Формула Бельмондо - Щеглов Дмитрий - Страница 3
- Предыдущая
- 3/24
- Следующая
– Покажи!
– Что показать?
– Покажи курицу с отрубленной и обратно пришитой головой.
– Яйца от той курицы могу показать. А курица, кто ее знает, где она сейчас.
Данила пока отирался в больнице рядом с санитарами, нахватался поверхностных знаний и мог вполне авторитетно говорить на любые медицинские темы, а уж давление померить, это ему было раз плюнуть. И вот теперь одна из подруг Кащеихи, могла воочию убедиться, какой у нее талантливый внук. Топором оттяпал страусу голову и тут же пришил ее на место. Практикуется, руку набивает.
А ведь Кащеиха не тащила бабку Меланью за собой. Та сама набилась в гости, захотела посмотреть, как живут скороспелые богачи. Дом Капель решила оглядеть. И наткнулась на такую картину.
В стороне валяется окровавленный топор. Страус к рыльцу привязан. Сам достопочтенный хирург Данила и его ассистент, перемазаны кровью с ног до головы. А с окровавленной голой шеи птицы свисает нитка с иголкой. Как после всего увиденного не утверждать, что голова была сначала отрублена, а потом пришита. Тем более бабка Меланья ненароком слышала весь наш с Данилой разговор. «Ну-ка пошевели страусу голову. Будто под топором и не была». Она стояла открывши рот, и полными ужаса и восхищения глазами смотрела на моего дружка. А тот оказался лучше, чем я думал о нем. В кармане у него оказался индивидуальный пакет, ножницы, и зажим.
Дальше пошел натуральный цирк. Ножницами Данила аккуратно обрезал нитку. Окровавленную иглу воткнул в нагрудный карман. Затем, взяв зажим в руки, в верхней части ранки плотно прижал стесанную кожу к шее и, сказав: – держи так, – передал зажим мне. А сам начал бинтовать. Да так это у него профессионально получалось, особенно когда он мне приказывал:
– Зажим!
Затем:
– Зажим сними.
– Ножницы подай!
Но когда закончил бинтовать добил он свою бабку и бабку Меланью тем, что достал из своих необъемных карманов шприц, отбил у ампулы с прозрачной жидкостью верхушечную часть и сделал страусу укол.
– От столбняка! – пояснил он всем нам.
О…о, обе бабки смотрели на него как на небожителя. Даже Кащеиха поверила, что ее внук отрубил страусу голову и затем ее обратно пришил. Бабка Меланья вдруг заторопилась. Она быстро разнесла этот невероятный слух по городу. А когда над нею смеялись, клялась и божилась.
– Сама при пирации присутствовала. Сама видала, как голова отлетела в сторону. Вот те истинный крест, иголкой он ее пришил. Сама видала. Народ верил и не верил, но два дня подряд лазил на высокий забор, чтобы посмотреть на и так знаменитого страуса Ваську. Вот, только мои дед с бабушкой, не были столь легковерными. Когда я заявился домой часа через два, замыв по возможности на сорочке и шортах следы крови, бабушка и дед уже были в курсе, что мы с Данилой как палачи, оттяпали башку страусу. Второй части живописного рассказа бабки Меланьи, с приживлением, они не поверили. Еще никому не удавалось пришить отрубленную голову ни птице, ни животному.
– Ну-с, – мне был задан дедом грозный вопрос, – и куда вы невинно убиенного страуса дели?
– Закопали, да? – подсказала мне бабушка.
Пока я собирался с мыслями, дед снова перехватил инициативу в неприятном разговоре.
– Чем птице голову рубили?
Я понял, что слухи о наших с Данилой подвигах летели впереди нас.
– Топором!
– И где сейчас этот топор?
– Данила его домой отнес.
– Вы с него хоть кровь смыли?
– Не помню!
– Так-с! – дед соображал, какие превентивные меры нужно принять в нашем случае. Капель, была скандальная баба. Она судилась с половиной города; с мэром, с автозаправочной станцией, которая ей залила некачественный бензин, с фондом занятости, и еще со многими, кого мы не знали. Война – была ее стихия. Стервозная одним словом была баба, и вот мы с Данилой ей такой козырь в руки даем, ее имущество уничтожаем, и пол города об этом знает. Затаскает ведь по судам. Не нас, а деда с бабкой. И придется им раскошеливаться на возмещение ущерба. А сколько она потребует за эту экзотическую птицу, можно только гадать на кофейной гуще. Приблизительно такой разговор видимо состоялся у деда с бабушкой до моего прихода домой. Старики голову ломали и не находили выхода. Дед снова задал мне уточняющий вопрос:
– Вы зачем страусу голову рубили?
Пришлось рассказывать все как есть, ничего не утаивая. Про то, как мы с Данилой периодически катались на страусе, и как ему это не нравилось, как он вчера моему дружку поставил под глазом синяк, и как Данила с утра решил укоротить пыл заморской птице, отрубить ей голову и затем обратно пришить. Сговорчивей будет. А поскольку у Данилы был бесценный опыт ассистирования знаменитому хирургу Максимычу, о котором он неоднократно рассказывал моим деду с бабушкой, то …
– О…о! – дед схватился за голову. – Что за невежественное поколение растет. Неужели вы не знаете, что голова соединена тысячами кровеносных сосудов с остальным телом. Ее, отрубленную, невозможно пришить к телу.
Дед, конечно, был прав на все сто процентов. О том же самом я твердил моему дружку, но вишь, как повернулась история. Топор мимо шеи скользнул, стесал только кожу. А историю про наши с Данилой приключения, моим деду с бабушкой рассказала не только бабка Меланья, а и одна соседок, живущая через дом от Капель. Она встретила мою бабушку, свою старую учительницу случайно на рынке. В ее рассказе была не только отрубленная голова страуса, но и то, как мы его к столбу вязали. Поэтому дед с бабушкой исходили только их этих посылок. Два разным свидетельских показания сходились в одном, сначала была проведена подготовка операции, а потом, и сама операция, под названием «секир башка».
– Что вы дальше со страусом сделали? – нахмурив брови и смирившись с содеянным, уже более спокойным тоном спросил дед.
Откуда мне было знать, что он с бабушкой владеют только половиной информации. Я им и ответил, как было на самом деле:
– Данила иголкой с ниткой пришил голову обратно, мы перебинтовали шею, и выпустили его обратно в загон.
Дед с бабушкой переглянулись.
– Ты хочешь сказать, что страус жив?
Я постарался разрядить ситуацию.
– Жив. Вот только шрам у него на шее останется. Данила, молодец, ему на всякий случай еще укол от столбняка сделал.
Подумав, я добавил:
– Он дня два наверно твердую пищу не сможет есть. Надо Даниле позвонить, чтобы его жидкой кашей кормил. Лучше манной.
У тех, кто когда-то причислял себя к работникам умственного труда, голая вера не в почете, им подавай доказательную базу, теоретические выкладки, сведи дебет с кредитом.
– Не может такого быть! – заявил дед. – Еще никто в мире…
– А вот Данила пришил! – безапелляционно заявил я. – Сходи сам убедись.
– Сходи! Сходи! – поддержала меня бабушка.
Деда долго не было. Наконец, когда он появился, то первым делом обратился не ко мне, а полез во всякие энциклопедии.
– Ну, что там? – пристала к нему бабушка.
– Этот паршивец Данила, его дружок, – дед показал на меня, – уверяет, что отрубил страусу голову и потом ее снова пришил. А сегодня это никак не проверишь. Шея у птицы забинтована. Единственное, что могу достоверно сказать, страус жив, но уж очень скучен. Болезненный вид у него.
Дед серьезный мужик. Его на мякине не проведешь. Он не задал мне больше ни одного вопроса. Не поверил он нам с Данилой. Другое дело бабушка. Та отвела меня на кухню и стала допытываться, как это у Данилы могло получиться, операция ведь суперсложная. Тысячи нервных окончаний.
– Данила отрубленную голову на клей «момент» посадил. – ответил я, лишь бы только отвязаться от бабушки.
– И прижилась?
Я посоветовал деда спросить.
– Он последний ходил смотреть!
Бабушка поверила мне, пошла деда расспрашивать. Дед неделю после этого со мной не разговаривал.
- Предыдущая
- 3/24
- Следующая
