Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич - Страница 64

— Ваш прибор не преувеличивает, — важно сказал шахматист, не придавая всеобщему вниманию никакого значения, и стал расставлять фигуры на шахматной доске.

Мэр с изобретателем поочередно бросили кости и погрузились в игру.

— А мы выпьем шампанского, — сказал администратор, взяв со стола бутылку. Пробка взлетела под потолок, шампанское запенилось в бокалах. Анна и Герт улыбнулись друг другу… — Желаю вам… — начал тост администратор.

Раздался тихий стук в дверь.

Анна и Герт удивленно переглянулись. Больше они никого не приглашали.

— Войдите! — крикнул Герт.

Стук повторился, но никто не вошел.

— Это, наверное, консультант, — предположил изобретатель. — Но я его не звал.

Герт нетерпеливо направился к дверям и выглянул в коридор.

В темноте стоял высокий человек в плаще с поднятым воротником.

— Можно вас на минуточку? — спросил человек тихим, чем-то знакомым голосом.

Герт заглянул в комнату и сказал компании:

— Я на минуточку!

Закрыв дверь, Герт вышел в темный коридор.

— Так пойдем или надеть наручники? — все так же тихо спросил незнакомец.

— Почему наручники? — спросил Герт осевшим голосом.

Человек в плаще сунул руку в карман, вынул какой-то небольшой предмет и, бесцеремонно перейдя на «ты», спросил:

— Тебе знакома эта вещь?

Герт различил на ладони незнакомца забавного лохматого чертика.

— Такой пустяк… — Герт сильно заволновался. — За машину я ведь рассчитался. А подвеску меня уговорили уже потом купить. Кто мог подумать, что она стоит дороже машины!

Но незнакомец все подталкивал его по коридору к лестнице.

Вдруг его осенило: надо дать этому типу денег, расплатиться за чертика. Он пошарил по карманам. Нашел только сотню, полученную от администратора, и протянул ее незнакомцу.

— Знаешь, сколько она стоит? — спросил тот.

— Ты можешь обмануть кого угодно, только не меня, — сказал он. Ты ведь и сам это понимаешь.

Они спустились по лестнице. Незнакомец впереди, Герт за ним, обреченно глядя в его странно знакомую спину. Прошли сквозь пустынный холл и подошли к машине Герта, одиноко стоявшей у отеля.

«Я же оставил ее на автостоянке», — машинально подумал Герт.

Незнакомец открыл Герту заднюю дверцу, а сам сел за руль. Молча включил мотор, и машина тронулась с места.

Вскоре они проскочили мимо ратуши, потом оставили позади маленькие домики окраины и, обогнув огромный транспарант «Посетите наш город…», выехали на шоссе…

Была поздняя ночь, когда вдали показались опостылевшие за шесть лет силуэты города пустых ценников.

Подъехали к общежитию, где жил Герт. Незнакомец выключил мотор.

— Помочь донести багаж? — спросил он, повернувшись к Герту.

Герт поднял голову и впервые увидел его лицо. Вот почему его внешность показалась ему такой знакомой.

Это лицо он привык видеть в зеркале…

— У меня нет багажа, — сказал Герт хрипло.

— Проверь на всякий случай багажник, — сказал тот и, как показалось Герту, печально помахав ему рукой, исчез во тьме.

Жил-был пастух в деревне. Конечно, скажешь ты, в деревне. Где ж еще жить пастуху? Не в городе же. Правильно. Хотя и не совсем.

Летом пастух покидал свой маленький дом на тихой вишневой улице, сбегающей к лугу, и перебирался в березовую рощу. Роща стояла и стоит у реки, и там, среди берез, пастух построил летнее жилище. Это был шалаш, поднятый над землей на четырех высоких, метра в два, стойках. У шалаша имелось как бы два этажа. На нижнем отдыхал пастух, а на верхнем, под камышовой крышей, хранилась скромная провизия. Картофель, капуста, лук, а также две кринки с молоком и хлеб, которым пастух запасался в деревне впрок. У подножия этой избушки на сваях было кострище, где пастух, когда хотелось, готовил на огне еду.

Каждое утро, задолго до петухов, пастух шел в село и собирал по дворам коров. На целый день он выводил их на выпас, а к вечеру пригонял обратно пыльным душистым проселком.

— Спасибо! — сердечно благодарили пастуха женщины и старухи, а он только улыбался в ответ да и то не губами, а своими синими-синими глазами.

Женщины знали, что пастух никогда не возьмет угощения, словно это ему вовсе и не надо. Пастух был молчаливый, красивый и молодой.

И раньше, когда учился в школе, был молчаливым и тихим мальчишкой. Всем ребячьим забавам он предпочитал рыбалку на пескарей и красноперок. А еще любил забрести в луг, где у какой-нибудь одинокой копны сена, куда пролетом заглядывали лишь пчелы да бабочки, мог часами читать книгу.

Его родители умерли рано, он остался совсем один и после восьмого класса попросился в пастухи. Такой и профессии теперь, считай, что нет, осталось несколько глубоких стариков, которые ничего другого не умеют.

Все удивлялись, но в сараях мычали коровы, и человек с кнутом был совсем не лишним. Пусть даже подросток.

С той поры минуло немало лет, а он все оставался пастухом.

Правда, был он не совсем обычный пастух. Он сочинял стихи. Сначала он слагал их для себя, и об этом никто не знал и не догадывался. Но однажды он переложил их на бумагу и послал в город. Вскоре оттуда приехал в деревню человек, зашел к председателю колхоза и попросил о встрече с одним из сельчан. Председатель удивился — зачем вдруг в столице кому-то понадобился их скромный и молчаливый пастух. Аль натворил что? Так он вроде никуда не ездил…

Еще больше удивился городской человек. Как оказалось, он был из книжного издательства и ожидал увидеть перед собой сельского учителя или еще кого-то, кого угодно, только не пастуха. Но пришел пастух, Пришел, как был, — в пыли, с кнутом, а глаза синие-синие.

Я не был при том разговоре, не знаю, но рассказывают, что человек из города спросил пастуха:

— Это ваши стихи?

— Да, — просто ответил пастух.

Гость еще больше удивился и произнес:

— Это очень хорошие стихи.

— Не знаю, — сказал пастух. — Какие уж получаются.

— Мы хотим издать их книжкой, — сказал городской человек.

— Пожалуйста, — согласился пастух. — Как хотите.

Горожанин уехал к себе, а пастух пошел пасти буренок.

Вскоре вышла книга пастушьих стихов. Их повсюду хвалили, а потом взяли да начали переводить и печатать в разных других странах на разных других языках.

Никто не верил, что их написал обыкновенный пастух с синими глазами.

В стихах он путешествовал в далекие страны и в звездные галактики и даже куда-то дальше — туда, где никто никогда не бывал из людей, живущих на Земле; рассказывал и о березах, рядом с которыми жил, и всем казалось, что это их собственные соседские березы, характер и каждое пятнышко на стволе которых хорошо знакомы; а то и просто описывал, что переживает его душа, и людям казалось, что именно так переживают и они сами, и после чтения его стихов на душе у каждого становилось светлее и легче. Точно проходился по ней свежий березовый ветерок…

Потом вышла вторая книга и третья.

В деревню нагрянули корреспонденты, желали поговорить с пастухом, взять интервью и зафотографировать, но он того не хотел и говорил, что ему надо пасти свое стадо, а то без него коровы закручинятся и разбегутся.

Корреспонденты уезжали ни с чем.

Приезжал в деревню и старый красивый седой человек, всемирно известный поэт. Он направился от председателя один прямо в березовую рощу к пастуху, там долго беседовал с ним, а вернувшись, только и сказал председателю:

— Не согласился. Удивительный… Не согласился! А что?..

Сел на черную быструю машину и уехал.