Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович - Страница 3

– Я с тобой не дискутирую, я уточняю параметры теории. Я-то не читал Циолковского.

– Так, по его теории, вот человек-то низшей расы и не получил бы удовольствия от жизни в колбе без яиц и вообще без всего. Чистый разум.

– Тогда, боюсь, и я принадлежу к низшей расе.

– Даром что ариец.

– А это легко определяется – высшая или низшая. Не хочешь в виде шарика летать – значит, низшая. Я думаю, и ты низшая.

– Не знаю, я в шарике не пробовал. Так вот я, вместо того чтоб пойти на немецкий праздник – причем не в виде мозга в колбе, а в виде юноши со всеми органами, – вместо того чтоб пойти в пединститут на праздник разврата, я сижу и жду, когда мне принесут полосы на подпись. То есть я отмечал праздник практически как мозг в колбе, причем на родине великого мечтателя. И сидел я долго, потому что никто не знал, как хоронить Брежнева – и как об этом извещать народ. Обком комсомола затребовал инструкции в обкоме партии, те – в ЦК. А там говорят – мы тоже не знаем, перезвоните нам часа в два ночи. Так они подняли архивы «Правды» за 53-й год – это был последний случай похорон действующего главы СССР – и оттуда слизали весь макет. Значит, рамка черная во всю полосу и отклики трудящихся, что они скорбят и потому перевыполнят план, а партия еще теснее сплотится вокруг ленинского ЦК. Идиотизм, в общем, такой, что сегодня в это трудно поверить… Короче, это кончилось в пять утра. Ну куда уж ехать? Там весь разврат, наверное, закончился. Я подумал: «Пожалуй, я сегодня уже чужой на этом празднике жизни».

– Человек и сам помер, и тебя поститься заставил. А у меня была такая история. Я никого не трогаю, пришел из института, мету двор, починяю, как говорится, примус, и тут ко мне подходит моя бригадирша с постной мордой и говорит: «Сейчас флаги будем ставить». В такие дырочки, знаешь? На домах были такие фиговины. И в них втыкали. А сама процедура не так трудная, как нудная. Потому что этих дырочек до хрена, этих флагов до хрена…

– Вы с бригадиршей занимались типа имитацией секса – засовывали флаги в дырочки…

– Меня бригадирша использовала как грубую мужскую силу.

– Во-во.

– Я должен был флаги таскать и лестницу, а она уже сама по лестнице забегала и эти флаги втыкала.

– Если б она знала, что за ней лестницу таскает будущий бывший вице-премьер, она б точно навернулась с той лестницы…

– Я снял с себя всякую ответственность и исполнял роль вьючного животного. Тащил лестницу и флаги. А бригадирша разукрашивала наш микрорайон по заданию райкома партии. Потом я с удовольствием смотрел телерепортаж про похороны. Мне очень понравилось. Ну не то, что гроб уронили, а вообще. Мы накупили с ребятами пи-и-и-ва, с-е-е-ли… Старик порадовался бы, если б нас увидел.

У Соловьева в фильме «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви» есть сцена, когда в дурдоме смотрят похороны Брежнева. Очень сильная сцена. Советую посмотреть. Мы тогда очень похоже посидели.

– Что пили? «Битбургер» твой любимый?

– Не-не-не. Это «Жигулевское» было, без этикетки, где на пробке были выбиты цифры.

– Я и сейчас иногда «Жигулевское» покупаю – у него такой горьковатый вкус. Вкус, знакомый с детства.[1] Настоящее пиво.

– Ты мне рассказываешь? Я-то вообще в Жигулях вырос. С 1969 по 1978 год прожил в городе Тольятти Куйбышевской области. Это был очень сильный опыт. Автозавод еще строился, и город вместе с ним. Грязища непролазная. Народу понаехало – со всего Союза, за жильем. Русские, татары, мордва, чуваши, хохлы. На весь город – один кинотеатр. Культур-мультур – ноль. Я был единственный в Автозаводском районе мальчик, который окончил школу без троек. Любимое развлечение – драки квартал на квартал. Дрались вусмерть. Обрезками водопроводных труб, велосипедными цепками. Меня предки сдуру, то есть не подумав, определили в музыкальную школу. Можете себе представить: среди такой «мужской» атмосферы бредет подросток с папочкой для нот. Да и фамилия какая-то не такая. Били каждый день. Пока я не бросил музыкалку и не записался в секцию самбо. (выше было дзюдо. – Ред.) Стало полегче. Как вспомнишь, так вздрогнешь. После школы полкласса сразу село. Некоторые уже вторую и третью ходку имеют. Некоторые в земле сырой. Меня Господь сподобил поступить в Ленинградский финансово-экономический институт.

– А сейчас пьешь «Жигулевское»?

– Я – с удовольствием, конечно!

– Вот смотри, в 1982 году наметилась вся твоя дальнейшая жизнь.

– Да ничего там не наметилось.

– Нет, ты смотри. Во-первых, ты начал делать бабки, вон шабашил и дворничал. Второе: ты был причастен к государственным делам.

– Как это?

– Ну, государственные флаги на улицах развешивал. И третье: наведение порядка в стране. Для начала с метлой, в одном отдельно взятом питерском квартале… Слушай, ты там ничего тогда не приватизировал?

– Нет, в то время не давали. Дефицит был большой на приватизацию. Эх, как вспомню нашу квартирку на улице Красной Конницы, ныне Кавалергардская, – рядом со Смольным! Квартира коммунальная, крысы бегали… Пол проваливался, сырость. Окна во двор-колодец. Там было весело… У меня был сосед, мальчик, он в ПТУ учился. Правда, редко ходил туда, чаще косил. Решив, что является крупным гитаристом, он поставил себе звукосниматель на гитару, подсоединил ее к мощному динамику – и разучивал песню «Земля в иллюминаторе».

– Это он сочинил?

– Нет, сочинил кто-то другой. А он только разучивал. С утра, так часиков с десяти, он начинал распевку. Сто заходов подряд: «Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе» – и так далее. Жена уже с ума сходила. Она говорила ему: ну прекрати, хочешь, я тебя покормлю?

– Чья жена?

– Моя.

– Вот эта же самая, что сейчас?

– Ну конечно, у меня одна-единственная жена.

– А как так получилось? У всех много, а у тебя одна.

– Ха-ха-ха. Пускай я буду хоть в этом оригинален. Это я так перед вами выделываюсь. Ха-ха-ха.

– А на самом деле, если не выделываться, – ты чего бы хотел?

– В нынешней демографической ситуации, да и социальной, я – за многоженство.

– Многоженство последовательное – или параллельное?

– Э-э-э… Параллельное. Я считаю, что жен бросать нельзя. Если уж приперло, любовь-морковь там, то можно просто параллельно с ними заводить других жен. Но поскольку теперешняя мораль протестует, то придумана какая-то идиотская система смены жен. А что с предыдущей делать? На помойку выбрасывать, что ли? Нельзя. Если она нашла себе какого-то кавалера, хорошо. А если не нашла? Тоже мне, взяли моду – жен бросать. Должен тащить до конца, до смерти. Я так считаю. Понимаешь, да?

Тут, может быть, некстати, у меня возникло соображение следующего порядка. Вот наши великие предки из новой и новейшей истории России, там Петр Первый, Екатерина Вторая, все Александры и пр., включая Столыпина, ведь они как смотрели на Россию? У них не было какой-то там рефлексии относительно политических и неполитических методов. Агрессор, мол, или не агрессор. Они думали о стране, о людях, о положении относительно других стран и народов. И поначалу пришли к неутешительному выводу. Экономика – слабая, армия – слабая. Геополитическое положение – хуже не придумаешь: на задворках Европы, без выхода к морю, настоящая Азия (Китай, Индия) – тоже далеко. Экономически, как говорится, – зона рискованного земледелия. Неурожаи, голод. Семь-восемь месяцев в году страна скована снегами, еще два – распутица. Как быть? Понятно, что в тогдашних географических границах страна не имела сколько-нибудь приличного будущего. Плодородные земли – северное Причерноморье, Дон, Кубань, Терек, среднее и нижнее течение Волги, Урала, башкирские степи – все под постоянной угрозой нападения. Где турок, где крымчаков, где разных размеров ордынцев, всяких там горцев. Да и казачки царскую власть любят больше на словах, а на деле сами любители пограбить да погулять. Землю-то пахать палкой не загонишь. А заселишь мужиками, так те же казачки оберут до нитки да еще и за собой сманят «в казаки».