День револьвера - Уланов Андрей Андреевич - Страница 9

Не помогло.

– Ты не мог бы хлопать дверью чуть поти… – тут я увидел, что именно сжимает довольный гобл в лапе и заорал: – Какого дьявола?!

– Ы-ы-ы?!

– Это же гномские «вечные» свечи!

Мы их покупали раз в год, для рождественской ёлки. И то – если огарок, по мнению папули, оставался достаточно большой, то свечу припрятывали до следующего сочельника.

– Ну дык…

– ЗАЧЕМ?!

– Дык они ж самые лучшие, – с искренним недоумением отозвался гоблин.

– И самые дорогие! И, тролль на тебя наступи, зачем ты взял ОХАПКУ?!

– Для моего шедевра, – гобл повернулся ко мне спиной и принялся деловито прикреплять свечи к полу… стене… потолку, – нужно хорошее освещение.

Спорить с ним бесполезно, понял я. Или пристрелить, или… я почти решился на «пристрелить», но для этого надо было сначала перевернуться на другой бок, а я уже вполне уютно устроился на этом… и глаза закрываются….

Так я и уснул – в залитой светом комнатушке, под треск свечей, скрежет угля и бормотание свихнувшегося нелюдя.

Ночью, как и следовало ждать, мне приснился кошмар.

Старый сарай темен, свет лишь кое-где лениво просачивается сквозь щели. Впрочем, со светом и на дворе неладно – осень, тучи, ну и все такое.

Я сижу под самой крышей, верхом на балке, одной рукой пытаясь держаться за поперечный брус, а второй – прижимая к груди ботинки. А шаги приближаются, тяжелое чпок-чпок-чпок по грязи. Вот они уже совсем рядом, дверь со скрипом распахивается и в сарай вместе с порывом ледяного ветра вваливается ОН.

– Чертовы мальчишки…

Со своего места я видел только шляпу мышиного цвета, край пуза и, конечно, волочившийся следом кнут. Длинный кнут. И владел он им отменно. Мы не раз глазели – из-за изгороди, разумеется, – как Сэм Клайв по прозвищу Чеширский Хряк сшибает им головки чертополоха… за пять ярдов.

– Доберусь я до них, ох доберусь… они еще пожалеют… они еще проклянут день и час, когда решились…

Лично я уже давно проклял день и час, когда поддался на подначки рыжего Билла Гровса. Но вряд ли человек внизу был склонен узнавать об этом. Он бродил по сараю, заглядывая во всякие укромные места, его бормотание с каждой минутой звучало все мрачнее – а мои ноги тем временем превращались в ледышки.

Это тянулось долго, целую вечность – пока уставшие пальцы не соскользнули с бруса. Я начал медленно, словно во сне, валиться вниз, прямо на остановившуюся точно подо мной мышастую шляпу Хряка…

…и стукнулся лбом о доски пола.

Как выяснилось, удар хорошим, крепким полом по голове – отличное средство против ночных кошмаров. Дабы избавиться от наваждения окончательно, я повернул голову – уж что-что, а вид ухмыляющегося гоблина запросто перекроет и десяток Хряковых рож.

Гоблина не было. На полу дотлевал огарок последней свечи, а открытое настежь окно – так вот чего у меня так ноги закоченели! – недвусмысленно намекало, каким именно способом меня покинули сорок пять мексиканских долларов… плюс три за клыки. Чертова зеленая скотина!

Бормоча проклятья по адресу собственной мягкосердечности, я запер окно и упал обратно в кровать, искренне надеясь, что на этот раз ко мне в сон явится кто-то получше Чеширского Хряка. Например, Молли Эшвуд… впрочем, после Хряка я был согласен даже на рыжую корову ее тетки, которую мне как-то пришлось пасти целых полторы недели… хотя по совести, тот старый горшок и трех дней не стоил.

Молли, конечно же, мне так и не приснилась, но и кошмар – тоже. До утра.

– А, проснулся, – поприветствовал меня знакомый голос. – Ну глянь, зацени работу. Всю ночь рисовал! По мне, получилось знатно!

Кое-как приоткрыв левый глаз, я повернул голову… и застыл, распахнув рот и глаза на максимально возможную величину.

Это были эльфийка и единорог. Гоблин не поскупился на уголь – он рисовал в натуральную величину. И в остальном его творение тоже было натурально донельзя. То есть, понятное дело, единорогам одежда не положена, но…

– А-а-а п-п-почему она т-такая… п-п-п…

– Прекрасная?

– П-п-п…

– Прелестная?

– П-п-п-неодетая!

– Одежда помешала бы ей насладиться процессом! – заявил гоблин. – Но из виду я ничего не упустил. Смотри, вон лоскут на кустике… вон обрывок рукава… а лежит она на остатках юбки.

На самом деле Толстяк сказал не «процесс». Он употребил совсем другое слово, при этом еще и жестами его, гм, подкрепил. Конечно, я – не юная монашка, как и отчего появляются жеребята, знаю не понаслышке. Но…

– Да ты краснее помидора! – удивленно произнес Толстяк. – Эй, а ну, отвернись, нечего дышать в мою сторону! Мало ли какую заразу можно подх… Задница Сидящего! Ты чего, девственник?!

– Вот еще! – буркнул я, краснея еще больше.

– Промежду прочим! – с невинным, насколько это вообще возможно для гобла, видом произнес Толстяк, – ходят слухи, что близ горы Пьяного Шамана видели единорога.

– И кто его видел? Лично пьяный шаман?

– Ну, не скажу, что все свидетели были трезвы, как проповедник, – заюлил гобл, – но, эй-парень, подумай – с чего вдруг добропорядочному орку или троллю даже после трех-пяти… десяти кувшинов текилы видеть единорога? Этой твари в наших краях от Сотворения не водилось!

– Вот именно!

– А знаешь, почем нынче идет рог единорога? – заговорщицки прошептал Толстяк. – Шестнадцать долларов за унцию. А? Это тебе не с лотком горбатиться…

– Гобл безмозглый, да подумай же наконец! Если твои приятели никогда не видели единорогов, то с какой луны на них свалилось знание, что им привиделся именно этот зверь?! А?! Ты сам-то сумеешь отличить единорога от верблюда?

– Верблюда я уже как-то жрал! – с деланым равнодушием сообщил Толстяк. – Спасибо федеральной армии за доставку[2]. Деликатес из него, правда, вышел неважный, мясо почти все уварилось, да и на вкус оно было так себе. Зато жир из горба… м-м-м, когти оближешь!

Я медленно подошел к окну. Распахнул его, впуская в комнату свежий… ну, относительно свежий воздух. Выглянул наружу и с удивлением обнаружил, что городок выглядит почти как вчера.

– Ты чего?

– Проверяю, не перенеслись ли мы за ночь в Африку, – объяснил я.

– Это страна, откуда вы черномазых возили? – уточнил гоблин. – У нас в племени как-то завелся один…

– Завелся?!

– Ну, мы сожрали его белого массу и пятерых слуг, а этот старикан был такой дряхлый и костлявый, что и дров на него было жалко. Решили оставить его на завтра, на ужин, а вышло так, что поймали бизона, потом орки Р-рыгара…

На улице грохнул выстрел. Я сунулся к окну, но краем глаза засек, что гобл падает на пол, и последовал его примеру – очень вовремя, потому что в следующий миг выстрелы слились в одну сплошную трескотню. Прямо под окнами раздался дикий нечеловеческий визг – судя по громкости, подстрелили лошадь или троллиху. Затем пальба начала смещаться вдоль улицы, постепенно снижая интенсивность, и закончила глухим «бабах!» динамита где-то в районе городских ворот.

– Так вот… – гобл по-прежнему лежал на полу, и я решил последовать примеру старожила – кто знает, как здесь обстоит дело со вторыми раундами?

– …негр этот, бывало, часами сидел и нес всякую муть про свою родину за Большой Соленой Водой. И знаешь, эй-парень, послушав его, лично я понял, что наши Запретные Земли – далеко не самое паскудное на этом свете местечко.

– Это поправимо, – заметил я. – Причем я даже знаю, кем именно.

– Ну до вас, людей, – Толстяк приподнял голову, прислушиваясь, – нам…

На улице вновь грохнул выстрел. Я покрепче вжался в пол, но на этот раз продолжения не последовало.

– … далеко, – как ни в чем не бывало закончил фразу гоблин. – Не, полежи еще… последний бах – это была пушка Билли Шарго.

– И-и?

– Пальба – это банда Билли перестреливалась с кем-то пришлым, – охотно пояснил гоблин. – Стволы незнакомые, судя по резковатой пальбе – гномские, и патронов эти гости не жалели. Прорвались к воротам, снесли… понятное дело, Билли был расстроен, причем настолько, что пристрелил кого-то из своих.