остро реагировать на зрелище унесенных человеческих жизней, и продолжали автоматически щелкать фотоаппаратами всю ночь; время от времени то один, то другой отправлялся в студию, чтобы пополнить запасы фотопленки. Та ночь круто изменила всю их жизнь – они смогли заснять сцены, которые редко кому из фотографов удавалось запечатлеть прежде: кульминационные моменты крупного бедствия.
Но хотя в последующие недели охваченный энтузиазмом Мартин заключил кучу выгоднейших сделок со средствами массовой информации, а также, наплевав на этику, выставил в двухсторонней витрине студии лучшие фотографии этой трагедии, Эрнест ощущал определенное беспокойство. Он начал бояться работать один в темной лаборатории, неважно, днем или ночью; темнота и тишина придавали яркую объемность жутким снимкам, которые он проявлял. В последние недели его беспокойство усилилось, и нервное напряжение достигло того предела, когда едва удается держать себя под контролем. У него появилось чувство, что за ним постоянно следят. Уже не раз, когда он сидел в темной лаборатории, освещенной зловещим красным светом, он вдруг начинал ощущать за спиной чье-то присутствие. Конечно, там никого не было, и он ругал себя за свою сверхвпечатлителъность. Тем не менее, в последнее время это ощущение стало настолько сильным, что он уже не мог его преодолеть.
Когда он рассказал об этом Мартину, его партнер только рассмеялся и сказал, что это совсем не удивительно, когда работаешь один в темноте, да еще в окружении образов смерти, ко беспокоиться не стоит, очень скоро они распродадут все фотографии, что отсняли на месте катастрофы, и можно будет отдохнуть и насладиться своим финансовым успехом. Но Эрнест считал, что вряд ли сможет долго продолжать в том же духе. Пока Мартин занимался коммерческими вопросами (к чему он, безусловно, имел больше таланта), вся работа по изготовлению отпечатков легла на него. Но сегодня, после внезапной и необъяснимой смерти нескольких человек, он почувствовал в воздухе новое напряжение. Это было не то ясное ощущение подавленности, которое висело над Итоном подобно темной серой пелене со времени катастрофы; это было ощущение новой грядущей беды.
Эрнест вытащил фотографию и бросил ее в большую ванну с водой, чтобы смыть остатки реактивов с ее поверхности. Она плавно закружилась в струе воды и затем всплыла на поверхность вверх изображением. Уже в который раз пораженный ее жутким содержанием, Эрнест смотрел на лениво покачивающуюся в струях воды фотографию, одновременно вытирая остатки реактива с пальцев о белый халат. На фотографии были изображены ряды завернутых в белые, испачканные землей и кровью простыни фигур, по очертаниям которых можно было легко догадаться, насколько изувечены скрытые под простынями тела. Снимок был сделан в первые часы рассвета и его четкость заставила Эрнеста внутренне содрогнуться. С одной стороны было видно нечто более массивное, накрытое более плотной тканью – там лежали большие пластиковые мешки, скрытые от случайных глаз, дабы их жуткое содержимое не нервировало спасателей. Он знал, что там находятся отдельные части тел, которые будут кремированы в таком виде, потому что идентифицировать их и приложить к телу, которому они принадлежали, не представлялось возможным.
И пока он разглядывал плавающую фотографию, ему показалось, что он может различить трупы, скрытые под простынями; их почерневшие тела, их лица, искаженные страшной гримасой смерти. Он вцепился руками в край ванны, чтобы немного успокоиться; в его груди все напряглось. Он почти слышал крики и мучительные стоны их душ, их жалобные голоса звучали все громче и громче. Их души все еще были здесь, они не ушли. И он чувствовал их.
Как будто из-за своих фотографий, из-за того, что он столько дней провел в темной лаборатории один на один с их образами, между ними возникла некая связь. Каким-то образом он ЗНАЛ, что они чего-то ждут. Или кого-то. Что трагедия еще не завершилась.
Преподобный Биддлстоун неуверенной походкой шел по каменистой дорожке, старательно отводя взгляд от высокой сложенной из серого камня церкви, стоящей в конце сквера с военным мемориалом. Его спутник слегка придерживал его за руку, так как викария слегка покачивало. Они прошли через маленькую калитку справа от них, которая вела прямо к дому викария, где того уже нетерпеливо поджидала в дверях экономка.
- Предыдущая
- 32/59
- Следующая
