Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. - Автор неизвестен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/70
• Следующая

— Что ты, милушка, что, голубушка?

— Ой, барыня-государыня, не изволь казнить, изволь миловать. Совсем мово Ванюшку замордуют, замучают.

Да и рассказала всё. Сапожникова жена руками развела.

— Помогла бы тебе, да не знаю как. Может, ты знаешь, так скажи.

— Напиши другой приказ. Чтоб солдат не били, палками не наказывали.

— Да я грамоте не научена.

— А царица никогда сама приказы не пишет. На то генералы-министры есть. Они тебя в золочёной зале ждут.

Пошла сапожникова жена на белую половину, в золочёную залу.

Её поклонами встречают, а она им еле головой кивнула, ручкой махнула. Потом говорит:

— Пишите указ-приказ. Солдата Ванюшку, что во дворе караул несёт, палками больше не бить. И ещё пишите, чтоб от нынешнего дня никого в нашем царстве-государстве палками не наказывали.

Всякий день к вечеру идёт. Кончился и этот день. Как смерк-лось, старичок и солдатик опять дворец да сапожникову лачугу обошли, музыку-отбой сыграли. И опять царицу с сапожниковой женой местами поменяли.

Уж как жена сапожника обрадовалась, и рассказать невозможно. Печку растопила, горшки выскоблила, самовар начистила, ложки-миски перемыла. И муж на неё не нарадуется. Снова зажили мирком да ладком. Только иной раз, когда сапожник рассердится да под горячую руку за колодку схватится, жена ему:

— Ты что?! Да знаешь ли, как я царицей была, мне графья-вельможи в пояс кланялись.

Тут сапожник от удивленья рот разинет, колодку выронит и головой покрутит: «Ну и ну, чего только бабы не придумают!»

А царица Екатерина никому не рассказывала, как она сапожниковой женой была. Не пристало ей даже во сне такое увидать. Одному дивилась: было то во сне, а указ наяву написан. Как такое могло случиться, ума не приложить! Сколько-то времени солдат и вправду палками не били. Да недолго — генералы указ тот спрятали. Опять загуляли палки по солдатским спинам.

Жили-были мужик да баба. Сломала как-то баба рукоять у ухвата и говорит мужику: — Сходи-ка в лес, сделай новую рукоять. Мужику сегодня недосуг, завтра неохота. А баба всё пилит и пилит. Надоело мужику.

Наточил он топор и пошёл в лес. Облюбовал дерево поразве-систей, сук потолще. Залез. Сел на сук верхом и давай его у самого ствола подрубать.

А мимо цыган проходил. Видит — мужик сук под собой рубит. Сук под ним уже скрипит, прогибается. Засмеялся цыган и говорит:

— Эй, мужик, упадёшь!

— Чего это я падать буду? — отвечает мужик. — Сижу твёрдо, топор держу крепко.

— Ну, как знаешь! — пожал плечами цыган и зашагал своей дорогой.

А мужик знай себе топором тюк да тюк! Тюкнул в третий раз, сук под ним треснул и подломился. Упал мужик. Рукой бока потирает, а сам думает: «Откуда цыган всё наперёд угадал? Не иначе, как он колдун-ведун! Спрошу-ка я у него про то, что я знаю, а он не знает».

И пустился догонять цыгана. Завидел его издали, на бегу кричит:

— Цыган, а цыган! Скажи, как мою жену Матрёнушку зовут?

— И думать нечего, — отвечает цыган. — При рождении Матрёной нарекли.

«А ведь точно колдун! — говорит себе мужик. — Вот ещё раз попытаю, тогда уж ошибки не будет».

— Угадай, цыган, сколько у меня коров?

— А они у тебя дойные? — спрашивает цыган.

— Бурёнка да Рыжанька — дойные. А Пеструха скоро телить ся будет. Не доится.

— Три у тебя коровы, — как отрезал цыган.

Страшно стало мужику.

«Ох и сильный колдун! Могучий ведун! — думает. — Теперь главное спрошу!»

— Открой мне, цыган, когда я помру?

Усмехнулся цыган и ответил:

— А вот чихнёшь разок и помрёшь.

Цыган дальше пошёл. Мужик вернулся к тому месту, где срубленный сук да топор оставил.

«Ну, — радуется, — долго я проживу! С чего мне чихать?!»

Тут у него в носу засвербело. Уж он и нос зажимал, и головой мотал, да не удержался — чихнул.

Лёг на землю и скрестил руки.

— Всё! Помер я!..

Вдруг откуда-то прилетел комар. Вьётся над мужиком, пищит-зудит. Лежит мужик, не шелохнётся. Кружил-кружил над ним комар, потом сел ему на лоб и укусил.

Подпрыгнул мужик, хлопнул себя по лбу и убил комара.

— Э, да я, оказывается, живой! Обманул проклятый ведун! Придётся теперь бабе рукоять для ухвата делать.

Ехал-возвращался царь домой. Куда, зачем ездил — нам не сказано, и мы вам врать не будем. А только дома долго не бывал. Уже и до родных мест недалеко, да задержался в пути царь — в большое село свернул, где в тот день ярмарка была. Походил по торгу, поприценялся, поторговался, а купил всего три солёных рыбины. Страсть он любил солёную рыбу! Не удержался, сразу все три и съел.

Едет дальше, а жажда ему грудь огнём печёт, да где в голой степи воды сыскать! Как на грех, и день жаркий выдался, солнце так и палит, на небе ни облачка…

Но вот пошла дорога вверх, на крутой холм. До вершины добрался, глядит — глазам не верит. У самой дороги криница чистой воды полна, прохладой от неё так и веет. Никогда на этом холме в безводной степи криницы не бывало!

Царь долго не раздумывал, спешился, наклонился, студёную воду пьёт — не напьётся. Вдруг неведомо что, неведомо кто — хвать его за бороду! Держит, не отпускает. Испугался царь, закричал:

— Эй, ты там, отпусти!

— Не отпущу, — голос из криницы отвечает. — Тогда отпущу, когда пообещаешь отдать самое дорогое, что у тебя есть.

Принялся царь гадать:

— Есть у меня восьмёрка коней, таких, что сам не езжу, берегу. Только выведу из конюшни, полюбуюсь да обратно в стойло ставлю. Не их ли ты захотел?

— Не коней хочу, — говорит голос.

— Есть у меня восьмёрка волов круторогих…

— Не надо мне твоих волов!

— Ну, возьми овец отборных, шерсть у них длинная и мягкая, не хуже шелков заморских.

— Нет и нет… — твердит тот неведомый.

— Уж не до жены ли моей ты добираешься?! — ужаснулся царь. — Красавица она у меня, каких свет не видывал. — Только не отдам я её ни за какие сокровища, за неё и жизни не пожалею.

Да зачем мне жена твоя! — засмеялся тот, что в кринице сидел. — Обещайся то отдать, чего сам не знаешь.

Тут и царь засмеялся.

— Коли я не знаю, так чего оно стоит!.. Бери, не жалко.

Отпустил неведомо кто царскую бороду. Царь на коня вскочил и хлестнул его плёткой. Домой спешит.

Не знал царь, не ведал своей радости, что бедой обернулась. Пока он в отлучке был, родились у него двойнята — сын да дочка. И росли они не по дням, а по часам, не по часам, а по минутам.

Царица мужа поджидала, издалека завидела, выбежала встречать. А дети впереди бегут, охота им на родного отца поглядеть.

Подскакал царь поближе, да как понял, что тому, в кринице, отдать должен, так без памяти с коня на землю и пал.

Царица над ним убивается, приговаривает:

— Или с дороги притомился, муж мой милый, или беда какая случилась?! А может, деткам так обрадовался?!

Открыл царь глаза. Заплакал и всё жене рассказал. Жена говорит:

— Что ж, муженёк, надо детей спасать. Давай их в подпол спрячем да пол глиной замажем. А сами в поле, в стогу соломы схоронимся. Если и найдёт нас тот окаянный, неведомый, мы и ответ держать станем. Только бы деток уберечь!

Как задумали, так и сделали. Оставили детям припасу разного, питья побольше, крышку подпола вровень с полом глиной покрыли — ни следа, ни щёлочки не сыщешь. И ушли.

Через недолгое время пожаловал змей крылатый, тот, что в кринице сидел.

— Эй, царь, — кричит страшным голосом, — отдавай обещанное!

А в ответ ни отзыва, ни словечка, только эхо раздаётся… Вошёл змей в хату…

А надо вам сказать, что в те поры цари ещё себе дворцов не строили. У всех хаты были простые, мужицкие, разве что у царей размером побольше.

• Предыдущая
• 16/70
• Следующая