Выбери любимый жанр

Друзья зимние, друзья летние - Александрова Татьяна - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3
Мой отец — пилот.
У него — самолет.
Он летает над полями,
Над лесами, над лугами.

Я очень обрадовалась и сказала стихотворение Наташе. Наташа тоже очень обрадовалась, с гордостью посмотрела на меня и побежала в кухню к Матрешеньке, крича:

— Какое Таня стихотворение придумала!

Дело было в выходной. Папа с мамой и Светланой куда-то собирались, но к литературе они относились с огромным уважением. Папа снял пальто, отыскал толстую чистую тетрадь, положил ее на большой круглый стол, рядом поставил большую стеклянную чернильницу, очень красивую, с письменного стола. Папа сам большими ясными фиолетовыми буквами переписал сие произведение. Сказали: «Ну, пиши теперь дальше!» — и ушли, тихонько притворив дверь.

Я сидела одна в комнате. Высоченные чистые стены. Далекий потолок. Коричневый шкаф будто падал на меня. Тишина. Потолок начал отодвигаться, расти, холодный, белый, стены — раздвигаться, подниматься, чужие, незнакомые. Коричневый шкаф стал еще более коричневым, наклоняется на меня всеми стенками и углами.

Стол, за которым я сидела, тоже начал расти. Скатерть суровая колется. Стеклянная чернильница стала уж совсем огромной и чужой. А самыми чужими были фиолетовые строчки в громадной тетради про какую-то девочку, у которой отец летит над полями, лесами и лугами. Я тихо сползаю со стула и убегаю от всего этого без оглядки.

КУВШИНЧИК

Мы играли на нашей стороне двора. Окна нашей квартиры и двери наших подъездов выходили на эту сторону, она и называлась нашей. Наша сторона была очень знакомая, каждый камушек, каждая загородка, сломанная или пока не сломанная. Но зато в земле было немало прекрасного.

Что стояло давным-давно на месте наших больших кирпичных домов, которые называются корпусами, Городком имени Буденного, — неизвестно. Может, были чьи-нибудь усадьбы или просто улица, и кто-то нечаянно потерял, а мы нашли крошечный, с ноготь на мизинце, кувшинчик. Он был твердый, голубой и тяжелый, как камушек, немного блестел и был удивительно красив.

Мы оттерли кувшинчик от пыли. У него были две крошечные ручки и тонкое горлышко, а по стенкам кувшинчика, да, да, кругом, по всему голубому кувшинчику танцевали удивительно красивые тети в длинных платьях. Тети держали друг дружку за руки, все до одной смеялись, и кудрявый мальчик летел вверху и махал луком и стрелами, и вокруг были цветы; все это выпуклое, голубое. Мы долго сидели на земле, передавая кувшинчик друг дружке и поднося его к самым глазам.

Вдруг упала какая-то тень. «Божья коровка?» — спросил сверху скучающий голос. Мы подняли глаза. Большая девочка, очень большая, она уже училась в седьмом классе, остановилась возле нас.

— Нет! — ответили мы гордо. — Совсем не божья коровка! — И протянули ей кувшинчик.

— А-а, — скучая, сказала она, быстро осмотрела всех нас и отдала нам кувшинчик.

Она ушла, и мы начали сухой травинкой выковыривать землю, набившую кувшинчику горлышко. Интересно, внутри он пустой и, может быть, в него нальется капелька воды? Но травинки ломались, прутик был слишком толст. Решили отнести кувшинчик домой и выковырять землю иголкой.

Мы все еще любовались нашим сокровищем, когда в поле нашего зрения попали ноги. Большие толстые ноги в носках и туфлях. Три пары ног топтались вокруг нас.

— Покажите, ребятки, этим девочкам ваш кувшинчик, — сказала давешняя большая девочка.

Большие девочки, на которых мы смотрели только издали — с восхищением глядели, как они играют в волейбол, какие у них красивые косы и сами они — красивые и сильные, незнакомые девочки с соседнего двора — в чижик, прятки и казаки-разбойники они не играли, через веревочку не прыгали. Мы с уважением наблюдали, как они проходили мимо нас под руку, рассказывая друг дружке что-то неведомое нам, наверное, интересное и сложное, и даже не мечтали, что они посмотрят на нас.

Мы радостно протянули им голубой кувшинчик.

— Это совсем не старинный, так, подделка какая-то! — фальшивым голосом сказала первая девочка.

— Да, ерунда какая-то, совсем некрасивый, в него и играть толком нельзя, так, чепуха! — быстро заговорила другая.

— Да-да, чепуха, никому-то он не нужен! А вот это другое дело! — И девочки сунули нам деревянный самоварчик, какие попадались в новогодних хлопушках или в круглых шоколадных конфетах, конфета была внутри пустая и называлась бомбочкой, и в ней что-нибудь лежало: такой самоварчик, леденец или просто копеечка. — Смотрите, какой хорошенький!

И большие девочки быстро ушли, унося голубой кувшинчик. Где они жили, в каких квартирах, мы не знали. А если бы и знали, все равно не побежали бы. Такой кувшинчик разве отдадут?

Сразу стало скучно и холодно. Мы увидели, что солнце почти скрылось вдали за крышами домов и стало темно.

Мы бросили на землю деревянный самоварчик и долго, молча смотрели, как уходили большие девочки. И так неприятны были их длинные широкие спины.

СТУЛЬЧИК

Напрасно говорят, что девочки дружить не умеют. Прекрасно умеют!

Мы так весело, так хорошо играли вместе: Луза, Галя, Света, Зося, Люся, Нина, мы с Наташей. То Галя заболеет, то Нина, то я или Наташа, все равно оставшихся здоровых хватало. И вдруг стало не хватать Светочки. Нет ее и нет, нет и нет. Пропадает куда-то и все. Сначала мы не замечали, а потом, ничего не поделаешь, не хватает. Дни идут за днями, а Светы нет и не хватает ее в играх.

Некоторые игры из-за нее не получались. Например, «Голый король». Луза была для главной роли слишком худа. Зося смеялась как раз в самом серьезном месте. Мы с Наташей были ткачами. А «Голый король» должен быть упитанным, и трусики, и рубашка у него должны быть с кружевами. Света подходила по всем этим статьям.

И в пряталки без нее играть стало тоже не так интересно. Светка так смешно пугалась, когда не успевала выручиться и ее находили.

Увидим ее в окошко, залезем на подоконник, кричим в форточку: «Света! Приходи к нам!» Не идет. И на дворе сразу куда-то денется. Видим, играет возле своего подъезда (она жила в третьем, а мы в первом) с другими ребятами, бежим за ней. Нет, уже куда-то делась.

— Что-то Света к вам не приходит. Или поругались? — спрашивает Матрешенька.

— Нет, не поругались, совсем не ругались, — отвечаем мы.

Какой-то чужой стал ее подъезд. Проходим мимо окна — слышны звуки музыки. Света дома, учится играть.

И на ледяных дорожках кататься без нее не очень интересно — ведь лучшие ледяные дорожки возле третьего подъезда: там живет много больших мальчишек из пятых-шестых классов, они лучше всех раскатывают эти дорожки, даже поливают их потихоньку от взрослых. А третий — Светкин родной подъезд. В случае чего всегда можно было закричать: «Мама!», и Светкина мать тут же посмотрит в окно на первом этаже.

Но Светка пропадает и пропадает, и мы почти не катались на ледяных дорожках. Ну, что это за дорожка — в две ступни? А длиннее возле нашего подъезда не было, потому что на первом этаже жила Марья Михайловна, которая всегда смотрит в окно, даже ночью, не раскатывает ли кто ледяных дорожек.

Весна началась, окна широко распахнуты, во дворе солнце, ручьи. Как-то видим: Света возле своего подъезда. Попросились у Матрешеньки гулять, выскакиваем из подъезда. Светочка стоит спиной к нам, в синем берете, в ботах, играет с малышами. Мы — к ней: «Света! Светочка!» Она — бегом от нас. Да так быстро, как никогда не бегала. Всегда, бывало, Луза перегонит ее или наша Наташа.

Бежит от нас, от нашего двора к чужому двору. Мы за ней. По лужам, по ручьям. Кричим: «Стой! Стой, Светочка!» Ловим ее, хватаем за руки, за пальто. Она кажется немного чужой в новом красном пальто, в новой береточке, молча вырывает руки, глаза полны слез.

— Пошли гулять! — зовет Луза. — Мы давно с тобой не играли!

3
Перейти на страницу:
Мир литературы