Великолепная Софи - Хейер Джорджетт - Страница 7

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая

– Как хочешь, – безразлично заметил он.

После обеда лорд Омберсли покинул семью. А Чарльз, у которого не было дел вечером, в сопровождении матери и сестер перешел в гостиную, и пока Сесилия лениво играла на пианино, завел с матерью разговор о предстоящем приезде Софии. Чтобы угодить матери, он согласился устроить небольшую вечеринку в честь кузины, но был категорически против того, чтобы она взяла на себя заботы о замужестве племянницы.

– Почему же дядя до сих пор – ей ведь двадцать, не так ли? – не позаботился об этом, – сказал он, – и вдруг решил взвалить на тебя эту проблему? Я просто не понимаю.

– Да, это кажется странным, – согласилась леди Омберсли. – Но, возможно, он просто не осознает, как летит время. Двадцать! Да она уже почти старая дева! Должна заметить, Горас чересчур небрежен! У него бы не возникло проблем – ведь она единственная наследница, – даже если бы она была дурнушкой, а ведь это невозможно, имея такого красивого отца как Горас и столь прелестную мать как Марианна. Даже если бы она была дурнушкой, то и тогда было бы предельно просто найти ей приличную партию!

– Предельно просто, сударыня, но пусть лучше этими поисками займется дядя, – прервал Чарльз.

В этот момент в гостиную вошли обитатели классной комнаты, ведомые мисс Эддербери, маленькой женщины, похожей на серую мышку. Мисс Эддербери наняли для воспитания многочисленных отпрысков леди Омберсли еще тогда, когда Чарльз и Мария только-только вышли из-под ревнивой опеки няни. Казалось, что двадцатилетнее пребывание в доме под покровительством добросовестной госпожи и при любовной поддержке питомцев должно было бы давным-давно успокоить нервозность мисс Эддербери, но та, напротив, с годами лишь усилилась. Не только ученость – включающая помимо достаточного для подготовки мальчиков в школу знания латинского языка, обширные познания в географии, в теории музыки, в живописи, умение играть на фортепьяно – позволяла мисс Эддербери переступать порог гостиной без душевного трепета и держаться с хозяевами на равных. Те из воспитанников, которые уже вышли из-под ее опеки, находили ее стеснительность и стремление угодить утомительными, но они не могли забыть ее доброту в школьные дни и всегда приветствовали ее теплее, чем требовала простая любезность. Поэтому Сесилия улыбнулась ей, а Чарльз поздоровался:

– Ну, Эдди, как поживаете?

Такое внимание заставило ее покраснеть от удовольствия и заикаться от волнения при ответе. Теперь у нее осталось только трое питомцев, так как младшего – Теодора – послали учиться в Итон. Селина, умного вида шестнадцатилетняя девица, подсела к старшей сестре за пианино; а Гертруда, уже в двенадцать лет соперничающая с Сесилией в красоте, и Амабель, десятилетняя толстушка, подбежали к брату, вскрикивая от удовольствия видеть его и громко требуя выполнить обещание сыграть с ними в лото в его ближайший свободный вечер. Леди Омбрерсли ласково предложила мисс Эддербери кресло возле камина, и та присела, тихонько причитая от избытка чувств. Леди Омберсли с довольной улыбкой наблюдала за веселой возней вокруг Чарльза. Как бы ей хотелось, чтобы с такой же добротой он относился к брату и сестре, близким к нему по возрасту. Во время Рождества произошла такая мучительная сцена, когда обнаружились оксфордские долги Хьюберта.

Установили столик для игры, и Амабель уже расставляла фишки на его зеленой байковой поверхности. Сесилия попросила не брать ее в игру, а Селина, которая была бы не прочь сыграть, но взяла себе за правило всегда поступать как сестра, заявила, что лото – это скукотища. Чарльз притворился, что не услышал этого, но проходя позади сестры, чтобы взять карточки для игры из высокого обтянутого тканью ящичка, что-то тихо ей сказал. Леди Омберсли вытянула шею, тщетно пытаясь расслышать хоть слово из того, что заставило Сесилию вспыхнуть до корней волос. Девушка встала и, пробормотав: «Хорошо, я немного поиграю», направилась к столу.

Селина последовала за сестрой, и некоторое время спустя обе девушки уже веселились наравне с младшими детьми, смеялись и шутили, забыв о возрасте. Леди Омберсли смогла, наконец, отвлечься от происходящего за столом и завязала беседу с мисс Эддербери.

Мисс Эддербери уже знала от Сесилии о скором приезде Софии, и ей не терпелось обсудить эту новость с леди Омберсли. Она разделила чувства ее милости, посетовав вместе с ней на несчастную судьбу девочки, осиротевшей в пять лет, согласилась с планами размещения и развлечений Софии и высказала уверенность, что несмотря на нерегулярность воспитания, София окажется милой девочкой.

– Я знала, что смогу положиться на вас, мисс Эддербери, – сказала леди Омберсли. – Спасибо вам за поддержку.

В чем на нее можно было положиться, мисс Эддербери не знала, но разъяснений не спросила, что оказалось весьма кстати, так как леди Омберсли не смогла бы вразумительно ответить, ибо сказала эту фразу только из желания сделать приятное. Мисс Эддербери воскликнула:

– О леди Омберсли! Так приятно! Так любезно с вашей стороны!

Она была готова разрыдаться от сознания, что ей, там недостойной, оказано столько доверия. Она очень надеялась, что ее светлость никогда не узнает, что пригрела змею на груди; и скорбно сетовала на недостаток решимости противостоять лести мисс Ривенхол. Ведь всего два дня назад мисс Эдцербери разрешила мистеру Фонхоупу присоединиться к их прогулке в Грин-Парке и, более того, не возражала, когда он с Сесилией отстал. Правда, леди Омберсли не говорила ей о несчастном увлечении Сесилии и не приказывала не подпускать мистера Фонхоупа к своей дочери, но мисс Эдцербери была дочерью священника (благополучно скончавшегося), который придерживался строгих и суровых правил, и знала, что такая игра словами только усугубляет ее испорченность.

Эти размышления прервала леди Омберсли. Взглянув в сторону карточного столика в другом конце комнаты, она громко зашипела:

– Я убеждена, что нет необходимости говорить вам, мисс Эддербери, как недавно мы были озабочены одним из этих капризов молодых девушек. Я больше ничего не скажу, но, думаю, вы поймете, как меня радует предстоящий приезд племянницы. Сесилия очень одинока, а ее сестры еще малы, чтобы составить ей подходящую компанию. Надеюсь, что, стараясь сделать пребывание Софии у нас приятным – так как бедняжке будет тяжело поначалу в такой большой семье – и руководя ее поведением в Лондоне, она сможет придать другое направление своим мыслям.

Такое предположение раньше не приходило в голову мисс Эддербери, и она тут же ухватилась за него в уверенности, что все произойдет так, как предсказала леди Омберсли.

– О да! Конечно, – вскричала она. – Что может быть лучше? Это так великодушно, ваша светлость… Я узнала от мисс Ривенхол… Она такая милая девочка, посвятит всю себя своей несчастной кузине! Когда, по-вашему, прибывает мисс Стэнтон-Лейси, дорогая леди Омберсли?

– Сэр Горас не смог точно назвать мне дату, – ответила леди Омберсли, – но как я поняла, он собирается немедленно отплыть в Южную Америку. Так что без сомнения моя племянница очень скоро приедет в Лондон. Пожалуй, я завтра же прикажу приготовить ей комнату.

София появилась на Беркли-Сквер почти неделю спустя после Пасхи. Единственным известием, полученным ee тетей за десять дней, прошедших после визита сэра Гораса, была короткая записка от него, подтверждающая информацию о том, что его отплытие немного задержано, и уведомляющая, что вскоре прибудет племянница. Цветы, которыми Сесилия украсила комнату кузины, завяли, и их пришлось выбросить; а мисс Ладсток, педантично аккуратная экономка, дважды проветрила простыни, прежде чем в один светлый весенний день у дверей дома остановилась четверка лошадей, запряженная в забрызганный грязью экипаж.

Сесилия и Селина в сопровождении матери катались в парке, и прошло не больше пяти минут после их возвращения. Они направились к лестнице, когда им навстречу сверху сбежал мистер Хьюберт Ривенхол, бросив на ходу:

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая