Дитя бури - Хаггард Генри Райдер - Страница 22

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая

Умбелази вскочил, выпрямился во весь рост и заговорил хриплым от гнева голосом.

– Прошу тебя, о король, дать мне разрешение удалиться. Если я останусь здесь дольше, то пожалею, что у меня нет с собой копья. Но раньше чем уйти, я выскажу всю правду. Сетевайо ненавидит Садуко потому, что, зная его храбрость и ум, он искал его дружбы после того, как Садуко уже обещал быть моим другом. Вот почему он осыпает меня насмешками. Пусть он оправдается, если может!

– Я и не думаю оправдывать себя, – ответил, нахмурившись, Сетевайо. – Кто дал тебе право шпионить за мной и требовать от меня отчета перед королем? Я не хочу больше ничего слышать! Оставайся здесь и заплати Садуко нашей сестрой. Король обещал ее и слову своему изменить не может. Только скажи твоей собаке, что у меня наготове для нее палка, если она посмеет огрызнуться на меня. Прощай, отец. Я отправлюсь в мои владения, в страну Гикази, и там ты можешь найти меня, если я тебе понадоблюсь. Но прошу тебя не вызывать меня до окончания свадебных торжеств, потому что я не хочу на них присутствовать.

И он, поклонившись королю, повернулся и ушел, не попрощавшись с братом. Мне он, однако, пожал руку на прощанье, так как Сетевайо всегда дружески относился ко мне, потому что он думал, вероятно, что я могу ему пригодиться.

– Отец мой, – сказал Умбелази, когда Сетевайо ушел, – разве можно это терпеть! Можно ли меня винить в этом деле? Ты слышал и видел – ответь мне, отец!

– Нет, тебя нельзя винить на этот раз, Умбелази, – ответил король с тяжелым вздохом. – Но чем кончатся ваши вечные ссоры, сыновья мои? Я думаю, что только река крови сможет потушить такую ненависть, и тогда кто из вас выживет и достигнет берега?

Некоторое время он молча смотрел на Умбелази, и я прочел в его взгляде любовь и страх, так как Панда любил его больше остальных детей.

– Сетевайо плохо вел себя, – сказал он наконец. – Он не имеет права указывать мне, кому я должен или не должен отдавать своих дочерей в жены. Кроме того, я высказал свое решение, и я не изменю своему слову из-за его угроз. Всем в стране известно, что я никогда не изменяю своему слову, и белые это тоже знают, не так ли, Макумазан?

Я ответил утвердительно. И это была правда: как большинство слабовольных людей, Панда был очень упрям, но честен по-своему.

Он помахал рукой в знак того, что тема исчерпана, а затем попросил Умбелази дойти до калитки и послать гонца за «сыном Мативани».

Вскоре явился Садуко. Спокойной, гордой походкой подошел он к королю и приветствовал его, подняв правую руку.

– Садись, – сказал король. – Я хочу тебе кое-что сказать.

Не спеша и не мешкая, Садуко грациозно присел на колени, опершись локтем о землю, и замер в ожидании.

– Сын Мативани, – сказал король, – я слышал всю историю о том, как ты с маленьким отрядом уничтожил Бангу и почти всех его воинов из племени амакобов и забрал весь их скот.

– Прости меня, Черный Владыка, – прервал Садуко. – Я только мальчишка и ничего не сделал. Это устроил Макумазан, Ночной Бдитель, который сидит здесь. Его мудрость научила меня, как заманить из гор амакобов, а Тшоза, мой дядя, выпустил скот из кралей. Я же ничего не сделал, за исключением того, что нанес несколько ударов копьем, когда было нужно.

– Я с удовольствием вижу, что ты не хвастун, Садуко, – сказал Панда. – Хотел бы я, чтобы среди зулусов было побольше таких людей, как ты, в таком случае мне не пришлось бы выслушивать так много громких слов о малых делах. Во всяком случае, Бангу убит и его гордое племя сломлено. По государственным соображениям я рад, что это случилось без того, что мне пришлось вмешаться в это дело, так как в моей семье есть такие, которые любили Бангу. Но я… я любил твоего отца Мативани, которого Бангу зарезал. Мы вместе росли с ним мальчиками и служили вместе в одном полку, когда правил мой брат, Лютый Владыка (он говорил о Чаке, но среди зулусов не принято называть имен умерших королей, если можно этого избегнуть). По этой причине и по другим, – продолжал Панда, – я рад, что Бангу, наконец, наказан, и твой отец отомщен. И вот, Садуко, – продолжал Панда, – так как ты сын своего отца и так как ты показал себя храбрым человеком, я решил выдвинуть тебя. Поэтому я назначаю тебя предводителем тех, кто остался из племени амакобов, и всех тех амангванов, кого ты сможешь собрать.

– Как будет угодно королю, – сказал Садуко.

– И я даю тебе разрешение носить головной обруч, хотя, как ты сказал, ты еще мальчишка, и вместе с этим даю тебе место в моем совете.

– Как будет угодно королю, – повторил Садуко, по-видимому, равнодушный к почестям.

– И, сын Мативани, – продолжал Панда, – ты еще не женат, не правда ли?

В первый раз лицо Садуко изменилось.

– Нет, Черный Владыка, – поспешно сказал он, – но…

Тут он поймал мой взгляд и, прочитав в нем какое-то предупреждение, замолчал.

– Но, – повторил за ним Панда, – ты, без сомнения, желал бы жениться. Это очень естественно в твои годы, а потому я даю тебе разрешение на женитьбу.

– Я благодарю короля, но…

Тут я громко чихнул, и он снова замолчал.

– Но, – повторил Панда, – у тебя, конечно, нет времени искать жену. Где тебе было и думать об этом? Да и хорошо, – продолжал он с улыбкой, – что ты не подумал, так как та, которую я тебе прочу в жены, не могла бы жить во второй хижине твоего краля и называть другую «инкозикази» (т. е. главной женой). Умбелази, сын мой, пойди и приведи ту, которую мы выбрали женой для этого юноши.

Умбелази встал и вышел с широкой улыбкой на лице. Панда же, утомленный длинными разговорами (он был очень толст, а день был очень жаркий), прислонился головой к стене и закрыл глаза.

– О Черный Владыка! Ты, который могущественнее всех, – начал Садуко, который, как я видел, был очень расстроен. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Разумеется, разумеется, – сонным голосом ответил Панда, – но сбереги свою благодарность до того времени, как увидишь невесту. – И он слегка захрапел.

Заметив, что Садуко готов погубить себя, я счел благоразумным вмешаться, хотя не знаю, какое мне было дело до всего этого. Во всяком случае, если бы в тот момент я придержал свой язык и позволил бы Садуко свалять дурака, я твердо уверен, что вся история страны зулусов приняла бы другой оборот и что многие тысячи людей, ныне погибших, жили бы и по сей день.

Но судьба решила иначе.

Увидя, что Панда задремал, я тихонько подошел к Садуко и схватил его за руку.

– Ты с ума сошел? – прошептал я ему на ухо. – Ты хочешь оттолкнуть от себя счастье и проститься с жизнью?

– Но Мамина? – прошептал он. – Я не могу жениться ни на ком, кроме Мамины.

– Глупец! – ответил я. – Мамина изменила тебе и наплевала на тебя. Бери, что посылает тебе судьба, и благодари ее. Ты не брезгаешь быть преемником Мазапо?

– Макумазан, – ответил он хриплым голосом, – я последую советам твоей головы, а не моего сердца. Но ты сеешь недоброе семя, Макумазан, и ты в этом убедишься, когда увидишь плоды.

Он дико взглянул на меня, и его взгляд испугал меня. В этом взгляде было что-то, что заставило меня поразмыслить, не лучше ли было бы мне уйти и предоставить Садуко, Мамине и Нэнди и всем остальным разобраться самим во всей этой истории.

Однако, оглядываясь назад на эти события, как мог я предвидеть, каков будет конец? Как мог я знать, что за кулисами этих событий стоял старый карлик, Зикали Мудрый, день и ночь работавший над тем, чтобы раздуть вражду и выполнить давно задуманный им план мщения над королевским домом Сензангакона и зулусским народом?

Да, он стоял, подобно человеку, стоящему позади большого камня на вершине горы и медленно и безжалостно толкающему этот камень к краю утеса, откуда, наконец, в назначенный час он с грохотом свалится на живущих внизу и раздавит их. Как мог я догадаться, что мы, актеры в этой пьесе, все время помогали ему толкать этот камень и что ему было все равно, кого из нас увлечет с собою камень в пропасть, лишь бы мы доставили торжество его тайной, ни с чем не сравнимой ненависти?

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая