Бессмертная любовь (Нет голода неистовей) - Коул Кресли - Страница 6

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая

Следующим утром Лахлан лежал рядом с ней, еще не до конца стряхнув с себя сон и чувствуя себя таким умиротворенным, каким не был уже много сотен лет.

Конечно, почти двести из них он провел в аду, а теперь наконец оказался чистым и сытым – и к утру уснул как мертвый, без мучительных кошмаров последней недели.

Почти всю ночь Эмма лежала напряженно и неподвижно. Казалось, она подозревала, что любое ее движение вызовет у него желание кончить еще раз. И она не ошибалась. Благодаря ее нежной руке он изверг из себя семя – неожиданно мощно и долго. Она избавила его от ноющей тяжести в мошонке, но ему по-прежнему хотелось войти в нее.

Все ночь Лахлан прижимал ее к себе. Он ничего не мог с собой поделать. Прежде он никогда не проводил всю ночь в одной постели с женщиной – такое событие предназначалось для подруги, – но оказалось, что ему это нравится. Очень нравится. Он помнил, что говорил с ней, – но не помнил, что именно говорил. Однако ее реакцию на его слова он запомнил. На ее лице отразилось отчаяние, словно она наконец поняла всю безнадежность своего положения.

Эмма в последний раз попыталась сбежать, и снова он с удовольствием дал ей думать, что она близка к успеху, а потом схватил ее и вновь уложил рядом с собой. Она обмякла и затихла.

Он сонно поднял руку, чтобы дотронуться до ее волос. За ночь они высохли, превратились в непослушные локоны и стали еще светлее, чем ему показалось сначала. Теперь он любовался блестящими прядями, сияющими на солнце. Чудесные, хоть и у вампирши…

Солнце!

Он сорвался с кровати, поспешно задвинул занавески, а потом бросился к Эмме и повернул лицом к себе.

Она едва дышала и не могла говорить. Розовые слезы текли из ее остекленевших глаз. Кожа у нее горела словно в лихорадке. Он поспешно унес ее в ванную и долго возился с незнакомыми кранами, пока вода не полилась обжигающе холодной струей, под которую он встал вместе с Эммой. Спустя несколько минут она закашлялась, сделала глубокий вдох – и снова обмякла. Лахлан прижал ее к груди – и нахмурился. Ему нет дела до того, что она горела. Он и сам горел. Из-за ее родичей. Ему просто нужно сохранить ей жизнь до тех пор, пока он точно не убедится в том, что она – его подруга.

Лахлан оставался с Эммой в воде, пока она не охладилась, а потом сорвал с ее тела промокшую шелковую сорочку, чтобы высушить нежную кожу. Прежде чем вернуть Эмму в постель, он надел на нее новую сорочку, на этот раз – еще более густого красного цвета. Как будто ему нужны были напоминания о том, кто она!

Он и сам надел свою пострадавшую одежду, а потом начал расхаживать по апартаментам, пытаясь придумать, что ему с ней делать. Достаточно быстро ее дыхание выровнялось, а щеки снова порозовели. Типично вампирская способность быстро восстанавливаться! Лахлан всегда ее ненавидел – и с новой силой возненавидел за то, что Эмма ее продемонстрировала.

С отвращением он отвернулся от нее – и его взгляд упал на телевизор. Он стал изучать его, пытаясь понять, как он включается. Качая головой, Лахлан изумился простоте современных устройств – и проявил сообразительность, заключив, что нужно нажать кнопку «вкл».

В течение прошлой недели у него создалось впечатление, что все обитатели Парижа в конце дня усаживаются перед одной из таких коробок. Благодаря острому слуху и зрению Лахлан мог смотреть программы даже с улицы. Он влезал на дерево с украденной едой и, привалившись к стволу, поражался разнообразной информации, заключенной в каждой передаче. А теперь он мог включить свой собственный ящик! Понажимав некоторое время кнопки, ему удалось найти постоянное место, где сообщали одни только новости – и делали это по-английски. Английский был ее родным языком и одним из его собственных, хотя его вариант устарел больше чем на век.

Перебирая вещи Эммы, Лахлан вслушивался в незнакомую речь и быстро усваивал новые слова. Оборотни обладали этим талантом – способностью сливаться с окружением, усваивать новые языки, диалекты и модные словечки. Это были механизмы выживания. Инстинкт приказывал: «Не выделяйся. Узнавай все. Не упускай мелочей – или ты умрешь».

Лахлан стал рассматривать вещи Эммы. Сначала, конечно, его внимание привлек ящик с шелковым бельем. Нижнее белье этого времени оказалось гораздо меньшим и потому более приятным, чем в прошлом. Он представлял ее себе в каждом нарядном лоскутке шелка, представлял себе, как зубами освободит ее от них…

Затем он перешел к платяному шкафу и стал рассматривать ее странную одежду. Многие предметы гардероба были красного цвета – и немалая часть почти ничего не закрывала.

Лахлан высыпал на пол содержимое сумки, которая была при Эмме накануне вечером, обратив внимание на то, что каждая вещь безнадежно испорчена. В мокрой груде оказалось серебристое приспособление с цифрами, похожими на цифры, виденные им на… он нахмурился, вспоминая нужное слово… на телефоне. Он встряхнул приборчик, в котором забулькала вода, и отшвырнул назад.

В небольшой кожаной обложке нашлась жесткая карточка, которая оказалась «водительскими правами Луизианы» и принадлежала Эммалайне Трой.

Вампиры в Луизиане? Неслыханно!

Лахлан на секунду замер, вспоминая долгие годы, когда молился о том, чтобы узнать хотя бы имя, получить хоть какой-то намек на то, где найти свою подругу.

Там же оказалось маленькое изображение ее лица: Эмма смущенно улыбалась, волосы, заплетенные в косы, закрывали уши. Изображение было поразительным – но непонятным. Это было похоже на дагерротип, только к тому же тут был цвет.

Дата ее рождения была зарегистрирована 1982 годом, что, как Лахлан прекрасно знал, не могло быть правдой. Физиологически ей чуть больше двадцати: она законсервировалась навсегда в пике формы, так чтобы легче всего было пережить будущее, но хронологически она наверняка старше. Большинство вампиров возникли много веков назад.

И какого черта ее понесло в Луизиану? Неужели вампиры захватили не только Европу? А если это так, то что случилось с его кланом?

При мысли о своем клане Лахлан взглянул на вампиршу, которая лежала неподвижно и тихо, как труп. Если она действительно окажется его подругой, то она станет его королевой и будет править родичами Лахлана. Такое невозможно. Клан порвет ее на мелкие кусочки при первой же возможности. Оборотни и вампиры – враги с изначальных времен туманного хаоса Закона. Кровные враги. Именно поэтому он нетерпеливо возвращался к ее вещам – чтобы лучше узнать своего врага. А не потому, что его снедало любопытство ко всему, что касается этой женщины.

Лахлан открыл синюю книжечку паспорта и обнаружил еще одно изображение, которое казалось немного вымученным, а потом карточку с медицинским предупреждением, где ее состояние здоровья обозначалось как «аллергия на солнечные лучи и крайняя светобоязнь».

Он какое-то время пытался понять, является ли эта карточка шуткой, а потом извлек из кучи вещей кредитку. Лахлан видел рекламу таких по телевизору – из рекламы он извлек не меньше сведений, чем из сообщений мрачной личности, читавшей последние известия, – и знал, что на них можно купить все.

Лахлану требовалось многое. Он начинал жизнь сначала, но самыми острыми были потребности в одежде и транспортном средстве, на котором можно было бы отсюда уехать. В своем ослабевшем состоянии он не хотел оставаться в том месте, где местопребывание Эммы известно вампирам. И пока он со всем не разберется, он вынужден будет держать ее при себе.

Он столько лет потратил на изобретение способов убийства вампиров, а теперь должен понять, как защитить одного из них.

Зная, что Эмма скорее всего проспит до заката – и в любом случае не сможет сбежать в дневное время, – он оставил ее и отправился вниз.

Вопросительные взгляды, которые он ожидал увидеть, он встречал с высокомерным недовольством. Если в какой-то момент его незнание времени проявится, он спрячет это под таким прямым взглядом, что большинству людей покажется, что они неправильно его поняли. Люди всегда терялись и ежились под его взглядом.

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая