Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила - - Страница 31

• Предыдущая
• 31/40
• Следующая

Перед входом в храм всегда толчея и давка. Закончив обход вокруг святилища, паломники протискиваются внутрь. Оказаться в столь священном месте всем им немного страшно. Чтобы нервничать не так сильно, они громко повторяют свои мантры. Так продолжается уже пятнадцать веков подряд. За это время каменные ступени храма стерлись, а уж сколько масла здесь было сожжено – невозможно и сосчитать. Паломники на коленях вползают внутрь и лбами бьются в запертые небеса. Им сказали, что Бога нет, небеса пусты, никто там не ждет их молитв и надеяться не на что. Но они все равно приходят и стучат.

Джокханг был самым первым храмом Тибета. А сегодня остался последним. Лежащие вокруг Лхасы монастыри разрушены и пусты. Монахи разбрелись, тибетская история завершена. Но тибетцы все равно приходят в свой храм. Они не понимают, как жить, если все давно кончилось.

Духота внутри храма страшная. Темно, дым, и лишь иногда из дыма проступают хищные лица тибетских богов. Внутри Джокханга расположены десятки тесных часовенок. В каждой стоит статуя божества. Вряд ли тибетцы помнят имена их всех, но обходят старательно и каждому наливают в подсвечник немного маслица. Оскаленные пасти, ощетинившиеся когти. Тибетцы, кланяясь, входят внутрь, касаются руками статуи, а потом зачерпывают из подсвечников расплавленной масляной жижи и мажут ею детей. Дети верещат от страха и боли, но это временно. Скоро они подрастут и точно так же потащат в Джокханг уже собственных малышей. Потому что куда еще им идти, если ламы говорят, что никакого Бога нет?

Умные ламы смирились: надеяться не на что, мир лишь иллюзия, и все есть пустота. Если смерть невозможно победить (решили они), то ее можно попробовать полюбить. Мудрые монахи из монастыря Сэра набили руку в своих религиозных диспутах. За несколько веков ежедневных споров они отточили аргументы до такой остроты, что теперь аргументами можно резать колбасу. Ламы способны кому угодно объяснить: настоящая жизнь – это смерть еще при жизни. Чтобы жить счастливым, нужно ничего не желать, ни на что не надеяться, никого не любить. Но тибетские крестьяне таких тонкостей не понимают. Они надеются. Мужчины с вплетенными в волосы ракушками, женщины в широкополых шляпах, горбатенькие старушки. Они приходят к своему храму и бьют поклоны, потому что если смерть неизбежна, значит, и весь этот мир затевался зря. Значит, и смысла во всем на свете нет.

Но он должен быть. Я сидел на ступенях своего отеля и смотрел, как вокруг храма брели паломники. Бабушки с тысячей косичек. Девицы в спортивных костюмах. Мужчины в грязных пиджаках. Женщины с прикрученными к спинам детьми. Колготки на попах у детей распороты, чтобы те не отвлекали родителей от поклонения и могли какать прямо на ходу. Эти люди продолжали стучать в запертые небеса. Они все еще верили: им могут открыть.

Прогуляться по городу я смог лишь через день. Голова больше не болела. Вернее, болела, но не очень сильно. Я дошагал до соседнего квартала, выпил там кофе и решил съездить в горы. Там, не очень далеко от Лхасы, располагался монастырь Дрепунг. Мистическое сердце Страны снегов.

Было время, когда Дрепунг был самым огромным и самым богатым монастырем мира. Здесь жило одиннадцать тысяч монахов – в одиннадцать раз больше, чем в любом монастыре Европы. Для этой оравы в горах выстроили целый город: дворцы, храмы, кельи, часовни, тесные, вымощенные камнем улицы, висящие над ущельями мостики, снова дворцы, храмы, часовни и сотни тысяч статуй. Когда-то в Дрепунге бился пульс тибетской истории. Сегодня здесь ничто не бьется. Монастырь уже давно мертв. У дворцов проваливаются крыши. Стены храмов идут трещинами. Со статуй соскоблена позолота.

Дрепунг расползся по вершинам сразу нескольких гор. Стараясь дышать ртом, я вскарабкался на верхний ярус монастыря. Далось мне это тяжело. Ощущение – будто воздуха нет вообще. Легкие лопались, перед глазами все плыло. Я спиной прижался к стене, сполз на корточки, долго пытался прийти в себя. Где-то через полчаса почувствовал, что снова в состоянии встать. Поднялся и закурил. Сигарета не доставила мне ни малейшего удовольствия.

Было довольно рано. Давящая тишина, воздух, которым невозможно дышать. Я доковылял до главного дрепунгского святилища. Внутри располагалась огромная, пятнадцатиметровая статуя Будды-Майтрейи. Согласно местной легенде, если по лестнице взобраться под самый потолок, на коленях подползти поближе к громадной буддийской голове и ухом прижаться к мочке огромного уха, то вы услышите пророчество, которое будет касаться вашего личного будущего и будущего всего мира. Некоторые отважные паломники ползают к уху и до сих пор. Но никакого пророчества не слышат: Будда молчит. Уже много веков подряд. Возможно, тот, кто жил внутри этой головы и знал будущее, просто умер от старости.

Всего несколько туристов. Редкие, прячущиеся по кельям монахи. Плюс молчаливый Будда. Я стал осторожно, экономя силы, спускаться к выходу.

До конца недели я объехал еще несколько монастырей. Везде было одно и то же. Пустые кельи, рушащиеся перекрытия, упавшие статуи. Еще перед Второй мировой монастырей в этих горах было несколько тысяч. А сегодня вместо того, чтобы сидеть в позе лотоса, тибетцы пьют и торгуют на рынках собственным прошлым. Работающих монастырей осталось всего несколько.

Ловите такси и по любой дороге выезжаете из Лхасы. Через каждые десять километров вам станут попадаться брошенные монашеские городки, кельи с проломленными стенами и оскверненные храмы. Большинство монастырей стоят необитаемые. Некоторые сожжены и разграблены. А кое-где в руинах поселились бездомные. Вот в такие места лучше вообще не соваться. Как-то тибетские бомжи чуть не сожгли машину, на которой я ехал. Сдуру таксист немного притормозил возле живописных руин, и нас тут же окружила толпа визжащих женщин. Они совали руки в открытые окна, не давали водителю-китайцу развернуть руль, рвали на нем одежду и наглыми пальцами обшаривали мои карманы. Мужчины сидели в сторонке и внимательно за всем этим наблюдали.

Некоторые монастыри сохранились, наоборот, неплохо. Например, Нечунг, в котором когда-то располагалась резиденция Тибетского Оракула.

Ущелье, через которое нужно ехать к Нечунгу, все перегорожено пестрыми гирляндами. Понятно издалека: место не простое, священное. Оракул хранил и защищал тибетскую веру. Если враги вдруг начинали угрожать Стране снегов, он тут же посылал за Далай-ламой. Вдвоем они запирались в верхней комнате и через Оракула с Далай-ламой начинали говорить боги и демоны гор. Оракул впадал в транс, и его устами духи объясняли, откуда ждать удара и как следует защищаться.

Боги Тибета были грозными и почти всемогущими. Но против Народно-Освободительной Армии Китая кишка у них оказалась тонка. Предсказать китайскую оккупацию Оракул не успел. В 1959 году китайцы двинули в Тибет свои танки. Сопротивление было подавлено быстро и решительно. Перед каждым крупным монастырем были развернуты блокпосты. Китайские солдаты жгли на перекрестках костры и открывали огонь без предупреждения.

Четырнадцатый Далай-лама оказался заперт в собственном дворце. Дело шло к тому, что его просто арестуют и сгноят в тюрьме. И что тут оставалось делать? Юноша помнил главную буддийскую истину: Бога нет, так что рассчитывать стоит только на себя. Реально взвесив шансы, он понял, что с родины пора валить. Живое божество в темпе переоделось в солдатскую форму, через окно выбралось на улицу и сбежало. Нашелся Далай-лама только через несколько месяцев в Индии. Полуторатысячелетняя история Тибета была окончена. Точно так же, как окончена сегодня и история всего остального мира.

• Предыдущая
• 31/40
• Следующая