Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто - Страница 131

Я ждал День, и Ночь, и ещё День, и ещё Ночь. Тело моё орошал каплями дождь и сушило золотое Светило. Всё это время верные Вещи провели около Доктора, укрываясь от непогоды под Деревьями.

На третий День я увидел Священника. Смышлёный Никопенсиус узнал его по кресту, нарисованному на груди белым Карандашом. Священник спустился с неба в столпе яркого Света. Он погладил Еженедельник, потрепал по Сиденью Велосипед и поцеловал в Нос угрюмую Белку.

Вы не боитесь Вещей, сказал Доктор благоговейно.

Зачем же их бояться, спросил Священник.

Доктор вспомнил о том, что говорили Люди из разных племён, и сказал: есть Мнение, что во все Вещи в тот День вселился Дьявол.

Ну да, ответил Священник. Люди думают, что Бог наказал Землю за Грехи, что Предметы стали одержимы Бесами. А я думаю, всё наоборот. Господь в безграничной Милости своей наделяет Душой все свои Создания, Большие, Средние и Малые, рождённые Лоном или Мастерской, сотворённые Любовью Мужчины и Женщины либо Любовью к Труду. Настал восьмой день Творения, и Бог вдохнул Души в возлюбленные Вещи. Посмотри на них: они совсем как Дети, сказал Священник.

Вы должны знать ответ на мой вопрос, сказал я. Пожалуйста. Зачем Вещи ожили? В чем Смысл? Ошибся ли я, не оставшись в Городе?

А, сказал Священник. Вот оно что. Я думаю, пора двигаться.

Вы уже уходите?

Это тоже, сказал Священник, поднимаясь обратно в небо. Что до Людей, они слишком долго оставались Сами Собой. Люди получили ещё один шанс.

Люди остались прежними, покачал головой Доктор Никопенсиус, но Священник только улыбнулся и стал ярким Светом.

Доктор недвижно лежал на Траве до нового бессчётного утра, и жгучая скорбь текла по его впалым щекам. Доктор думал о том, что Бог, должно быть, тоже сошёл с Ума, ибо только Существо не в Себе способно доверить Любовь к Миру таким бессердечным и глупым Созданиям, как Мы. Доктор допускал даже, что Господь всегда был не в Себе; и что когда нам кажется, будто мы приходим в Себя, это Бог на Миг обретает Разум; но Миг проходит, и мы вновь погружаемся во Тьму Безумия.

Если коротко: я думал о Боге, о Смысле, о Разуме, о Мире, о Любви, о Сострадании и прочих Высоких Материях. А потом я услышал голоса Вещей. И всякая Вещь говорила: Боже мой! Боже мой! для чего Ты меня оставил?

И я встал, чтобы вернуться в Мир, сопровождаемый Братом Велосипедом, Братом Еженедельником и Братом Белкой; и записать на мёртвой Бумаге мою скромную Историю; и нести Свет всем тем, кто пришёл в Себя.

C Робертом Шекли прощались те, для кого он был другом, мужем, отцом. Над его могилой отслужили заупокойную службу и прочитали кадиш.

Но в дополнение ко всем молитвам прозвучала его любимая поэма. Шекли любил эти стихи и, по свидетельству близких, часто повторял их. Что именно он любил в них – пусть гадают литературоведы. Их любил не только Шекли: последние земные слова, которые звучат в памяти лондоновского Мартина Идена, – это тоже слова Суинбёрна. Теперь уже не узнать, откуда они пришли к Роберту – из романа Джека Лондона, из школьной хрестоматии, из книжной лавки в Гринич-Виллидж. Но они тоже остались с нами и проводили его в последний путь. Над ним их прочитала дочь писателя, Аня Шекли.

Заключительные строки поэмы «Сад Прозерпины», написанной Олджерноном Чарлзом Суинбёрном в 1866 году, взяты из перевода, специально для нашего сборника сделанного Николаем Караевым.