Социальная философия: Учебное пособие - Алексеев Петр Васильевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая

В философском знании представлены все имеющиеся в человеческой культуре виды знания; они переплетены здесь и дают единое интегральное целое. М. М. Бахтин отмечал: "Философию можно определить как метаязык всех наук (и всех видов познания и сознания)"^[63].

Комплексность философского знания подчеркивает соединенность в нем различного, друг к другу несводимого, а интегральность – единство, не исключающее превалирования в нем какого-то объединяющего начала; таковым является (на что уже обращалось внимание) – если брать средства постижения действительности – рационалистичность.

Развернутая характеристика философии нами уже дана в учебнике: П. В. Алексеев, А. В. Панин. Философия. Разд. I (см.: Глава I. Зачем нужна философия? 1. Мировоззренческие функции философии. 2. Методологические функции философии. Глава II. Проблемы философии. Глава III. Предметное самоопределение философии. Предмет философии. Глава IV. Философия как вид знания). Имея в виду, что читатели уже знакомы с этим материалом (в частности, с различными сторонами, или срезами, философского знания) или могут познакомиться с ним, нам нет необходимости дальше развертывать ответ на вопрос о философии как форме общественного сознания.

Вспомним основной смысл понятия «мудрость». В "Словаре русского языка" С.И. Ожегова отмечается, что мудрость – это глубокий ум, опирающийся на жизненный опыт. В "Толковом словаре живого великорусского языка" В. Даля поясняется: мудрость – это "соединение истины и блага, высшая правда, слияние любви и истины, высшего состояния умственного и нравственного совершенства". Мудрец – это "человек, достигший ученьем, размышлением и опытностью сознания высших житейских и духовных истин". "Философский словарь", изданный в ФРГ, поместил в соответствующей статье фрагмент из книги Н. Гартмана «Этика» с раскрытием существа мудрости. Мудрость, по Н. Гартману, – это проникновение чувства ценности в жизнь, в любое чувствование вещей, во всякое действие и реагирование вплоть до спонтанного «оценивания», сопровождающего каждое переживание; постижение всего действительно этического бытия с точки зрения этого бытия; всегда лежащая в основе образа действия практического сознания его связи с ценностью.

В качестве дополнения к главе IV, 6 ("Философия – любовь к мудрости"), которая оказалась недостаточно проясненной, осветим еще ряд моментов, характеризующих философию как мудрость. Но предварительно затронем вопрос о специфике ее терминологии.

Философия представляет собой, что уже отмечалось, вечное стремление к мудрости, претендуя на выдвижение мировоззренческих ориентиров для деятельности человека и общества в целом. В этом плане она обладает комплексом специфических черт. При этом и в данном аспекте обнаруживается, что ряд характеристик философии отражает в большей степени ее рационалистическую направленность, а другие, напротив, выражают ее смысл как формы ценностного сознания.

Следует прежде всего отметить, что, будучи тесно связанной с мудростью, философия из-за этого нисколько не теряет в своей рационалистической сути и не становится неким иррациональным феноменом человеческой культуры. Чувства и переживания, если без них и не обходится мудрость, органично вплетены в мудрость, придавая ей индивидуально-личностную окраску.

Терминология истинного философа, не замыкающегося ни в естественные, ни в социальные науки и не заполняющего ее чрезмерно специально-научными понятиями, действительно, специфична. Человека, который впервые знакомится с философией, может смутить язык, которым пользуется философ, излагая свои мысли. С одной стороны, терминологический аппарат философии кажется иногда очень знакомым и включает в себя слова и выражения, которыми человек пользуется каждый день. С другой стороны, в отличие от частных наук понятийный каркас философии всегда носит личностный характер, и содержание понятий может значительно варьироваться в разных концепциях.

Зная терминологический аппарат математики, человек, по-видимому, будет способен воспринимать любой математический текст, по крайней мере, он сможет его понять. Знание же терминологического аппарата одной философской системы вовсе не гарантирует понимание других концепций. Причем на современной стадии развития философии, когда значительно возрастает вариативность, разброс философских направлений, когда целый ряд философских концепций прямо исходит из обыденного (повседневного) сознания, данная проблема даже усиливается.

Последнее объясняет причину "сложности понимания" некоторых современных философских концепций (или, точнее, понимание каждым по своему усмотрению), которое выдается чуть ли не за принципиальную особенность философского знания, а на самом деле представляет собой лишь усиленное «размывание» традиционных границ классической философской терминологии. Философы такого рода заведомо усложняют свой философский язык, чтобы их поняло как можно меньшее количество людей, что, по-видимому, и выступает для них признаком истинного философствования.

Нам представляется, что такая позиция глубоко неверна и противоречит смыслу философствования, которое должно прояснять человеческие мысли, а не запутывать их до предела. Как отмечал Ортега-и-Гассет, "я всегда полагал, что ясность – вежливость философа, к тому же сегодня, как никогда, наша дисциплина считает за честь быть открытой и проницаемой для всех умов в отличие от частных наук, которые с каждым днем все строже охраняют сокровища своих открытий от любопытства профанов, поставив между ними чудовищного дракона недоступной терминологии. По моему мнению, исследуя и преследуя свои истины, философ должен соблюдать предельную строгость в методике, однако, когда он их провозглашает, пускает в обращение, ему следует избегать циничного употребления терминов, дабы не уподобиться ученым, которым нравится, подобно силачу на ярмарке, хвастать перед публикой бицепсами терминологии"^[64].

Философ, конечно, может остаться непонятым по тем или иным причинам, однако не должен стремиться заведомо неясно излагать свои мысли. Чаще всего за внешней сложностью и неясностью скрывается примитивизм рассуждений. Вряд ли следует считать такой вариант философствования состоятельным. Поскольку философия оперирует понятиями, их "ментальное содержание… можно изложить. То, чего нельзя высказать, что является невыразимым, не является понятием, и познание, состоящее из невыразимого представления об объекте, будет чем угодно, пусть даже – если вам угодно – высшей формой познания, но никак не тем, что мы ищем за словом "философия""^[65]. Таким образом, за простотой и ясностью изложения философских идей может скрываться очень сложное и совсем иное, чем кажется на первый взгляд, содержание, а за внешней сложностью лишь особенности личностной терминологии автора, в которой вполне можно разобраться, даже если сам автор этот процесс сознательно затруднил.

Необходимая ясность и доступность философии (как ее цель) связана с тем, что она не приемлет замкнутости в узком профессиональном кругу. Да и возможен ли такой круг в данной области духовного освоения мира? Одна из задач философии – это обсуждение ценностей человеческого существования, которые важны для любого человека, и любой человек вправе обсуждать их, а значит, в каком-то смысле философствовать. Карл Ясперс отмечал, что изначальной формой философствования являются внешне наивные вопросы детей. "Ребенок удивляется: "Я все время пытаюсь думать, что я – иной, но я все равно всегда одно Я". Этот мальчик уже прикасается к одному из истоков всякой достоверности, осознанию бытия в самосознании. Он удивляется загадке Я-бытия… Он вопрошающе стоит перед этой границей. Другое дитя слушает историю сотворения мира… и вскоре спрашивает: "А что было перед началом?" Этот ребенок познал бесконечность дальнейших вопросов, невозможность разума приостановить то, на что часто для него невозможен окончательный ответ"^[66]. Таким образом, философия неизбежна для любого человека, и даже отрицающий ее тем самым порождает лишь определенную философию.

• Предыдущая
• 20/74
• Следующая