И буду век ему верна? - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/50
- Следующая
– Лешка – Фимку убить? – удивляется Агата. – Это уж совсем глупость.
– Выйди отсюда, – не выдержала мама. – Чурка бесчувственная. У сестры такое горе, а ты… бесчувственная и есть, потому и мужики тебя не любят.
– Августа, – повысил голос папа.
– Что Августа? Что? Собирайся, доченька, поедем домой.
Я не хочу никуда ехать, я хочу, чтобы рядом со мной был Стас. Но до похорон мы не видимся. Я горстями пью таблетки, чтобы уснуть. Я почти все время сплю.
На похоронах много людей, по большей части мне незнакомых. Сын Вадима позвонил мне накануне. На похороны он не придет, мать чувствует себя плохо, он не может ее оставить. Мне все равно. Я высматриваю Стаса в толпе прощающихся. Он стоит за спиной Павла, глаза скрыты очками, но я знаю, что он смотрит на меня. Когда гроб опускают в могилу, начинается дождь. Я вновь вижу Стаса. Очки ему пришлось снять, теперь он не может спрятать за ними глаза. Он прикрывает их веками, притушает их блеск и все-таки не может их скрыть. У моего возлюбленного, единственного, желанного, глаза убийцы.
Мне выражают соболезнования. Стас тоже подходит, жмет руку, наклоняется и шепчет:
– Я люблю тебя.
Утром мы едем с ним на кладбище, наконец-то мы одни.
– Потерпи еще немного, – говорит он.
– Стас…
– Все кончится очень быстро.
– Стас, я боюсь. Вдруг они докопаются? Вдруг кто-то видел тебя, твою машину?
– Ни о чем не беспокойся. Лучше придумай повод поскорее вернуться в дом Вадима. У меня мозги набекрень, когда тебя нет рядом.
Разговор с родителями вышел бурным.
– Ты не будешь жить в этом бандитском логове! – кричала мама.
На помощь неожиданно пришла Агата:
– В конце концов, это ее дом.
– Вы все с ума посходили. – Мама страдальчески морщится и хлопает дверью.
С трудом дождавшись, когда все уйдут на работу, я тороплюсь позвонить Стасу. Роюсь в сумочке в поисках телефона и натыкаюсь на ключ от банковской ячейки. Через полчаса я уже в банке, выясняю, что Вадим арендовал ячейку за день до того, как оказался в больнице. В металлическом ящике толстый пакет с размашистой надписью «Фенечке». В такси я разрываю пакет. В нем какие-то бумаги, сверху письмо в белом конверте. Буквы скачут перед глазами, я стискиваю рот рукой.
– Вам плохо? – сочувственно спрашивает таксист.
Я вбегаю в квартиру, жгу бумаги в раковине, не читая их. Мне достаточно письма Вадима. Я смотрю на огонь и холодею от ужаса, что эти документы мог увидеть кто-то еще.
Мы в комнате Стаса, я смотрю на его склоненную голову. Четкий профиль, сжатые губы. Он повернулся, в свете настольной лампы его глаза отливают синевой. Я прижимаюсь щекой к его руке, он гладит мои волосы.
– Теперь все будет хорошо.
Я не верю ни одному его слову.
– Папочка-генерал, конечно, дорогого стоит, но против твоего ему не потянуть. Начнут договариваться. Надеюсь, Вадим не успел переписать завещание.
– Что ты имеешь в виду? – Я вскидываю голову.
– Все свои бабки он завещал сыну. Это хорошо. Меньше подозрений. Никаких денег ты все равно бы не увидела, если только мелочовку. Пусть теперь Димка разбирается с папиными дружками.
Я хочу сказать ему о банковской ячейке, смотрю в его глаза и не произношу ни слова.
Стас оказался прав, следствие длилось рекордно короткий срок. Уже в сентябре состоялся суд. Накануне в доме появился Павел. Они разговаривали в комнате Стаса, а я подслушивала.
– Мы можем на тебя рассчитывать? – спросил Павел.
– Вряд ли.
– Не понял.
– Тебе я могу сказать. Мне не нравится, как погиб Вадим. Менты – это одно, но у меня свое мнение. И пока я с этим делом не разберусь…
– Брось, я знаю – вы давние друзья, он погиб глупо, и ты не хочешь поверить, что убил его какой-то алкаш в пьяной драке.
– Возможно, я ошибаюсь. Возможно. Мне бы хотелось самому убедиться в этом. Слишком много странностей. Накануне Вадим попросил меня съездить в район. Освободился я поздно, возвращаться ночью не хотелось. Остался там ночевать. Утром позвонила жена Вадима, попросила забрать его из больницы. По дороге мне звонят со станции техобслуживания, просят срочно приехать, «Мерседес» Вадима был у них. Позднее выяснилось, что никто оттуда не звонил. Серега дремал на кухне и даже не потрудился наверх подняться, проверить, что там и как. А этот алкаш ни хрена ничего не помнит.
– Ты хочешь сказать…
– Ты лучше меня знаешь, скольким людям мешал Вадим. Серега говорит, он вроде бы успел что-то шепнуть жене. И боится она неспроста. Сидит в четырех стенах, никуда не выходит. Кого боится? Бывшего пьяницу-мужа? Так он на нарах отдыхает. Если Вадим действительно ей что-то сказал, я об этом узнаю. Рано или поздно она мне скажет.
– Уверен?
– А куда ей деться? Она всего лишь баба.
– Что ж, девка она красивая, одиноко ей в большом доме. Я бы и сам не прочь ее утешить. Думаю, тебе недолго придется ее уговаривать.
– Не помню, чтобы я кого-то уговаривал.
– Я потолковал с адвокатом, – помолчав, сообщил Павел. – Завещание Вадим написал еще три года назад. Все отходит сыну. Как считаешь, с ним можно договориться?
– Если парень не дурак, вы договоритесь.
Не успел уйти Павел, как появилась Агатка. Мы в моей комнате сидим напротив друг друга, сестра сверлит меня взглядом.
– Не слишком далеко завела тебя твоя любовь, сестрица? – спрашивает она тихо.
– О чем ты?
– Вадима убил Стас?
– Спятила?
– Возьмись я защищать Лешку, и от вашей версии камня на камне не осталось бы.
Я придвигаюсь к ней, смотрю в глаза.
– Я его убила. Попробуй влезть, и я отправлюсь к ментам с повинной.
Она качает головой.
– Вот в этом я не сомневаюсь… Лешку будет Маликов защищать, начнет соловьем заливаться, расскажет про роковую страсть и состояние аффекта. Соседи твои по коммуналке дали показания, что не раз пистолет у Лешки видели, он хвалился, что в карты его выиграл. Правда, Леха утверждает, что давно его продал, только вот кому, не помнит. Само собой, никто ему не поверил. – Агатка резко повернула голову, я проследила ее взгляд. В дверях стоял Стас.
– Не поздновато для разговоров? – спрашивает он. Агатка усмехается.
– Сволочь ты. Подлая, наглая сволочь. Посмотри, что ты с ней сделал? Разве это Фенька? Она, конечно, дурочка, но подлой и злой никогда не была. Когда у нее в мозгах прояснится, она поймет, кто ты. Жаль, что будет поздно. Пойду я, – устало говорит она, поднимаясь. – Завтра у тебя трудный день. Тебе придется Лехе в глаза смотреть.
Я боюсь об этом думать…
На суде Лешка сидел, закрыв лицо руками, и монотонно повторял:
– Не помню, ничего не помню.
Когда после чтения приговора его уводили из зала, он посмотрел на меня, судорожно вздохнул и крикнул:
– Фенька, прости меня ради бога, не хотел я!
Я вцепилась в спинку стула руками, оглянулась, ища глазами Стаса. Он стоял возле двери. Улыбнулся едва заметно.
По дороге домой я сказала:
– Дом теперь принадлежит Димке. Что будем делать?
– Время еще есть, придумаю что-нибудь. Давай прокатимся на дачу. Отдохнем, пока Димка ее не забрал.
– На дачу?
– Ну, да… свежий воздух тебе не повредит. Да и мне тоже. Поживем там пару дней, успокоимся.
Мы долго гуляли по лесу, пока не стемнело, потом сидели возле камина, обнявшись, я смотрела на огонь, а перед глазами стоял Лешка.
- Предыдущая
- 23/50
- Следующая
