Похититель секретов (сборник) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 3

Журналист исчезает.

– Вы замечательно входите в роль, – говорит Ивлев, улыбаясь. Но улыбка явно вынужденная – чувствуется, что он сильно озабочен.

– Поскучаете немного без меня? – спрашивает он. – Я должен доложить резиденту о подходе Уоллеса.

Полковник Фальшин стоит в стороне – коренастый седой мужичок с колючими глазами. Смокинг сидит на нем как на корове седло, да и весь его вид – настороженный и подозрительный – чужероден крутящемуся вокруг веселью.

– Чуть позже. Сейчас вы мне нужны здесь. А минуты в этом деле ничего не решают.

Получилось суховато и слишком по-командирски. Но Виктор не обиделся. К тому же у меня действительно широкие полномочия.

Прием идет как обычно: лица участников все больше краснеют от выпитого и возбуждающей атмосферы элитарного праздника, сильнее пахнет дорогим парфюмом, потянуло сигарным и трубочным дымом, несколько пар уже кружатся в вальсе…

Неподалеку появляется громоздкий, как колонна, дородный господин: властное высокомерное лицо, прекрасно сидящий смокинг, уверенные манеры. К нему немедленно подбегают официанты с подносами, он берет коньяк и, игнорируя бутерброды, по-хозяйски осматривается. Движением руки подзывает к себе какого-то австрийца, выслушивает что-то похожее на короткий доклад, потом делает знак сотруднику посольства, и тот почтительно спешит навстречу… Удивительно! Можно подумать, что это посол или кто-то из его заместителей…

Забыв про этикет, толкаю Ивлева локтем в бок.

– Что это за чудо в перьях?

– Где? А-а-а… Это господин Курц, – настолько торжественно поясняет атташе, что я испытываю раздражение. Почему наши склонны прогибаться перед богатыми иностранцами?

– Ну и что?!

– Разве фамилия вам незнакома?

– Я знаю только, что «курц» – это «короткий». Так обозначают патроны: «браунинг» девять миллиметров, курц. И что с того?

Если я хотел вывести капитана из себя, то мне это не удалось.

– Господин Курц – очень богатый и влиятельный человек в Вене, – пропустив мою фразу мимо ушей, спокойно поясняет Ивлев. – Он считается другом России и пока оправдывает это мнение… Пойдемте, я вас познакомлю.

– По крайней мере свою фамилию он не оправдывает, – бурчу я. – Ему следовало быть толстым коротышкой…

Курц уже разговаривает с высокой стройной дамой в строгом черном, под горло, платье. У нее длинные рыжие волосы до плеч, в руке сандаловый веер, она многозначительно улыбается и строит собеседнику глазки. Плешивый журналист и еще несколько человек столпились вокруг и ждут своей очереди, чтобы побеседовать с влиятельным господином. Но, увидев Ивлева, Курц сразу переключает внимание на нас. Мы знакомимся, маска высокомерия бесследно растворяется в радушной улыбке.

– Будем совместно запускать спутник? – спрашивает он, крепко тряся мою руку. – Я вложил три миллиона в этот проект, надеюсь, он принесет хорошую прибыль! Давайте за это и выпьем! Кстати, какая там зона покрытия?

Черт!

– По памяти не скажу, – я чокаюсь и делаю первый за вечер глоток. Коньяк действительно хороший. – Надо смотреть документы.

Курц весело хохочет.

– Я думаю, что все документы есть в вашей голове!

Скромная улыбка, которую можно истолковать как угодно, – вот весь мой ответ.

– Но она заперта, как сейф! И это вполне понятно: сейчас ведь бал, а не деловые переговоры! Извините мою бестактность. Лучше развлекайтесь, потанцуйте с Иреной – она почти русская!

– Прекрасная идея! – я поворачиваюсь к рыжеволосой. – Вы позволите?

Она поощряюще смеется.

– С удовольствием!

Мы идем к пятачку для танцев. Черное платье оказалось строгим только спереди, сзади эта строгость компенсирована некоторым легкомыслием, и сейчас я рассматриваю узкую женскую спину, обнаженную до копчика. Мне даже кажется, что я различаю начало межягодичной ложбинки, но тут Ирена поворачивается и перехватывает мой взгляд.

– Кажется, вы изучаете анатомию? – Она смотрит мне прямо в глаза. И в этом взгляде столько же скромности, сколько в задней части черного платья.

– Я вообще очень любознателен, – говорю я чистую правду и начинаю уверенно кружить даму в вальсе. – Почему господин Курц сказал, что вы почти русская?

– Я полячка, – поясняет она. – В Европе не делают различий между славянскими народами. Хотя я родилась и выросла здесь…

У Ирены тонкая талия и узкие бедра, кожа на спине горячая и чуть влажная. Она танцует легко и грациозно, не отстраняясь, когда я прижимаю ее немного сильнее, чем допускают правила приличия. Так создается иллюзия доступности, которая должна «заводить» мужчину и способствовать тому, чтобы он потерял голову. Но искушенного в боях с нечистой силой экзорциста это не касается: он привык не поддаваться на дьявольские уловки.

– У вас роскошные волосы! – Я слегка растрепываю густую рыжую гриву. И, чтобы как-то оправдать такую вольность, добавляю:

– Если верить рекламе, это исключительно заслуга шампуня…

Ирена заливисто смеется.

– Ложь! Все, что есть у женщины, – это подарок природы. И гены родителей! Вы прибыли на предстоящие переговоры по коммуникационному спутнику?

– Да, – я прижимаюсь щекой к ее гладкой горячей щеке, и мой жаркий шепот наверняка щекочет изящное маленькое ушко. – Скажу вам по секрету – я один из главных экспертов…

Тяжелый аромат дорогих духов кружит мою склонную к наслаждениям голову, и я даже на миг утыкаюсь носом в обтянутое тонкой тканью плечо. Получилось: вот он – длинный волосок, отливающий золотом на космическом мраке черной супершерсти —350… Я аккуратно цепляю его пальцами, чтобы при первой возможности опустить в карман.

– А вы чем занимаетесь?

Ирена слегка отстраняется и принимает официальный вид.

– Я работаю в министерстве культуры.

– Вот как?!

Это непритворное удивление. Я бы дал сто процентов, что Ирена – светская львица, дама полусвета, профессионально вращающаяся в кругах, где бывают богатые мужчины. И, как все такие дамы, не имеющая определенного рода занятий.

– Что вас так удивило?

– Вы не похожи на чиновницу…

Она снова смеется и опять становится похожей на… на саму себя.

– На самом деле я и не чиновница. Просто это мое хобби. А у вас есть хобби?

Еще бы! Но рассказывать о большинстве из них не рекомендуется или даже прямо запрещено. Хотя есть у меня и безобидные увлечения.

– Я коллекционирую кортики и стилеты. И изучаю отражение национального характера в форме и способе применения оружия.

Ирена смотрит несколько удивленно.

– И как одно связано с другим?

Я старательно и, надеюсь, успешно изображаю интеллектуала:

– Французская дуэльная шпага честна и откровенна, как и сам благородный поединок; итальянский стилет хотя и мал, но хитер и быстр – он легко прячется в складках одежды и в самый неожиданный момент разит насмерть, без труда проскакивая между кольцами кольчуги; кривой иранский кинжал полон восточной таинственности и коварства – он таится в рукаве халата, а когда чай выпит и рахат-лукум съеден, может блеснуть вместо ослепительной улыбки хозяина и перехватить горло гостя от уха до уха…

– Да вы поэт! Я много читала об оружии, но таких выводов нигде не встречала!

Я склоняю голову в скромном жесте благодарности.

– Это очень интересная тема! В споре о силе меча Ричард Львиное Сердце разрубил окованное железом копье, а султан Саладин положил на изогнутую египетскую саблю тонкий шелковый платок, дунул – и две его половинки разлетелись в стороны… Так чей меч сильнее? Только на миг задумайтесь над этим и поймете разницу между европейским и восточным менталитетом…

Мои познания не из очередной вызубренной «легенды»: я действительно могу говорить об оружии часами, и здесь меня никто не собьет и не поймает на неточностях.

– А как характер нации проявляется в русском оружии? – лукаво улыбается Ирена.

– Прекрасный вопрос!

Действительно, задать его могла только умная женщина. А ответить – умный мужчина, познавший философию оружия.