НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11 - Биленкин Дмитрий Александрович - Страница 3

Павлыш решил петь. Пел он плохо. Кустарнику такое пение, кажется, не понравилось, и после второго куплета он замолк. Песок под ногами струился ровной лентой, порой язык волны доползал до ноги путника, и Павлыш сворачивал чуть выше, обходя пену. Один раз его испугало белое пятно впереди. Павлыш замедлил шаги, нащупал рукоять пистолета. Пятно росло, и видно было, как нечто черное, многопалое высунулось из него, готовясь схватить пришельца. Но Павлыш все-таки шел, выставив вперед пистолет, и ждал, чтобы пятно первым решилось на нападение.

Пятно оказалось большой раковиной, а может, панцирем какого-то морского жителя. Несколько тварей ползали по нему, вытаскивая тонкими лапками остатки внутренностей. Их-то и принял Павлыш издали за щупальца.

— Кыш, несчастные! — сказал Павлыш тварям, и те послушно снялись, улетели к кустам. Из-под раковины выскакивала всевозможная жадная мелочь, зарывалась в песок, удирала к воде. В темноте не разобрать ни форм, ни повадок. Некоторые растворялись в пене, другие — фосфоресцировали и светящимися пятнами суетились у берега.

После случая с раковиной Павлыш почувствовал себя уверенней — обитатели моря и кустов занимались своими делами и на человека нападать не собирались.

Прошел уже час с тех пор, как Павлыш покинул корабль, позади по крайней мере пять километров пути. Единственное, что всерьез беспокоило сейчас путника, — то, что огонек не приближался. Так же далек был черный мыс, так же ровна полоса песка. Правда, это не могло продолжаться вечно. Хотя диаметр Форпоста больше земного, но планета все равно круглая, и достаточно отдаленные предметы обязательно скрываются за линией горизонта…

И тут Павлыш увидел реку.

Вначале он услышал шум, который примешивался к однообразному ритму прибоя. Потом Павлыш увидел и саму реку. Вливаясь в море, река разбилась на множество рукавов. Берег здесь, укрепленный речным песком, выдавался в море небольшим полуостровом. Между рукавами и с обеих сторон дельты земля была покрыта зелеными пятнами лишайника, травой. Какие-то растения, схожие с трезубцами, гнездились прямо в воде. Переход вроде бы не представлял трудностей, но когда в нескольких метрах от воды нога Павлыша вдруг провалилась по щиколотку, он понял, что от реки можно ждать каверзы.

Уже следующий шаг дался труднее. Песок был податливым, он с хлюпаньем затягивал ногу и старался не отпускать ее.

— В конце концов, — подумал Павлыш, — мне ничего не грозит. Я в скафандре, и даже если провалюсь поглубже, не промочу ног.

И в этот миг Павлыш, потерла опору под ногами, провалился по пояс. Попытка вылезти из ловушки привела к тому, что он погрузился еще на несколько сантиметров. Скафандр был мягким, и жижа, поймавшая в плен Павлыша, давила на грудь, подбираясь к плечам. Павлыш вспомнил, что охотники, угодившие в болото, всегда хватаются за сук или хотя бы за куст. Сука поблизости на было, но куст рос впереди, метрах в трех. Павлыш рассудил, что почва возле него должна быть тверже, и прыгнул вперед.

Наверно, со стороны прыжок выглядел странно; существо, увязшее по грудь в песке, делает судорожное движение, вырывает несколько сантиметров тела из плена, продвигается на полметра вперед и тут же почти полностью пропадает из вида.

Прыжок был ошибкой, простительной только потому, что Павлышу никогда раньше не приходилось попадать ни в болота, ни в зыбучие пески. Теперь над поверхностью, чуть колышащейся, вздыбливающейся пузырями, виднелась лишь верхняя половина шлема. Павлыш скосил глаза и увидел, что граница песка медленно поднимается по прозрачному забралу.

Все произошло так быстро, что Павлыш не успел даже испугаться. Стараясь не делать лишних движений, Павлыш повернул голову к далекому мысу. Огонек светил. Ждал. Пришлось задрать голову, над песком оставалась лишь верхушка шлема с ненужной антенной, настроенной на корабль, в котором никто не услышит. Через несколько секунд огонек пропал. И все пропало. Было темно, страшно тесно и совершенно непонятно, что же делать дальше.

Страх пришел с темнотой. Павлыш задышал часто и неглубоко, хотя баллоны добросовестно выдавали ровно столько воздуха, сколько положено. Шлем был достаточно тверд, так что угроза погибнуть от удушья не возникала. Погибнуть… Мысль эта промелькнула в мозгу, за что-то зацепилась там и осталась. Погибнуть. В этой яме можно в два счета погибнуть. Ведь останься здесь — и погибнешь. Как рыба, выкинутая на берег, как мышь в мышеловке. Погибнуть…

Слово обладало какой-то магической силой. Это было отвратительное слово, лживое, злое. Павлыш понимал, что оно не может к нему относиться, потому что… потому что его ждут. Его ждут Глеб Бауэр и Кира Ткаченко, и штурман Батурин, без Павлыша они тоже погибнут. И если когда-нибудь придет сюда корабль, а он обязательно придет, то будет поздно. Люди найдут тела в анабиозных ваннах, тела погибших, потому что никто не успел их разбудить, и поймут, что кто-то еще был на корабле, потом исчез. Будут его искать и, конечно, никогда не найдут. Даже если планету заселят, множество людей будет жить на ней, все равно никто никогда не найдет доктора Павлыша, тридцати четырех лет, шатена, рост 183, глаза голубые…

— А ну, хватит. — сказал себе Павлыш. — Так можно размышлять до рассвета. Надо действовать.

Твердый песок за спиной. Больше рисковать нельзя. Никаких движений вперед, только назад, к берегу.

Павлыш попробовал поднять руки. Это можно было сделать, но с трудом, песок был вязким и тяжелым. Павлыш попытался подгребать руками вперед, но лишь глубже ушел в жижу, и пришлось снова замереть, чтобы побороть вспышку паники, сжавшую мозг. Паника была иррациональна — тело, ощутившее близость гибели, начало метаться. Павлыш переждал панику. И тут неожиданно ноги ощутили твердую почву.

— Великолепно, — сказал Павлыш, успокаивая бунтарей и трусов, гнездившихся в его теле. — Я же знал, что эта трясина не бездонна. Обычная яма. Мы стоим на дне и теперь пойдем обратно.

Сказать было легче, чем сделать. Песок не хотел отпускать добычу и тянул ее вниз, в глубину. Дно было скользким и ненадежным. Но Павлыш все-таки сделал шаг вверх по склону ямы и, сделав, почувствовал, что чертовски устал. Тяжелый груз сдавливал его. Почему-то представился водолаз, медленно идущий в глубине…

— Стойте, — сказал Павлыш. — Догадался.

Через минуту правая рука пробилась сквозь песок и нащупала кнопку подачи воздуха. Павлыш выжал ее до отказа и не отпускал, пока воздух, сдавивший горло, грозящий выжать из орбит глаза, останавливающий сердце, не наполнил скафандр настолько, что следующий шаг наверх дался значительно легче…

Павлыш отпустил кнопку подачи воздуха лишь тогда, когда вылез по пояс из зыбучего песка и, стерев свободной рукой грязь со шлема, увидел огонек…

Павлыш сидел на берегу, вытянув ноги и позволяя волнам накатываться на них. Он улыбался, то и дело поднимая руки, чтобы ощутить, как легко им и свободно.

Река текла в море так же спокойно, как и раньше, и невозможно было угадать место недавнего заточения. Песок разгладился и ждал новых жертв.

Но реку нужно было перейти, чтобы продолжить путь по ровному берегу, начинавшемуся метрах в ста от Павлыша.

Отдышавшись, Павлыш поднялся и пошел по песку к кустам. Раковинки трещали под башмаками, впереди слышался шорох, треск ветвей, писк. Павлыш остановился, вспомнив, что в пистолет мог набиться песок. Вытащил, проверил. Ствол был чист.

Павлыш держался подальше от безобидной на вид речки. Поднялся на невысокий холм и остановился перед плотной стеной кустов, попытался раздвинуть ветки, колючки цепко держались друг за друга.

Провозившись несколько минут у стены кустов, тщетно стараясь отыскать в них лазейку, Павлыш полоснул по ним лучом пистолета. Поднялся белый столб дыма, и кусты настороженно затихли. Павлыш включил шлемовой фонарь и увидел, как кустарник залечивает образовавшуюся рану. Через щель тянулись пальцы ветвей, когти колючек, осыпались на землю мертвые сучки, и на их месте вырастали свежие побеги.