Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович - Страница 15

– И поправился на этом всем. И денег скопил – привез оттуда «Волгу». А ты что привез?

– Да пару штанов, и все. Думаю, Владимир Владимирович меньше пил, чем я, потому и «Волгу» привез.

– И зарплата у него была побольше.

– Да уж точно. Я получал стипендию 448 восточных марок 50 пфеннигов, что по официальному курсу было 140 рублей. Но там этого хватало на три пары фирменных джинсов.

– Которыми ты фарцевал.

– Нет.

– В глаза смотреть!

– Да пожалуйста. Смотрю. Нет, у меня там не джинсами все мерялось, а иначе. Я мог на свою стипендию выпивать 0,7 литра бренди каждый день и еще даже закусывать. По советским меркам, это была просто роскошь. Что можно сегодня сказать? У них в ГДР была красивая, веселая и легкая жизнь. Хотя были там и диссиденты, и Штази их давила…

– Ну, диссидентство в ГДР выражалось в перелезании через Стену.

– Так, так… Тут, может, и зарыт самый важный момент: из ГДР почти все мечтали сбежать. И Путину, наверное, это было неприятно сознавать. Думаю, он чувствовал себя охранником на зоне: убери колючую проволоку – и все от тебя сбегут, никто тебя не любит… Это его так мучило – предполагаю я, надеюсь, его не переоценивая, – что он, став президентом, очень быстро создал такую ситуацию, что жить в России – это престижно. Не каждого еще пустят. А некоторых вообще вышлют. Они будут проситься обратно – их не возьмут. И люди поймут, что право жить в России еще надо заслужить. Отчасти это от опыта Стены. Помню это мощное чувство границы, видимой, реальной, ощутимой. Когда видишь два ряда колючей проволоки, а между ними ходят пограничники с немецкими овчарками… Причем ты видишь это издалека, к проволоке тебя и не подпустят. То есть Путин, сидя в ГДР во времена Андропова, о многом должен был задумываться. Никак не мог не задумываться.

– Да… Съездил ты, значит, в ГДР, а после вернулся в Калугу. Это ведь там жил плененный Шамиль?

– Да. С гаремом. Который к нему отошел согласно договору.

– А кому он еще мог отойти?

– Ну, красноармейцу Сухову. Или в госдоход. Вот тебе, кстати, и решение чеченского вопроса: Масхадов должен сдаться в Калугу.

– Но потом ведь Шамиль попросился на хадж в Мекку. Царь его отпустил, с сыновьями. И в дороге Шамиль помер. А сыновья там остались – в Туретчине. Какой-то сын Шамиля был главнокомандующим турецкой армии, когда шла война с Россией. Выученик Генштаба! Царю присягал, ручку целовал! По-русски говорил лучше, чем по-аварски!

– Значит, какой вывод?

– Сколько волка ни корми… А х… у тигра все равно длинней.

– Это да… Однако вернемся к теме выпивки – в связи с «андроповкой», которой Юрий Владимирович ознаменовал свое восшествие на престол. Кто-то на это купился, а кто-то ж как гнал, так и дальше стал гнать…

– Самогонку я сам гнал лично. В 83-м как раз начал.

– Ну-ка расскажи!

– А чего тут рассказывать? У себя на кухне, в коммунальной квартире, и гнал…

– Какой был рецепт у тебя? Я, например, уже забыл, хоть и гнал, – а ты помнишь?

– Да, конечно, помню. Значит, наливаешь бутыль литров двадцать воды, туда пять кэгэ сахара, туда же крошишь буханку черного хлеба и палочку дрожжей, и дальше уже по вкусу. Можешь забродившего варенья ухнуть, можешь кипятком банку из-под меда сполоснуть – и тоже туда.

– А картошку не тер? Томатной пасты не добавлял?

– Нет-нет. А вот яблочки подгнившие – подберешь их в овощном, и через мясорубочку – это да.

– А потом шланг на горло, да?

– Шланг – обязательно. Далее перегонка. Скороварочка, на нее трубочка надевается, после химический змеевичок – стеклянный такой, знаешь, из лаборатории. Я какое-то время гнал, а потом просто начал брагу варить. А чё тратить время – дешево и сердито. Она десятиградусная, кислушка, очень даже подходящая для студенческой жизни. Много можно выпить, пьешь целый день.

– Она похожа на «Chablis» по вкусу.

– Да-да. «Chablis».

– И еще брага отдает французским шампанским. (Я его немало выпил, у меня в Шампани есть знакомый, ветеран Индокитая, так у него свой замок. К нему как заедешь, и пошло-поехало – с самого утра.)

– Да, замечал.

– Там ведь то же самое брожение, или, иными словами, ферментация. (Этот привкус кажется уникальным истрашно нравится людям с пробелами в жизненном опыте, которые не попили в свое время браги, как мы.) Заметь, в советском шампанском и тени нет бражного привкуса! Потому что, думаю, это простое вино, в которое закачивают углекислоту.

– Ну да, наши как бы хотели быть святей папы римского. Вроде у них халтура, а нам так нельзя… С брагой еще что? С ней нельзя медлить, надо выпить вовремя – когда перебродит, она уже никакая. Горьковатая.

– На этой стадии она похожа на сухой херес.

– Это зависит от добавок. Если брага чисто хлебная, она только хлебом пахнет… Еще в тот год я открыл «Гавана клаб». В расчете градуса на рубль он был даже эффективней «андроповки».

На 83-й пришелся пик моего пьянства. Это я помню очень отчетливо, поскольку в 84-м – накануне «сухого закона» – резко сократил потребление алкоголя на свою душу, потому что дальше так жить было нельзя. (Это было первое решительное сокращение из последовавшей за этим череды.) Сам я тогда не гнал, пил главным образом казенную и портвейн типа «Кавказ». Отчетливо помню, он до сих пор стоит у меня во рту, вкус теплой водки, которой выпиваешь граненый стакан и после заедаешь теплым же куском розовой вареной колбасы на куске крошащегося черного хлеба. Жил я тогда, как и заметная часть советского народа, по такой схеме: с утра на работу, в 11:00 опохмелка, далее трудишься, а в 18:00 – в магазин, и вперед… Потребление шло так часов до двух-трех ночи, с походами за водкой к таксистам и в ресторан, – ларьков же не было круглосуточных. За столом обыкновенно происходило обсуждение прочитанных книг и рассказывание поучительных историй из жизни (из широкого, но все же довольно ограниченного ассортимента), а также уговаривание девушек – это все наподобие «Декамерона». Было в целом весело и поучительно, но крепло ощущение, что жизнь проходит незаметно и зазря. Каждый день одно и то же. Виделось будущее – я лет через двадцать: спивающийся интеллигент сидит на голом матрасе, кинутом на железные кроватные пружины, кругом раскиданы разрозненные носки; он один, в комнате бедно, на полке драгоценные надоевшие книжки, денег нет, всем должен, начальство – тупые твари, за окном – какие-то сараи, воняет жаренным на маргарине хеком…

А хотелось замутить какой-то великий проект! Но когда выпьешь, вроде и ничего, легчает. Похоже, эту схему и укреплял своей дешевой водкой Юрий Владимирович…

– А ты по сколько тогда пил?

– Ну, мы с товарищем могли бутылочку усидеть. Один я пол-литра тогда выпить не мог, это было бы для меня слишком. Да и сейчас слишком…

– Мне сейчас пол-литра тоже слишком, а тогда и литр хорошо шел. Весело было! Пили помногу. Работа журналиста-агрария к этому располагала. Бывало, приезжаешь в колхоз на «козле», чтоб сочинить бессмертный текст вроде: «Вместе с тем оставляютжелать лучшего темпы кормозаготовок. На голову КРС заготовлено по 13 ц условных кормовых единиц, в то время как…» А там председатель ожидает, стол накрыт, сало порезано, водка охлаждена, буфетчица накрашена, сиськи вывалены. Хотите, говорит, тут пообедаем, а нет, так на речку… Был у нас старейший журналист по кличке Бобер. И вот его жена на двадцать пятом году семейной жизни узнала, что, кроме зарплаты, бывает еще и гонорар. Она что-то такое подозревала, потому что зарплату всю до копейки мужик отдает, а каждый день пьяный. Но у него была отмазка – что ему из уважения за так наливают. Причем ему и из уважения тоже наливали! Жена, значит, узнала, вычислила гонорар, помножила его на двадцать пять лет и пришла в ужас. И вместе с тещей вломила своему Бобру. И выселили его. После чего теща выиграла в лотерею «Волгу». Назло зятю.