Святой конунг - Хенриксен Вера - Страница 22
- Предыдущая
- 22/64
- Следующая
— Он дал мне его, отправляясь на юг, — прошептала она, — он сказал, чтобы я пустила его в ход, если какой-то мужчина попытается изнасиловать меня.
Некоторое время Сигрид сидела, пристально глядя на оружие; если бы Хелена выполнила завет Грьетгарда, ей бы пришлось всадить этот нож в Кальва. Она собралась уже произнести над ножом заклинание и молитвы, чтобы рана не загноилась, как вошел священник Йон.
— Хелена!
Не вытирая слез, Хелена подняла голову.
— Кто просил тебя приходить сюда, священник? — спросила она. Слова ее прозвучали так жестко, что священник опешил.
— Р-рангхильд сказала, что ты поранилась… — заикаясь, пробормотал он, — и что рана смертельная…
— Рана не смертельная, — торопливо заметила Сигрид.
— Ты слышал? — перестав плакать, сказала Хелена. — Тебе здесь делать нечего.
— Я могу предоставить тебе возможность исповедоваться и получить прощение от Бога.
— Зря теряешь время.
— Бога больше радует один раскаявшийся грешник, чем девяносто девять праведников, — торжественно произнес он.
— Думаешь, я поверю, что Бог, осудивший меня на адские муки, жаждет моего спасения?
— Хелена! — строго сказал священник. — Бог никого не осуждает на муки ада; наши собственные грехи ведут нас туда.
— Или грехи наших родителей, — с горечью добавила Хелена. — Я была осуждена на муки ада жизнью своей матери. И сегодня я решила, что будет лучше, если я встречу свою судьбу, не увлекая за собой других. Но я оказалась еще более презренной, чем я думала: в решающий момент я испугалась.
— Это Господь Бог спас тебя от гибели, Хелена.
Хелена непристойно рассмеялась.
— Наверняка, это злой дух удержал меня, считая, что я могу быть еще полезна ему, — сказала она.
Священник положил руку на плечо Сигрид.
— Будет лучше, если ты уйдешь, — сказал он.
Сигрид неуверенно встала, ища взгляд Хелены. Но девушка отвернулась, и Сигрид медленно вышла из кухни и направилась в новый зал.
Вскоре и священник Йон последовал за ней; по его растерянности она поняла, что ему ничего не удалось добиться от Хелены.
Оставшись с Сигрид наедине, Кальв захотел узнать, что случилось, и она рассказала ему обо всем. Но он только пожал плечами, когда она многозначительно посмотрела на него.
— Почему она не стала слушать священника Йона? — спросил он.
Сигрид вздохнула. Она не понимала, как может быть Кальв таким слепцом, чтобы не видеть своей вины.
— Я знаю, что ты считаешь меня виноватым во всем, — продолжал он, — и я не отрицаю, что причастен к этому. Но если бы это был не я, это был бы кто-нибудь другой. Девка была просто вне себя, она не может больше жить без мужиков. И теперь, когда у нее есть все возможности для того, чтобы получить отпущение грехов и начать новую жизнь, и она отказывается это сделать, никто не может ждать от меня, чтобы я взял всю вину на себя.
Сигрид не нравился тон, которым он говорил о Хелене. Она считала, что он ошибается, но не знала, что ответить ему.
— Есть какие-нибудь новости из Каупанга? — немного помолчав, спросила она. В этот день с юга пришел корабль.
Ничего особенного. Королева Альфива сетует на то, что бонды слишком ленивы, чтобы платить королю Свейну те налоги, которые он требует. Она хочет, чтобы я поторопил их.
— И что ты думаешь делать?
— Я не собираюсь брать на себя невыполнимую задачу. Ни Свейну, ни его датчанам не станет хуже оттого, что они малость попостятся; люди в усадьбах куда больше нуждаются сейчас в еде.
— Я думаю, что ты, как лендман короля Свейна, должен выполнять его указы.
— Если король чем-то недоволен, пусть сам даст мне знать. Король Кнут не заставит меня быть мальчиком на побегушках у его любовницы.
— Ты не единственный, кто так думает. Эйнару Тамбарскьелве она тоже не очень нравится.
— Что в этом удивительного? Говорят, король Оппланда Эйстейн поставил своего пса властвовать над Трондхеймом. Но король Кнут превзошел его: он сделал нас слугами сучки.
Сигрид бросила на него быстрый взгляд: ей показалось, что он преувеличивает.
— Лучших слов она и не заслуживает, — ответил он, когда она сказала ему об этом. — Она думает только о том, как бы получить выгоду для себя и своего сына, и она не брезгует ради этого никакими средствами. Бергльот дочь Хакона была совершенно права, сказав, что за изменой короля Кнута Хакону Эрикссону стоит Альфива. Эйнар рассказал ей о том, какие слухи ходят в Англии: что король был причастен также и к смерти Эрика ярла.
— Я слышала, что ярл истек кровью, когда у него вырвали язык за его болтливость…
— Некоторые считают, что король Кнут сожалеет о том, что рана оказалась слишком глубокой.
— Стало быть, король Кнут пришел к власти в Норвегии путем измены и подлости? — сказала потрясенно Сигрид. — Если бы Бергльот что-то знала об этом, она бы, я думаю, рассказала бы мне.
— Наверняка Эйнар не рассказывал ей об этом. Возможно, он считает, что она и так подняла слишком много шума по поводу того, что Кнут убил сына ее брата, — сказал Кальв и неожиданно улыбнулся. — Причиной его злобности по отношению к Альфиве является, по-моему, то, что он чувствует себя дома в подчинении у бабы.
— Ты прав, это не доставляет ему особой радости, — тоже улыбаясь, сказала Сигрид, — но Бергльот не становится хуже оттого, что он питает неприязнь к Альфиве, — добавила она. — Впрочем, я думаю, что за всем этим кроется еще кое-что…
Кальв вопросительно посмотрел на нее, а она продолжала:
— Ругая королеву, он пускает бондам пыль в глаза, делая вид, что он на их стороне; королю же Кнуту она явно надоела, иначе он не отослал бы ее в Норвегию. И, сваливая всю вину на королеву, не затрагивая при этом короля Свейна, он заявляет королю Кнуту, что во всем поддерживает юношу.
Кальв задумался. Обняв его, Сигрид спросила:
— Ты, я надеюсь, не считаешь, что тобой помыкают бабы?
— Разве такое со мной возможно? — с усмешкой произнес он.
— Не знаю.
— Если такое и случалось, я сам этого не замечал. Но временами ты морочила мне голову. Кстати, это у тебя здорово получается.
Он снова улыбнулся.
— Возможно, я смогу теперь сделать тебе ребенка, — сказал он, — раньше у меня этого не получалось.
— Ты считаешь себя виновным в том, что у нас нет детей?
— Ты сама могла убедиться в этом после случая с Сигватом!
Сигрид ничего не сказала. Возможно, он был прав. Во всяком случае, ее отношения с ним были теперь не такими, как прежде.
— Мы попросим об этом святого Олава, — сказала она.
— Не думаю, что это особенно поможет, — ответил он, — мне кажется, что ты кривишь душой, называя его святым…
— Я думала, ты уверен в святости короля.
— Это я. Но для меня всегда было утешением слышать от тебя, что он вовсе не святой! — Он хохотнул, но тут же серьезно добавил: — Я уверен в том, что он святой. Но мне не нравится, что ему приписывают такую власть, потому что считаю, что после смерти он так же мстителен, как и был при жизни. Чего только стоит этот неурожай!
— Все потому, что королю Свейну сопутствует удача.
— Удача и раньше сопутствовала потомкам Горма.
— Можно подумать, что король Кнут отнял удачу у потомков Горма своим предательством. Кстати, нет никакой уверенности в том, что Свейн — сын Кнута.
— Да… — задумчиво произнес Кальв.
— Ты говоришь, что король Олав мстителен, — продолжала Сигрид, — а как же обстоит дело со мной, кого он простил? А как было с Туриром, который убил его? Первым чудом, которое совершил король, было то, что он исцелил его рану и обратил его в христианство. Разве это не свидетельствует о том, что он больше не жаждет мести?
— Может быть… — согласился Кальв. — Но Турир не служил королю, как я. И мне кажется, что события, происшедшие с тех пор, как я отвернулся от него, вовсе не свидетельствуют о том, что он простил меня — как до его смерти, так и потом.
— Я не думаю, чтобы святой был мстителен, Кальв. Это противоречит христианству.
- Предыдущая
- 22/64
- Следующая
