Тени зла - Хатсон Шон - Страница 8

• Предыдущая
• 8/66
• Следующая

— Подумайте. Я очень долго ждал этого.

— Не только вы ждали.

Наступило долгое молчание, которое нарушил Жубер:

— Два дня, возможно, немного больше, но я не могу гарантировать.

Вернон вздохнул:

— Помните, Келли ничего не должна знать.

— А если она что-нибудь заподозрит?

— Я об этом позабочусь.

Судя по всему, Жубера устроил такой ответ. Они коротко распрощались, и француз положил трубку. Вернон несколько мгновений стоял неподвижно, потом тоже положил трубку и вернулся к креслу у камина. К своему виски. И к письму.

Он открыл конверт и вынул из него листок бумаги. Прежде, чем развернуть его, Вернон сделал еще один глоток виски.

Перед тем, как начать читать, он взглянул на заголовок: «САНАТОРИЙ ФЭРХЭМ».

Нью-Йорк

Блейк внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале ванной и покачал головой. Ничего не помогало. Проклятый галстук-бабочка никак не хотел выравниваться. Он со злостью сорвал галстук с шеи и попытался завязать его еще раз. Он провозился добрых пятнадцать минут, но ничего не получалось; Блейк начал выходить из себя. Он взглянул на часы: ровно восемь часов вечера, что подтвердил и диктор телевидения, представивший новую передачу.

Матиас обещал заехать за ним в отель в восемь пятнадцать. Дорога до дома Тони Ландерс займет минут двадцать-тридцать, в зависимости от движения на улицах ночного Нью-Йорка.

Имя Тони Ландерс было хорошо знакомо Блейку. Она была потрясающе красивой женщиной, два дня назад ее наградили премией «Эми» за выступление на одном из крупнейших телевизионных театрализованных представлений года. Сейчас она выступала на Бродвее, играя в постановке Джо Нортона «Знакомьтесь, мистер Слоун», на которую валили зрители. Сегодня вечером она принимала гостей в ознаменование своего триумфа. Матиас был среди приглашенных и уговорил Блейка пойти с ним. Писатель и раньше бывал на подобных вечеринках; обычно "его порядком раздражали все эти восторги по поводу собственных успехов, все эти столкновения самолюбий, непредсказуемые, как автомобильные аварии. Вечеринки в Лос-Анджелесе, куда толпами валила актерская братия, были невыносимы. Они устраивались по любому поводу, обычно не самому удачному. Эти почти мазохистские сборища с бесстыдными откровениями честолюбцев состояли преимущественно из бывших знаменитостей, неудачников и тех, кто тщился стать восходящей звездой. Он встречал там писателей, еще не нашедших себе издателя, но держащих себя преемниками Хемингуэя; актеров и актрис, похваляющихся завидной ролью, обещанной им в многосерийном фильме, но наверняка перебивающихся случайными заработками официантов или мойщиков автомобилей.

Нью-йоркские вечеринки были несколько иными — такими же скучными, как и все остальные, но более приемлемыми для Блейка, поскольку в Нью-Йорке было меньше лицемерия, чем на Западном побережье. Так или иначе, ему не улыбалась перспектива провести вечер в такой компании, но если уж его попросил Матиас, то он пойдет.

Он все еще боролся со своим галстуком, когда зазвонил телефон. Блейк оставил непокорный галстук в некотором беспорядке и поднял трубку:

— Да.

— Вас ждут внизу, мистер Блейк.

Он взглянул на часы: было ровно восемь пятнадцать.

— Я сейчас спущусь. — Он выключил свет, закрыл за собой дверь и пошел к лифту.

В человеке, стоящем у конторки портье, Блейк узнал шофера Матиаса. Он торопливо затягивался дымом сигареты, которую неохотно выбросил, увидев выходящего из лифта англичанина. Блейк подошел к нему, миновав кого-то краснолицего, кто жаловался, что мыло у него в номере грязное. Шофер улыбнулся.

— Мистер Блейк, — сказал он, — мистер Матиас ждет вас в машине.

Они прошли через вестибюль, по которому разносилась легкая музыка, и вышли на Пятьдесят девятую улицу, оглушившую их автомобильными сигналами, криками и шумом моторов. Мимо пронеслась полицейская машина, и вой сирены дополнил уличную какофонию.

Шофер указал Блейку на припаркованный черный «кадиллак» и открыл дверцу. Писатель вдруг почувствовал себя дешевым гангстером, которого хотят убрать. Ухмыляющееся лицо шофера и невозмутимый вид Матиаса на заднем сиденье усиливали это ощущение.

Медиум сиял белизной: белый костюм, белые туфли, белая рубашка. Из этого белого однообразия выбивался лишь красный галстук. Глядя на него, казалось, что Матиас истекает кровью.

— Добрый вечер, Дэвид, — сказал Матиас.

Блейк поздоровался с ним. Он сомневался: рассказывать ли о том, что произошло вчера вечером. Голос в комнате. Тело в ванне. В конце концов решил, что не стоит. Он бросил на Матиаса быстрый, оценивающий взгляд. Из-за белого костюма лицо медиума выглядело более темным, щеки и шея были почти не видны. Сжатые руки лежали на коленях, и Блейк увидел на них два кольца— оба золотые с большой жемчужиной.

— Как ты провел день? — спросил его Матиас.

— Не слишком хорошо, учитывая, что большую его часть я просидел в библиотеке, — ответил писатель.

— Все ищешь?

Блейк кивнул.

— Пытаешься раскрыть тайны разума? — усмехнулся медиум.

Блейк промолчал.

— Почему ты попросил меня пойти на эту вечеринку? — поинтересовался он.

Матиас пожал плечами.

— Мы с тобой сдружились за эти шесть дней, и я подумал, что тебя это развлечет, — сказал он, улыбнувшись.

— Среди гостей будут твои пациенты?

— Некоторые из них время от времени обращаются ко мне за помощью, если ты это имеешь в виду.

— За какого рода помощью?

— Это важно?

— Мне просто любопытно.

— Тебе все любопытно, Дэвид. — Медиум посмотрел в окно машины.

Блейк несколько мгновений изучал его профиль, затем сам стал глядеть на оживленную улицу. По обе стороны на фоне темного неба возвышались черные небоскребы, похожие на бетонные гейзеры, вырвавшиеся из недр земли. Некоторые из них были почти не видны, их контуры угадывались по освещенным окнам. Казалось, кто-то собрал сотни звезд и швырнул их на эти черные громады. Над магазинами, кинотеатрами, клубами, концертными залами горели разноцветные неоновые вывески, как жуки-светляки, заключенные в стеклянную тюрьму. Вечно бодрствующий город готовился к очередной бессонной ночи.

— Я как-то спрашивал, почему тебя так волнуют пределы моих возможностей, — сказал Матиас, помолчав.

— И я ответил, что не люблю тайн, — отозвался Блейк. — Я еще никогда не встречался с тем, что выше моего понимания. — В голосе писателя прозвучала твердая, почти непоколебимая решимость.

В голубых глазах медиума вспыхнул огонек сомнения, заметный даже в темном салоне «кадиллака».

— Есть вещи...

— ...которые лучше не знать, — закончил за него Блейк. Оба рассмеялись.

— Меня не остановят избитые клише, — с улыбкой сказал англичанин. Через минуту уже более серьезно он продолжал: — Эта сила, эта способность управлять чужим астральным телом... Задумывался ли ты над тем, что можешь пользоваться этим как оружием?

Матиас, как показалось, был искренне озадачен:

— Я что-то не понимаю.

— Если ты волен управлять разумом и поступками других людей, то нет предела ни твоим возможностям, ни тому, что могут совершить другие под твоим влиянием.

«Кадиллак» начал замедлять ход. Дом Тони Ландерс впереди светился морем огней.

— Ты полагаешь, я об этом не думал? — улыбнулся Матиас.

Шофер остановил машину позади ярко-красного «порше», вышел и открыл дверцу для Матиаса. Не дожидаясь, пока дверцу откроют для него, Блейк высадился с другой стороны и еще раз попытался поправить свой галстук.

Гудронированная дорога, образующая перед домом Тони Ландерс полукруг, больше походила на выставку автомобилей, чем на обычную дорогу. Блейк насчитал пять «кадиллаков», два «транзама», один «порше» и одну «плимутскую фурию», когда они с медиумом подходили к крыльцу.

По обе стороны трехэтажной махины росли деревья, окруженные прекрасно ухоженными цветочными клумбами. В вышине горели подвешенные на веревках лампочки, и светом было залито каждое окно дома. Дом, стоявший на склоне холма, в темноте напоминал маяк.

• Предыдущая
• 8/66
• Следующая