Европа, тюрки, Великая Степь - Аджи Мурад - Страница 19

Великая степная страна возникла почти на «пустом» месте… О ее существовании успела забыть Европа, ослепившая сама себя. Но страна-то была! И жили в ней тюрки, кони которых дошли до берегов Атлантического океана и Средиземного моря, топтали землю Британских островов… Это — реальная и забытая история Европы IV–V и всех последующих веков. Обратно же со своих земель тюрки никуда не уходили! Разве что в Америку.

И как бы ни отзывались потом европейцы об Аттиле, есть документы той поры. Вот по счастливой случайности неуничтоженные слова римского сановника Ромула: «Никто из тех, которые когда-либо царствовали над Скифией или над другими странами, не произвел столько великих дел, как Аттила, и в такое короткое время. Его владычество простирается над островами, находящимися в океане. И не только всех скифов, но и римлян заставляет он платить дань. Военная сила его такова, что ни один народ не устоит против нее (выделено мною. — М. А.)» Надо ли комментировать сказанное? Человек этот был искушен в политике, он сам делал политику того времени.

Не только Европа, но и Китай, Персия платили дань тюркам.

«Военная сила его такова, что ни один народ не устоит против нее…» В этих словах, видимо, истоки той ненависти, которая ослепила Европу и, кажется, до сих пор не забыта. Об армии, подобной тюркской, в мире не мечтали. Кипчаки воевали железными шашками и длинными пиками, они имели железные кольчуги и шлемы. Оружие и доспехи европейцев в основном были из бронзы. Степняки шли в бой на конях, для европейцев и конь был неслыханной роскошью… У тюрков все было не так. Все намного лучше. Их нельзя было не ненавидеть, потому что раб всегда ненавидит своего господина.

Говоря о войске кипчаков, историки обычно не замечают их явного технического и тактического превосходства. Именно тактикой боя и прекрасным вооружением побеждали тюрки отсталых европейцев. Армия их была хорошо оснащена и организована. Диких орд, нагрянувших с Востока, не было!

За тактику боя римляне прозвали кипчаков «варварами». Так когда-то греки называли самих римлян… В этом слове много загадочного. Что имелось в виду? «Варвар» поначалу означало «делающий что-либо не по правилам». У римлян оно получило иное значение — «не имеющий римского гражданства», то есть «чужак»… Видимо, есть и другие объяснения. Но в нем, в этом слове, не было уничижительного оттенка, который появился позже.

А зачем кипчакам принимать отсталые правила европейского боя? Они были художниками на поле брани! Конь и шашка делали их хозяевами положения в Римской империи и далеко за ее пределами.

Могла ли потом, после реванша, Европа простить тюркам свою былую слабость? Такое не прощается.

На Византию кипчаки смотрели как на своего данника, которому по степным адатам (обычаям) они обязаны были помогать. И помогали. В 306 году Константин сел на императорский трон, но сидел на нем не очень уверенно. По сути он был формальным императором, пока конный отряд тюрков («варваров») не разбил в 312 году войско Максенция на Мульвийском мосту, неожиданно появившись у стен самого Рима! Так кипчаки освободили Византию от римской власти. Византийский император был обязан платить за это дань.

За свободу платили греки: нормальные отношения двух стран — вассала и господина.

Аттила на правах старшего иногда позволял себе говорить с византийскими послами, сидя верхом на коне и не подавая им знака расположения. Он был хозяином Европы и послы знали об этом. Они стояли перед повелителем в придорожной пыли и ловили каждый его взгляд… От бессилия византийцы сходили с ума, они не раз пытались отравить Аттилу — другого способа свергнуть его они не знали. Разоблачив очередной заговор, в ответ на извинения Аттила произнес только одно слово: «Война!» И этого оказалось достаточно — одно-единственное слово вызвало переполох во всей великой Византии.

Император Феодосий сразу же вдвое увеличил размер дани, Константинополь смиренно выполнял любые приказы разгневанного Аттилы: только не война. Трусливые греки сжимались при каждой туче, приходившей с севера.

Они платили 350 ливров ежегодно. Но потом, после смерти Аттилы, слова потеряли былой вес, а некоторые и смысл. Страх и зависимость передавались совсем по-другому, и историки назвали эту дань «незначительным денежным взносом, вроде подарка». Хорош подарок — два ведра золотом! Позже греки отдавали уже 2000 ливров, и тоже «вроде подарка».

Но византийским императорам не свойственна щедрость. Для чего же они делали тюркам столь весомые подарки? Войн с кипчаками у них не было. Там, где тюрки действовали силой, византийцы — золотом и хитростью.

Тайное противостояние между ними существовало всегда. Оно проявлялось в большом и малом. Потому что всегда существовала заметная разница в моральном климате двух союзников. В ней, в морали — корень многих разногласий и непонимания, которые вошли в историю.

Так, однажды на пиру у царя Аттилы разгорелся спор, греки сравнили своего императора Феодосия с Богом, кипчаки — эти чистые души — недоумевали: «Нельзя сравнивать человека с Богом». Земное и небесное казалось им несовместимым. Гунны «с душевной простотой и великой безропотностью чтут свою веру», отмечали греки с улыбкой превосходства.

Но тюрки знали, «говорить и верить надо без сомнений». Так учила их житейская мудрость, на которой строилась мораль тюркского общества. Образ Бога Небесного для тюрка был превыше всего. Духовная свобода жила в их крови — и Бог хранил тюрков.

Подобные разногласия много раньше были у тюрков и с китайцами: те тоже представляли своего императора живым богом на Земле. С них, с разногласий, начались войны. Что это — конфликт веры или конфликт культур?.. Видимо, не то и не другое. Разное миропонимание.

Священная война с Китаем продолжалась почти пять столетий. Армия кипчаков раз за разом громила миллионное войско, но победа решилась не на поле брани. Искусные в дипломатии, китайцы, которых отличала иная мораль, умело сеяли раздор в тюркском обществе и наконец раскололи его на северную и южную ветвь. Сами тюрки лгать не умели. «Не лжесвидетельствуй» было заповедью их веры еще на Алтае.

Важно подчеркнуть, разногласия царя Аттилы с Римом и Византией тоже не носили военный характер: на поле брани спора не было. Все протекало сложнее и глубже — здесь снова столкнулись две культуры, восточная и западная. Два разных миропонимания, две морали. Тюрки верили в Бога Небесного, Тенгри-хана, с Его именем связывали свои победы и радости, а европейцы оставались язычниками, хотя их правители и отказались от языческих богов: к сожалению, сознание человека меняется куда медленнее, чем слетают слова с его уст.

Вольнолюбивые тюрки, протестуя против язычества Византии и Рима, предлагали свои духовные ценности… Выходит, прозвище Аттилы Бич Божий более чем точно и оправдано. Его войны были не против веры! Они были за веру в Бога Небесного!

О вероисповедании тюрков — разговор впереди, пока лишь подчеркнем, что Приск в V веке, а позже Иордан отмечали у них христианство. Однако более поздние историки «забыли» и это. (Оставим пока слово «христианство», тогда под ним подразумевалось совсем иное, нежели сегодня.)

Единственная и самая древняя версия царствования Аттилы — это «Гетика», произведение VI века, подписанное Иорданом. К сожалению, автор о своем герое имел смутное представление: он писал через сто лет после смерти полководца, писал предвзято и лукаво, под диктовку римской цензуры. Едва ли не вся черная краска, которая имелась тогда в Европе, была собрана на его страницы. Но другая литература уничтожена.

Правда, сохранилась логика событий, их канва, они-то и не увязываются с предлагаемым текстом.

Иордан назвал кипчаков гетами или готами (с его руки за тюркским народом закрепилось еще одно имя). Впрочем, Иордан, видимо, псевдоним или какое-то искаженное тюркское имя. Думать так заставляет сам автор.

«Читатель, знай, — уверял он, — что, следуя писаниям старших, я собрал с обширнейших их лугов лишь немногие цветы, и из них, в меру ума своего, сплел я венок для пытливого. Но пусть никто не подумает, что я, как ведущий свое происхождение от вышеназванного племени, прибавил что-либо в его пользу против того, что прочел или узнал. Если я и не охватил всего, что пишут и рассказывают об этих людях, то изобразил я это ведь не столько во славу их самих, сколько во славу того, кто их победил (выделено мною. — М. А.)».