Скиталец - Хаггард Генри Райдер - Страница 15
- Предыдущая
- 15/38
- Следующая
– На третье утро от сегодняшнего дня священная Хатхор появится на портике храма, – ответил он, – но ты могущественный господин, пришедший к нам с моря, послушай моего совета и, если ты не бог, не дерзай взглянуть на ее дивную красоту! Если ты хоть раз увидишь ее, ты погибнешь и участь твоя будет участью несчастных, которые видели ее, полюбили и умерли ради нее!
– Я не бог, а человек, – ответил Скиталец, смеясь, – но, может быть, я осмелюсь взглянуть на нее поближе, несмотря на ее стражу, если сердце мое велит мне посмотреть на нее!
– Ты найдешь смерть и конец всем своим странствованиям! – возразил жрец. – Следуй за мной, я покажу тебе людей, мечтавших завоевать любовь Хатхор! – С этими словами он взял Скитальца за руку и повел через переходы в глубокую и мрачную келью, где золотое вооружение посетителя засияло и заблестело, как свет лампы. Эта келья была сделана в стене, и слабый свет едва проникал в нее. Вдоль комнаты стояли бронзовые ванны, в которых лежали темные фигуры египтян.
При слабом свете было видно, как прислужники мыли тела их и натирали благовонным маслом, но когда Реи и Эперит подошли ближе, все прислужники убежали, как собаки убегают от ночного пира, заслышав шаги прохожих.
Удивляясь странному зрелищу, Скиталец взглянул повнимательнее, и его мужественное сердце замерло от ужаса. В бронзовых ваннах лежали мертвецы, плававшие в дурно пахнувшем щелоке.
– Здесь лежат те, – сказал жрец, – кто осмелился проникнуть в святилище богини, где она день и ночь сидит и поет, перебирая струны золотой лютни. Один за другим пытались они обнять ее и умерли. Здесь они готовятся к могиле: мы устраиваем им богатые похороны!
– Да, – произнес Скиталец, – свет мира остался позади меня, когда я плыл на корабле по кроваво-красной воде священного моря, направляясь в мрачную бездну Фароса. Много ужасов видел я в этой несчастной стране, каких не встречал нигде и никогда за время моих странствий!
– Предупреждаю тебя, – повторил жрец, – если ты последуешь их примеру, то будешь лежать в той ванне!
Скиталец еще раз взглянул на мертвецов и их прислужников и вздрогнул.
Конечно, он не боялся смерти на войне или на море, но здесь было совсем другое. Ему захотелось солнца и свежего воздуха, и он поспешно вышел из кельи, тогда как жрец только улыбался себе в бороду. Одиссей, выйдя на воздух, сейчас же успокоился и начал расспрашивать о Хатхор, где она живет и кем убиты ее поклонники.
– Пойдем, я покажу тебе! – отвечал жрец и повел его по узкой дорожке во двор храма. В центре двора находилось святилище. Это была большая комната, выстроенная из алебастра, свет в которую проникал через крышу. Перед огромными медными дверями висел занавес из дорогой ткани. Небольшая лестница вела из святилища на портик храма.
– В этом алебастровом святилище обитает наша священная богиня! – произнес жрец. – По этой лестнице она взбирается на портик храма. Через занавес мы каждый день подаем ей пищу, но никто из нас не смеет войти туда, никто не видал Хатхор лицом к лицу. Когда богиня кончает петь, то спускается обратно в святилище. Тогда медные двери растворяются настежь, и толпа безумцев бросается к занавесу. Но прежде чем они успевают ворваться в святилище, падают замертво. Мы слышим звон мечей, и смельчаки умирают молча, в то время как Хатхор поет свои дивные песни!
– Кто же убивает их?
– Мы не знаем этого, чужеземец! Никто не знает. Подойди к двери святилища и слушай, быть может, ты услышишь пение Хатхор. Не бойся!
Скиталец недоверчиво подошел ближе, а жрец Реи стоял поодаль. Вдруг из святилища раздался звук чудного пения, и нежные, чистые ноты глубоко тронули сердце Одиссея, напомнив ему родную Итаку, счастливые дни юности. Он сам не мог дать себе отчета, почему сердце его сладко забилось.
– Слушай, – сказал жрец, – Хатхор поет!
Но пение скоро окончилось.
Тогда Скиталец задал себе вопрос: должен ли он сейчас войти в святилище и решить свою участь или переждать некоторое время, и в конце концов решил подождать, чтобы увидеть собственными глазами, что случится с теми, кто попытается подойти к Хатхор.
Простившись со старым жрецом, он вышел из храма вместе с Реи. Проходя по улицам, они опять видели Апура, которые грабили народ Кеми, и вернулись во дворец. Дома Скиталец долго раздумывал, как бы увидать эту странную женщину, живущую в храме, и избежать бронзовой ванны. В глубоком раздумье он просидел до самой ночи, когда его пришли звать на ужин к фараону. Он отправился туда и, встретив фараона и Мериамун в первой комнате, прошел с ними в зал. Пиршественная комната была прибрана, всякий след битвы исчез, кроме нескольких пятен крови на полу и нескольких стрел, воткнувшихся в стены и потолок.
Мрачно было лицо фараона, да и все присутствовавшие также были печальны: смерть и скорбь царили в стране Кеми. Но царица Мериамун не плакала о своем сыне. Гнев терзал ее сердце за то, что фараон отпустил Апура. Пока они сидели и пировали, до них донесся топот бесчисленных ног, мычание скота и торжествующая песнь, подхваченная тысячами голосов.
Пение было так дико и безобразно, что Скиталец схватил лук и побежал к воротам дворца, опасаясь, что Апура бросятся грабить царскую сокровищницу. Царица Мериамун также пошла в воротам. Они оба стояли в тени ворот и скоро увидали огонь факелов. Кучка людей, вооруженных пиками, приближалась к ним, и свет факелов отражался на их золотых шлемах, украденных у египетских солдат. За ними шла толпа женщин, которые плясали, били в тимпаны и пели торжествующие песни.
На некотором расстоянии от них шел высокий чернобородый человек, который нес на своих плечах большой вызолоченный гроб с резными изображениями на крышке.
– Это тело их пророка! – прошептала Мериамун. – Рабы! – вдруг крикнула она громко. – Вы умрете с голоду в пустыне и будете тосковать по сытной пище Кеми. Ни одна душа из всех вас не увидит страны, куда вы стремитесь! Вы будете страдать от жажды, от голода, будете призывать богов Кеми, и они не услышат вас! Вы умрете, и ваши кости превратятся в пыль пустыни! Прощайте! Прощайте! Идите!
Когда Мериамун кричала это, ее взгляд был так ужасен, а слова так зловещи, что народ Апура задрожал и женщины перестали петь.
Скиталец посмотрел на царицу и изумился.
– Я не видал никогда женщины с таким жестоким сердцем! – пробормотал он. – Горе тому, кто встанет на ее дороге в любви или на войне!
– Они не будут больше петь у моих ворот! – сказала Мериамун с усмешкой. – Пойдем, Скиталец, нас ждут!
Она подала ему руку, и они прошли в пиршественный зал.
Долго прислушивались они, пока в темноте ночи шли Апура, бесчисленные, как морской песок. Наконец все ушли, и звуки шагов замерли вдали.
– Ты трус, Менепта, – заговорила раздраженно царица Мериамун, обращаясь к фараону, – труслив, как раб! Ты боишься проклятия ложной Хатхор, которую ты так почитаешь, и, к стыду своему, отпустил народ Апура. Теперь они ушли, проклиная страну Кеми, которая питала их, как мать питает дитя свое!
– Что же мне делать? – спросил фараон.
– Нечего делать, все сделано! – ответила Мериамун. – Что ты посоветуешь, Скиталец?
– Чужеземцу трудно давать советы! – возразил Скиталец.
– Нет, говори!
– Я не знаю богов этой страны! – отвечал он. – Если народ Апура в милости у богов, то ничего не поделаешь! Если же нет, пусть фараон последует за ними, захватит их и перебьет. Это вовсе не трудно, они идут беспорядочной толпой и обременены пожитками и грузом!
Речь эта понравилась царице. Она захлопала в ладоши и вскричала:
– Слушайте, слушайте добрый совет! Фараон, слушай!
Теперь, когда Апура ушли, страх фараона исчез, он пил вино и становился все смелее. Наконец он вскочил на ноги и поклялся богами Аменом, Осирисом, Пта, своим отцом, великим Рамсесом, что нагонит Апура и перебьет их. Сейчас же фараон послал вестников собрать всех начальников войска и известить правителей других городов, чтобы они собрали своих воинов и готовились в поход. Потом фараон обратился к Одиссею:
- Предыдущая
- 15/38
- Следующая
