Французский палач - Хамфрис Крис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/101
• Следующая

Когда они возвращались обратно к фасаду дворца и шли по узкому переулку, Фенрир внезапно зарычал и выдернул веревку у нее из руки. Он подбежал к дворцовой стене и начал лапой выкапывать что-то из земли. Бекк увидела трупик крысы и уже собиралась оттащить от него пса, как вдруг заметила, что крыса шевелится. Поскольку животное было явно мертвым, Бекк присмотрелась внимательнее. Что-то толкало трупик снизу — и это не был поток дыма, который, как она теперь заметила, постоянной струей омывал тушку.

Бекк наклонилась. Она ожидала увидеть еще одну крысу, и поэтому устремившиеся на нее блестящие глазки, окруженные черными перьями, ее поразили. Однако это удивление не шло ни в какое сравнение с радостью узнавания.

— Демон! — вскрикнула она.

Ворон на секунду оторвался от расклевывания крысы и четко произнес:

— Рука.

Бекк положила на землю еду и оглянулась. Решетка была закреплена в двух опорах. В этот момент в проулке никого не было видно. Она наклонилась и попыталась поднять решетку, но сетка прочно приросла к месту, заваленная многолетними отложениями отходов и земли.

— Не двигайся! — сказала она ворону, который в ответ просто оторвал от крысы кусок побольше.

Бекк побежала обратно к лотошникам. Кое-кто из них еще не закончил устанавливать свои палатки, которые были более сложно устроены, чем остальные, и включали в себя боковины и навесы. Рядом с одной из таких палаток она увидела то, что ей было нужно, и когда двое рабочих отвлеклись, чтобы поглазеть на проходящую мимо них пышнотелую продавщицу апельсинов, Бекк схватила ломик и помчалась обратно.

Вставив ломик в решетку, она налегла на него всем телом. Несколько секунд ничего не происходило, а потом решетка чуть подалась — и стремительно повернулась под таким углом, что дохлая крыса полетела в дыру. Демон немедленно выскочил наружу и, склонив голову набок, укоризненно посмотрел на Бекк.

— На, возьми моей еды, — предложила она, протягивая ему кусок хлеба.

Пока птица подкреплялась, Бекк изумленно разглядывала ее. Закашлявшись, она отмахнулась от струйки дыма, попавшей ей в лицо, а потом вдруг настороженно принюхалась. В нем ощущался какой-то знакомый запах. Когда-то ей уже приходилось его ощущать.

И тут она вспомнила. Дым принес воспоминание о том последнем дне, когда она видела отца, — уже на следующий день он тайком вывел ее из дворца. Отец сидел у раскаленного добела тигля, превращая железо в расплавленный металл, и едкий дым пропитывал его одежду.

Этот запах! Именно его она сейчас почувствовала. Бекк высморкалась на землю рядом с дырой. Заглянув в отверстие, она вдруг заметила, что в темноту уходит какая-то нитка. Что это? Она наклонилась, и Демон вспрыгнул на протянутую ею руку. Проведя пальцами по шерстяной нитке, Бекк осторожно ее потянула — и ощутила сопротивление.

— Умница Фуггер! — прошептала она. Она поборола инстинктивный порыв немедленно нырнуть в дыру, чтобы как можно скорее проследить за красной ниткой. Бекк представила себе отца, который сидит в клубах этого дыма, и желание проскользнуть в подземелье стало почти непреодолимым.

Однако Бекк приобрела немалый опыт и знала, что непродуманные планы обычно кончаются неудачей и большой кровью. Вот почему она поспешно отвязала нитку от лапки ворона и прикрепила ее к решетке, которую затем установила на место. После этого она отправилась искать все необходимое. Ей понадобится не так уж много. Достаточно взять нож и длинную веревку. И конечно, пращу.

Фенрир шел впереди нее, Демон с громким карканьем кружил у нее над головой. Бекк отправилась на берег реки, чтобы набрать гладких камешков и дождаться наступления ночной темноты.

Далеко внизу, в глубинах земли, в залах, где не было дневного освещения, приготовления почти завершились. Из двух десятков факелов, укрепленных на стенах наружного помещения, осталось только четыре: на севере и юге, востоке и западе. Из церковных свечей снаружи стеклянной камеры горели только девять. Еще семь стояли на алтаре, установленном напротив дверей. На алтаре же воздвигли громадный золотой крест, закрепив его вверх ногами и погрузив вершиной в деревянный центр. Котел в камере, который все еще багрово светился от скрытого под ним пламени, освободили от его расплавленного содержимого, залив наполовину смесью из пряностей, виноградной водки и вина.

От сладко-пряных паров напитка у Фуггера отяжелели веки. Дважды он вздрагивал, возвращаясь к пугающей реальности из объятий желанного сна. Он наблюдал за тем, как Джованни приносит разнообразные атрибуты, как живые, так и неодушевленные, и укладывает их вдоль стеклянных стен. В другое время все происходящее пробудило бы в Фуггере интерес, поскольку он всегда отличался любознательностью. Однако сегодня эти вещи, и привычные и незнакомые, наполняли его чувством глубочайшего ужаса.

Скоро все было готово, и в темнице, в ее калейдоскопическом центре, наступила тишина, которую изредка прерывало чириканье связанной птицы. Авраам лежал на кушетке у стеклянной стены, погруженный в глубокое забытье. Худая рука закрывала его лицо. Архиепископ отсутствовал несколько часов, и за все это долгое время иудей не произнес ни слова. Еще несколько раз Фуггер пытался заговорить с ним о Бекке, но ответом служило только отрывистое отрицание. У Авраама нет сына. Нет! Нет!

Фуггер не мог сказать, как долго пришлось ждать. В этих подземельях времени не существовало. Чтобы не заснуть, он расхаживал по своей обширной темнице, пытаясь отыскать в неоглядных хрустальных далях хотя бы отсвет надежды. Однако окутанные дымом стены были сырыми и отвесными. Фуггер решился даже поднять деревянную крышку и заглянуть в люк. Стремительная подземная река неслась, закручиваясь в водовороты. Такое течение испугало бы и хорошего пловца, а для бедного однорукого немца оно означало верную гибель.

Единственным выходом из этих помещений был тот, откуда пленник пришел вместе со своим тюремщиком. Фуггер, наверное, уже в пятидесятый раз остановился у двери, разглядывая прочные дубовые доски, железные накладки и заклепки. «Единственная надежда — там», — думал он. И в этот момент он расслышал некий звук, который убил последнюю надежду. Пение. Фуггер узнал это пение. Латинская месса. Однако слова ее были отвратительно искажены, и в басовитых повторах зазвучала высокая, пронзительная нота отчаянного плача.

В замке заскрежетал ключ, и дверь медленно открылась внутрь. Пение стало громче, и Фуггер понял, что именно показалось ему таким отвратительным и странным. Он до сих пор не утратил своих знаний — во всяком случае, их достало, чтобы понять, что они делают, эти восемь фигур в низко надвинутых капюшонах, которые попарно медленно входили в пещеру, покачивая кадилами, наполненными горящим сандаловым деревом. Они пели, окутанные ароматическим дымом, — и это действительно была торжественная месса. Только вели они ее в обратном порядке.

Фуггер отшатнулся от сатанинской процессии и, отбежав в сторону, прижался к камню, словно тот мог растаять, а бедный пленник — исчезнуть в подземных недрах. В конце концов он тихо сполз вниз по стене и свернулся комочком, прижав ладонь и культю к ушам, чтобы не слушать.

Дьявол ходит по миру — это знают все. Необходимо оберегать себя от него, оберегать неустанно и бдительно. Ведь даже Лютеру, великому Лютеру, довелось столкнуться с дьяволом в Аугсбурге, и Лютер запустил в него Библией! А эти люди приглашают дьявола прийти к ним, зазывают его к себе пещеру! Фуггеру доводилось слышать, как осуществляются подобные приглашения. Теперь все приготовления обрели для него ужасающий смысл, который становился все яснее по мере того, как процессия входила в пещеру.

За закутанными поющими фигурами шествовала женщина, настолько же обнаженная и открытая, насколько те были закутаны и скрыты. Ее тело украшала только маленькая набедренная повязка из шелка. Пышная грудь поднималась и опускалась в такт размеренным шагам, таким же торжественным, как у монахов. Она то скрывалась под распущенными прядями длинных волос, то совершенно обнажалась. В каждом движении бесстыдного тела открывалась чувственность женской природы. Об этом же говорила и тайная улыбка под кожаной полумаской. Она сразу же напомнила Фуггеру ту скульптуру в фонтане. Это воспоминание и притягивало его, и отталкивало — и он не мог отвести взгляда. Ступая босыми ногами, женщина вошла в стеклянную камеру, пройдя мимо выстроившихся двумя рядами монахов, и заняла свое место перед алтарем.

• Предыдущая
• 48/101
• Следующая