Выбери любимый жанр

Духовное состояние современного мира - Бердяев Николай Александрович - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Техника означает переход всего человеческого существования от организма к организации. Человек не живет более в органическом строе. Человек привык жить в органической связи с землей, растениями и животными. Великие культуры прошлого были еще окружены природой, любили сады, цветы и животных, они не порывали еще с ритмом природы. Чувство земли порождало теллурическую мистику (об этом есть замечательные мысли у Бахофена). Человек из земли вышел и в землю возвращается. С этим связана глубокая религиозная символика. Огромную роль играли культы растительные. Органическая жизнь человека и человеческих обществ представлялась жизнью, подобной растительной. Органической была жизнь семьи, корпорации, государства, церкви. Общество уподоблялось организму. Романтики начала XIX века особенное значение придавали организму и органическому. От них идет идеализация всего органического и вражда к механическому. Организм рождается, а не творится человеком, он есть порождение природной, космической жизни, в нем целое не слагается из частей, а предшествует частям и определяет их жизнь. Техника отрывает человека от земли, переносит в мировые пространства, дает человеку чувство планетарности земли. Техника радикально меняет отношение человека к пространству и времени. Она враждебна всякой органической воплощенности. В технический период цивилизации человек перестает жить среди животных и растений, он ввергается в новую холодно-металлическую среду, в которой нет уже животной теплоты, нет горячей крови. Власть техники несет с собой ослабление душевности в человеческой жизни, душевного тепла, уюта, лирики, печали, всегда связанной с душой, а не с духом. Техника убивает все органическое в жизни и ставит под знак организации все человеческое существование. Неизбежность перехода от организма к организации есть один из источников современного кризиса мира. Не так легко оторваться от органического. Машина с холодной жесткостью отрывает дух от сращенности с органической плотью, с растительно-животной жизнью. И это прежде всего сказывается в ослаблении чисто душевного элемента в человеческой жизни, в разложении целостных человеческих чувств. Мы вступаем в суровую эпоху духа и техники. Душа, связанная с органической жизнью, оказалась очень хрупкой, она сжимается от жестоких ударов, которые ей наносит машина, она истекает кровью, и иногда кажется, что она умирает. Мы воспринимаем это как роковой процесс технизации, механизации, материализации жизни. Но дух может противиться этому процессу, может овладеть им, может вступить в новую эпоху победителем. Это есть основная проблема. Организация, к которой переходит мир, организация огромных человеческих масс, организация техники жизни, организация хозяйства, организация научной деятельности и т. д. очень тяжела для душевной жизни человека, для интимной жизни личности, она порождает внутренний религиозный кризис. Элементы организации существовали с самой зари человеческой цивилизации, как всегда существовали элементы техники, но никогда принцип технической организации не был господствующим и всеобъемлющим, всегда многое оставалось в состоянии органическом, растительном. Организация, связанная с техникой, есть рационализация жизни. Но человеческая жизнь не может быть окончательно и без остатка рационализирована, всегда остается иррациональный элемент, всегда остается тайна. Универсальный принцип рационализации получает возмездие. Рационализация, не подчиняющаяся высшему духовному началу, порождает иррациональные последствия. Так, в жизни экономической мы видим, что рационализация порождает такое иррациональное явление, как безработица. В советской России рационализация жизни принимает формы, напоминающие коллективное безумие. Универсальная рационализация, техническая организация, отвергающая таинственные основы жизни, порождает утерю старого смысла жизни, тоску, склонность к самоубийству. Человек увлечен созданной им техникой, но сам он не может превратиться в машину. Человек – организатор жизни, но сам он в глубине своей не может быть предметом организации, в нем самом всегда остается элемент органический, иррациональный, таинственный. Рационализация, технизация, машинизация всей человеческой жизни и самой человеческой души не может не вызвать против себя реакции. Эта реакция существовала в XIX в. Романтики всегда протестовали против власти техники, разлагающей органическую целостность, призывали к природе, к стихийной основе в человеке. Резким протестантом против техники был Рёскин. Он не хотел даже примириться с железной дорогой и ездил в экипаже параллельно железнодорожному пути. Романтическая реакция против техники понятна и даже необходима, но она бессильна, она не решает проблемы или решает слишком легко. Возврат к прежнему, к органическому быту, к патриархальным отношениям, к старым формам сельского хозяйства и ремеслам, к жизни с природой, с землей, растениями и животными невозможен. Да и возврат этот нежелателен, он связан с эксплуатацией людей и животных. В этом трагизм положения. И остается только духу творчески определить свое отношение к технике и к новой эпохе, овладеть техникой во имя своих целей. Христианство должно творчески определить отношение к новой действительности. Оно не может быть слишком оптимистичным. Но не может и уйти от суровой действительности. Это предполагает напряжение духовности, усиление внутренней духовной жизни. Душевный сентиментализм в христианстве становится уже невозможным. Душевная эмоциональность не выносит суровой действительности. Бесстрашие возможно лишь для закаленного, сурового духа. Дух может быть организатором, он может владеть техникой для своих духовных целей, но он будет сопротивляться превращению его в орудие организаторского технического процесса. В этом трагедия духа.

* * *

Другая сторона процесса, порождающего современный кризис культуры, есть вступление в культуру огромных человеческих масс, демократизация, происходящая в очень широких масштабах. В культуре есть начало аристократическое и начало демократическое. Без начала аристократического, без подбора качеств высота и совершенство никогда не были бы достигнуты. Но вместе с тем культура распространяется вширь, к ней приобщаются все новые социальные слои. Это процесс неизбежный и справедливый. В культуре нашего времени утеряна всякая органическая целостность, всякая иерархичность, в которой высшая ступень чувствует свою неразрывную связь с низшей ступенью. В культурной элите нашей эпохи исчезло сознание служения сверхличной цели, великому целому. Идея служения вообще ослабела с эпохи Ренессанса, ей противоположны господствующие либеральные и индивидуалистические идеи. Понимание жизни как служения сверхличной цели есть религиозное понимание жизни. Это понимание несвойственно современным деятелям культуры. Поразительно, что идея служения сверхличной цели оказалась безбожной. Культурный слой современной Европы не имеет широкого и глубокого социального базиса, он оторван от масс, которые претендуют на все больший и больший удельный вес в социальной жизни, в делании истории. Культурный слой, гуманистический по своему миросозерцанию, бессилен дать массам идеи и ценности, которые могли бы их вдохновить. Гуманистическая культура хрупка, и она не может противостоять большим массовым процессам, которые ее опрокидывают. Гуманистическая культура принуждена сжиматься и уединяться. Массы легко усваивают себе вульгарный материализм и внешнюю техническую цивилизацию, но не усваивают себе высшей духовной культуры, они легко переходят от религиозного миросозерцания к атеизму. И этому способствуют тягостные ассоциации, связывающие христианство с господствующими классами и с защитой несправедливого социального строя. Массами владеют идеи-мифы, верования религиозные или верования социально-революционные, но не владеют идеи культурно-гуманистические. Конфликт аристократического и демократического начала, количества и качества, высоты и широты неразрешим на почве безрелигиозной гуманистической культуры. В этом конфликте аристократический культурный слой нередко чувствует себя умирающим, обреченным. Процесс технизации, механизации и процесс массовой демократизации ведет к перерождению культуры в техническую цивилизацию, вдохновленную материалистическим духом. Обездушивание людей, превращение людей в машины, а человеческого труда в товар есть порождение индустриального капиталистического строя, перед которым христианство растерялось. Неправда капиталистического строя находит себе справедливую кару в коммунизме. Процесс коллективизации, в котором исчезает человеческая личность, происходит уже в капитализме. Материалистический коммунизм хочет только закончить это дело. Это ставит во всей остроте перед христианским сознанием социальную проблему, проблему более справедливого, более человечного социального строя, проблему одухотворения и христианизации социального движения и рабочих масс. Проблема культуры есть сейчас социальная проблема и вне ее неразрешима. Столкновение аристократического и демократического начал культуры разрешимо лишь на почве христианства, ибо христианство и аристократично и демократично, оно утверждает благородство детей Божьих и зовет вверх, к совершенству, к высшему качеству, и вместе с тем оно обращено ко всем, ко всякой человеческой душе. Оно требует понимания жизни как служения, как служения сверхличной цели, сверхличному целому. Судьба культуры зависит от духовного состояния рабочих масс, от того, будут ли они вдохновлены христианской верой или атеистическим материализмом, как и от того, будет ли техника подчинена духу и духовным целям или станет окончательно господином жизни. Самое пагубное, когда христиане становятся в позу реакции против движения рабочих масс и против завоеваний техники, вместо того чтобы одухотворять и облагораживать происходящие в мире процессы, подчинять их высшей цели.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы