Завтра не наступит никогда - Романова Галина Владимировна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/56
- Следующая
– Так Машка зашла на огонек, – улыбнулся хозяин заискивающе. – Старая подруга решила меня навестить.
– Какая Машка? – Орлов ощутимо скрипнул зубами, поняв, что алкаш начинает привирать с ходу.
– Гаврилова.
– Сама зашла, хочешь сказать? Просто пошла в магазин за хлебом и ни с того ни с сего решила подняться наверх к тебе. И решила нажраться самогонки. И это после того, как я ей пообещал сына вернуть! Брешешь, паскуда! Давай быстро вспоминай, как все было.
– Чего вспоминать-то, чего вспоминать?! – попытался возмутиться Валерка, но вдруг перепугался и начал тут же соображать.
Не за бутылку самогонки с него теперь следователь спрашивает. Он ведь по убойным делам в их подъезд только и является. То все из-за толстухи рыжей ходил и в дверь к нему ломился, да только он не дурак – не открыл ему. Теперь-то с чего пожаловал? Не Машкину же нравственность блюдет.
– Все вспоминай, как было, – прошипел ему в лицо Орлов и подтолкнул его к столу. – Садись и быстро по порядку рассказывай мне.
– А че говорить-то, че говорить? Выпили да разошлись! – Валеркины плечи, как в пляске, заходили вверх-вниз, растопыренные ладони обескураженно разъехались в разные стороны. – Я даже не помню, как она ушла.
– А как с лестницы ее столкнул, да с такой силой, что она шею себе сломала и умерла, тоже не помнишь?! – снова заорал на него Орлов, и даже дыхание у него перехватило от внезапной жалости к погибшей Гавриловой.
Даже сам не ожидал того, как ему Машку будет жалко. Глупая девка с некрасивой своей неказистой жизнью, отдушиной в которой был сын Гаврюшка. Все надеялась, все ждала с ним встречи, а теперь…
И малыш тоже напрасно будет ждать ее, и не скажет ему никто никогда, почему не пришла за ним мать. Отделаются краткой информацией в день его совершеннолетия, что умерла, мол, и все. А про то, как рвалась она к нему, как скучала и страдала, как хотела и пыталась забрать, никто не расскажет. А может, и не вспомнит о матери своей настоящей никогда уже Гаврюшка, потому что усыновить его могут. И уже чужую женщину станет он называть матерью.
– С какой лестницы?! – раззявил рот Валерка, вытаращив на Орлова остановившиеся глаза. – С какой лестницы, если я как упал вот тут в кухне, так здесь же и очнулся сегодня утром. Она же ушла, начальник!
– Зачем позвал ее к себе? Она ведь не сама пришла, я знаю. Она не могла сама к тебе прийти.
Почему-то Орлову важно было знать именно это о Гавриловой. Он ведь не мог в ней ошибиться, рассмотрев хорошего человека. Не могла она так вот запросто спустить на дно стакана с самогонкой свою мечту о сыне.
– Если ты, сука, мне сейчас все не расскажешь, то прямо отсюда потопаешь в следственный изолятор. И оттуда тебе уже никогда не выйти, понял!!! – Против воли своей он трепал Валерку за воротник рубашки, хотя дотрагиваться до него было тошно, и орал, орал, орал так, что, наверное, на лестнице его было слышно. – Я на тебя не только Машкину смерть повешу, я на тебя еще и смерть Маргариты Шлюпиковой спишу. И получишь пожизненное, алкаш чертов! Понял меня?! Понял???
– Да, да, да… – Голова у Валерки болталась в вороте грязной рубашки, чудо, что не оторвалась и не закатилась под стол. – Все понял, все расскажу! Не трогал! Никого не трогал!!! Ни Машку, зачем она мне?! Она мне даже нравилась! Ни рыжую! Это не я!
– А кто?!
– Сначала Сашка Сонькин, а потом не знаю, – икнул перепуганный Валерка и скуксил лицо, намереваясь заплакать. – Я ведь Машку для того и позвал, чтобы правду ей сказать. А то она все Соня, Соня! Соня денег дала на хлеб, Соня супчика налила, чайку с сахаром! А они эти, Соня с Сашей, знаешь какие!
– Давай все по порядку, и побыстрее, времени у меня на тебя нет. Не вспомнишь, что и как было, будешь вспоминать в изоляторе. – Орлов обессиленно привалился к давно не крашенной стене.
Не ошибся он в Маше Гавриловой, не сумевшей прожить свою короткую жизнь правильно и красиво. Не сама она явилась к бывшему собутыльнику, а он ее позвал. И не просто позвал, а заманил, пообещав рассказать правду об убийстве Марго. Она сдалась, пошла, а тут уж не выдержала и выпила.
– Пить-то ты ее заставил, гадина? – сморщился Орлов, выслушав подробный рассказ о том, как Валерка подкараулил вчера Машу на лестнице. – Она же завязала с этим, а ты ее заставил.
– Да не то чтобы, но… – Валерка уронил давно не мытую голову на грудь. – Не одному же пить. Вот и уговорил, что за правду, мол, должна пригубить. Но не особо-то уговаривал, начальник. Она сама ошалела от правды моей и то и дело к стакану прикладывалась.
– Так правду мы услышим или как?..
В то злополучное утро, когда Валерка стал невольным носителем страшной правды о гибели Маргариты Шлюпиковой, все, включая небесную канцелярию, будто сговорились сделать его жизнь несносной.
Сначала ему снились бесконечные кошмары, и сколько бы он ни пытался просыпаться, они продолжались после того, как он снова засыпал. Потом оказалось, что те заветные двести граммов спирта, что он припрятал с вечера, куда-то странным образом испарились. Похмеляться стало нечем, а надо было, потому что голова болела не столько от выпитого накануне, сколько от кошмарных сновидений. Да и вообще от подлости мирской, к которой ранимая Валеркина душа была весьма восприимчива.
Он вышел из квартиры, дверь не стал запирать, на всякий случай подперев ее табуреткой. Он так всегда делал, когда надо было срочно делать ноги от неожиданных визитеров: он ведь много кому в этом районе задолжал. Так вот, вышел он на лестничную клетку, поискал окурки. Не было. Решил спуститься ниже. Пошел. Слышит шепот. Странный такой шепот. Зловещий даже.
– Почему зловещий-то? – переспросил Орлов, решивший, что Валерка нарочно сгущает краски.
– Так мужик все время отнекивался, а баба ему угрожала будто.
– Угрожала?
– Ну… Угрожала или приказывала, не знаю точно. Слышно не было. Но я заинтересовался и почти ползком по ступенькам вниз. Мне их слыхать, а им меня – нет.
Спустившись таким вот образом почти до первого этажа, Валерка услыхал, как открылись дверцы лифта, как Марго, а он уже успел ее рассмотреть в лестничных пролетах, чем-то двери подперла. Потом снова приказала что-то мужику. Затем Валерка услыхал звук удара, стон и ругательства Марго.
– «Скотина, не мог потише стукнуть! – так вот прямо и сказала она, – вспоминал Валерка. – Ладно, говорит, забирай все и вали отсюда. Дальше не твоя забота. Помнишь, куда что должен положить?» Он ей подтвердил, что помнит.
– И куда этот мужчина подевался с тем, что забрал?
Ай да Влада! Ай да троечница! Все ведь правильно угадала! Мало в чем ошиблась! А он еще над ней потешался, романисткой ее называл. А она…
– Так пошел на выход, – заморгал Валерка, глядя на Орлова с заискивающей правдивостью. – Он на выход из подъезда, а я к подъездному окну. Гляжу, а это Сашка Соньки Миндалиной. Не сын он ей, нет. Опекает будто. Только Машка мне вчера сказала, что Сашка этот сначала Соньку из ее квартиры выжил, и она по помойкам скиталась, а потом опекать стал. Так-то…
– Дальше что? – перебил Орлов его воспоминания. – После того как ты увидел выходящим из подъезда благодетеля Софьи Миндалиной – Александра, что было дальше?
– Так не знаю я! Домой пошел. – Валерка быстро отвел взгляд от настырных глаз Орлова и вздохнул. – Потом, правда, меня еще кое-что насторожило.
– Что же? Давай не тяни, а то по затылку получишь, – пообещал Гена.
– Так через пару дней, а может, через день, не помню, Сонька вдруг подъезд взялась убирать. – Валерка потер затылок и вздохнул с глубочайшей тоской. – Хоть бы банку пива, начальник, башка трещит.
– Она у тебя еще не так затрещит, если говорить не станешь, – пообещал Орлов, но за полсотней все же в карман полез. – И что удивительного в том, что Софья Миндалина взялась подъезд убирать? Если мне не соврали, то подъезд убирают сами жильцы.
– Да, но каждый убирает свою площадку и лестницу вниз до следующей площадки. А ее с веником и тряпкой к нам наверх занесло. Спрашиваю, чего это ты тут? А она не ответила. Глянула своими черными глазищами и промолчала.
- Предыдущая
- 41/56
- Следующая
