Выбери любимый жанр

Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

После таких слов мне ужасно захотелось поверить во все, рассказанное Василием. Пусть это будет неправдой, пусть! Но… как он сказал? «Пророчества Золотого Гобелена»? А это что? Пусть это вранье, пусть морская травля, но что такое «Золотой Гобелен»? И все-таки я решил промолчать.

Василий некоторое время продолжал сосредоточенно о чем-то размышлять, шевеля губами. Молился ли он, клялся или кого-то убеждал вполголоса. Вдруг он встал на ноги и, властно протянув руку к показавшемуся на горизонте катеру на подводных крыльях, громко произнес:

— Остановись! Я не хочу, чтобы ты подошел к причалу!

Естественно, катер продолжал свое стремительное движение, он уже прошел мимо грота Шаляпина и, казалось, летел над волнами стремительной сверкающей стрелой.

Летел, летел и вдруг остановился. Исчезли буруны, и теперь он был не стрелой, выпущенной из лука, а беспомощным поплавком. Василий посмотрел на меня уверенно и спокойно.

— Так продолжать? — спросил он. — Теперь у нас время есть, времени теперь вполне достаточно…

— Совпадение, — сказал я упрямо.

— Согласен, — быстро ответил Василий, — но в мою пользу! А теперь слушайте… Я решился. Почему? Вот так, взял и решился. Это теперь не призыв моего «шарика» во лбу. Теперь это мое решение, сознательное, так сказать, а потому и бесповоротное. Я ухожу в другой мир. Человечество, наверное, обойдется и без меня, вруна и травилы. Но вы еще услышите обо мне, услышите и долго не будете догадываться, что это я — Василий Шмаков. И запомните этот вот день, запомните и меня, да посмотрите же на меня!.. Вот так… Я ухожу…

— А куда? — неожиданно тихо для самого себя спросил я.

— Если бы я сам знал? — уклончиво ответил Василий. — К ним…

— К этим кракенам?

— И к ним тоже… В утро того самого дня, когда мне подчинились дравшиеся в лагуне кракены, меня позвали они, позвали впервые. У них, видите ли, все было рассчитано… Вот здесь, — Василий прижал руку ко лбу, там, где был его «шарик», и уже больше не отнимал руки ото лба. Вот здесь больше не болело, здесь билась чья-то воля, чужая воля, могучая воля, и не было больше моряка Василия, а был раб, но раб могучего повелителя, имя которому — море… Не сразу я понял, что меня зовут. Так бывает, когда крепко спишь и слышишь голос, а не можешь понять: сон ли это, или зовут тебя по-настоящему. Различаешь отдельные слова, но между словом и поступком будто бы тонкая переборка… А потом, как-то вдруг, я встал и пошел, и тогда во всем теле, в каждой жилочке, в каждой клеточке запела свою песнь радость жизни, будто кровь закипела как шампанское, будто сотни тысяч, миллионы иголок сразу вонзились в тебя, но принесли не боль, а бодрость, силу какую-то, да разве это расскажешь?! И я пошел… Я шел вдоль берега, пока не вернулся к тому гроту, к три самой пещере, через которую попал на остров, но теперь я не свернул в сияющие залы с высокими сводами, а остановился у прохода между двумя поросшими мхом скалами. И я ничуть не удивился, когда ясно различил в мерцающем сумраке строгий овал входа, и ясно понял, что этот вход рукотворный, что не природа, а чей-то разум, не стихия, а чьи-то руки создали туннель.

Я остановился, и сразу же начался прилив. Позади шипела морская пена, и уровень воды под моими ногами становился все выше и выше, пока я не поплыл вперед, в этот туннель, и свет вокруг меня не уступил место кромешной тьме.

Я долго плыл, — продолжал Василий, и ясно видел, как он взволнован, — долго. И вокруг была тьма, но радость билась во мне огромная и яростная, как кит-горбач, веселящийся в шторм и бурю. Я долго плыл, пока не почувствовал, что должен набрать как можно больше воздуха в легкие, потому что вода заполнила теперь весь туннель и оттеснила меня к самому верху. Спиной я ощущал ее гладкую поверхность и неожиданно понял, что касаюсь ее только своим позвоночником или чем-то, связанным с этим позвоночником. И, сдерживая изо всех сил воздух в груди, стал уходить все глубже и глубже, пока черная пелена, поднявшись откуда-то изнутри, не окутала мозг… И вдруг — свет… Круглая каменная воронка, как жерло потухшего вулкана. Солнце прямо над головой и тихая зеленая вода. И по всем стенам расползлись сверкающие прожилки из каких-то кристаллов красного и черного цвета. Далеко не сразу я понял, что со мной произошло, далеко не сразу… Я обошел вокруг этого кратера и захотел дотронуться до стен… И не смог!.. У меня не было рук!.. Не было рук!

И тогда я начал плавать вокруг воронки, почти касаясь ее стен, делая круг за кругом. У меня не было рук, но как я плавал! Свободно и быстро, и с какой силой я отталкивался от воды! Я стал как рыба, я стал самой морской водой, самим духом моря, я стал как вихрь! Черные, красные, белые полосы вокруг сливались в один причудливый цвет, и тогда я, повинуясь какому-то душевному толчку, выпрыгнул из воды… Я выпрыгнул из воды неожиданно высоко и вновь упал в воду, и прыгнул еще раз и еще, и вдруг в полете увидел себя, свое отражение в воде… Но себя ли?! Над зеленым зеркалом морской воды, среди ряби, вызванной моими прыжками, я увидел не себя!.. Большой черный дельфин пролетал над водой, пока его не закрыли брызги. Я выждал, пока вода в кратере успокоится, и вновь прыгнул так высоко, как только мог, и теперь уже ясно увидел: да, над зеркалом морской воды летел черный дельфин…

Так я испытал свое первое перевоплощение…

Сколько дней я провел в этой воронке? Не знаю… Но день сменялся ночью, и снова день, и снова ночь. За это время я привык к себе, к своему новому телу, я научился не тыкаться носом в стены и беречь плавники, заменившие мне руки; я понял свой хвост, именно понял, и он научил меня мудрости движения, потому что в движении живого существа есть великая мудрость, которую мы обычно не замечаем, не думаем о самом движении, а пользуемся им свободно. И тогда пришел голод…

Прошел еще день, и еще, а мысли мои заполнили бесконечные видения земной, человеческой пищи. Противни с поджаренными булками, кольца колбас, источавших ужасающе ароматный запах копченого мяса, и снова хлеб, и так без конца, пока все чаще и чаще мои мысли не стали обращаться к рыбным блюдам, странно отодвигавшим все остальные яства куда-то в сторону…

И, будто зная, о чем я думаю, откуда-то из глубины кратера вдруг поднялась стая блестящих полосатых рыбок, каких-то тропических родственников нашей северной трески, и я тут же бросился на эту стаю, и снова радость жизни, и снова силы моря вскипели в моей крови.

С каждым днем я набирался сил. Я научился по-настоящему и плавать, и выпрыгивать из воды, и нырять в глубину. Много раз я проходил мимо туннеля, но какая-то сила удерживала меня, и какой-то голос шептал: «Еще не время! Еще не время!»… И вдруг я услышал: «Пора!»

Без тени боязни, я бы сказал — даже с гордо поднятой головой, если бы не чувствовал, что моя голова срослась с моим туловищем, проплыл я туннелем и плыл долго, пока не почувствовал, что это не тот туннель, не тот, и до сих пор не могу понять, когда мне пришло это в голову. Время от времени делал усилие, чтобы удержать себя от вдоха, и вдруг выплыл посередине странной пещеры. Рваные скалы обступили меня со всех сторон, и я, набрав в легкие воздух, нырнул в глубину, так глубоко, насколько только мог. И вдруг почувствовал: чьи-то мощные щупальца обхватили мое тело мертвой хваткой, а прямо передо мной сверкнули громадные глаза.

Скажу сразу же: поверить мне нельзя. Я это понимаю. То, что представилось мне, нельзя назвать даже гигантом. Это было страшное наваждение. Жесткий изогнутый клюв смутно поблескивал внизу, готовый раздавить меня. Я крепко сжал челюсти, хотя уже понимал, что воздух поступает в мои легкие откуда-то сверху. Все во мне было натянуто, как струны в каком-то чувствительнейшем музыкальном инструменте, и вдруг по всем этим струнам ударил мощный аккорд, и все внутри запело, загремело, застучало. И я понял: сейчас в меня вливается странное знание, глубокое и точное, но не человеческое знание, сейчас я приобщаюсь к высоким тайнам океана и всех морей нашей планеты. А аккорды все звучали и звучали и через диски-глаза передавались пламенем мысли, и мысли эти были мне понятны, но они были слишком стремительны, слишком необъятны…

25
Перейти на страницу:
Мир литературы