Выбери любимый жанр

Улыбка на тропе - Буянов Евгений - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Крутой перец

(Юмореска: юмора для любителей «экстрима»)
Улыбка на тропе - i_024.jpg

Максим Крутоперцев «фриклаймировал» стену СК ночью, под рождество, босиком. В новом стиле «мокрый блин», очень эффективном при минус 30 снаружи и плюс 40 внутри.

По поводу происхождения названия «СК» существовало несколько туманных версий: «связь кончаю», «стена кошмаров», «смерть-копейка», «сливай кранты», «смех кладбища», и еще несколько не менее красивых оборотов, так ласкающих слух макси-экстремалов, очень спешащих на собственные похороны и ведущих борьбу «на грани», между холодными объятиями скальных стен и теплыми объятиями крематория… (Опасливо поговаривали даже, что смысл «СК» сводился к «Сливной Клавке», – риск попасть в тиски тяжелых женских интеллектов за один такой намек был очень велик).

Начальный участок подъема СК («Скорого конца») носил название «Улица набитых фонарей», – очень многие здесь благоразумно заканчивали восхождение с сильно побитыми физиономиями… Умницы! С более верхних этажей клиенты возвращались уже на свои поминки. От стены пахло серой и идиотизмом.

Макс был асом! Он уступал на «полезушках» иногда только Викт`ору, Вику Шкуродеру, пока этот пьяница не погиб геройской смертью, защищая свою честь и достоинство от посягательств корешей-шерамыжников. По правде говоря, чести и достоинства у Вика никогда не было, – светлая память об этом любителе тусовок с потасовками и фанатике «нетрадиционного экстрима» прочно покоится на его таком темном прошлом, на которое тень уже не набросишь. Его любовь к скандалам и дракам уже обросла легендами. Его афоризм: «В кабаке хочу поддать и по морде гаду дать!», – уже стал народным! Вик не был «любителем» драк и скандалов, – он был профессионалом.

Вик поспорил и спор блестяще выиграл, но этот подвиг, – увы, – был последним. Друзья, подружки и спонсоры ему прощали все, но вот законы электричества… Вика погубило отсутствие ветра при точном попадании струйки с моста на высоковольтный провод…

Вызывает кузов грусть, коли ты назвался «груздь».

Макс и Вик называли друг друга «мин перц», почти как, извините, называл Меншиков царя Петра «мин херц».

Со стилем «мокрый блин» у Макса был связан один интересный эпизод общения с Виком. Дело было достаточно мокрое, темное и грязное, – из таких дел в чистых плавках и с чистой совестью не выходят. Они тогда возвращались ночью с «заседания» в ресторане с группой «эксТРЕПАЛОВ» и «восходителей по бутылкам» (в прямом и переносном смыслах, которые уже отличить трудно, особенно в отсутствии рюмашек), и поспорили насчет возможности исполнения «стремного» каскада, – очень надо было высадить головой стекло в подъезде, с «подбега» и «подпрыга». Жгуче манила сложность этой акробатической «головоломки», учитывая высоту стекла и! И тяжелые результаты «заседания». Макс утверждал, что «сможет», а Вик спорил, что «нет»:

– Сбомбачу!

– Нет, не сбомбачишь! Не сбомбачишь!

Гениально-генитальные и эротически-склеротические, но не этические термины опускаются (ушки не всех дам такие крепкие, как у грузчиков и секретарш крупных начальников).

Проверить можно было только действием. Макс промахнулся, точнее, «проВМАЗАЛ», – очень сильно «приложился» головой к дверному косяку, проверяя его прочность. В нокдауне его повело куда-то в темноту и уронило в грязную лужу. Вик жестко ругал его, лежачего:

– Дурак! Дурак! Говорил – не лезь! Говорил тебе, что не сбомбачишь. Такое только я могу сбомбачить.

– Нет, и ты не сможешь! Не сможешь! Не лезь!

– Нет, смогу!

– Не сможешь, – я-то знаю!

– Сбомбачу! Смогу! Вот смотри!

Вик промазал еще «круче», чуть не сломал несчастную дверь головой, и упал в лужу рядом с Максом! Теперь пришла очередь Макса:

– Дурак! Дурак! Говорил – не сможешь! Говорил – не лезь!.. Даже я не бомбачу!

Да, общение в общей луже духовно очень сближает и просвещает, когда партнеры общаются не свысока, а на равном уровне…

В этой луже Максим «отмок и смог», – изобрел стиль «мокрый блин». Применялось это чудо техники на самых гладких и сложных отвесах с потолками («потолково-бестолковые» участки). Блин представлял специальную круглую тряпку со штрипкой для зацепа карабином. Вроде кухонной прихватки в виде сердца или кругляшки, – прямое родство шло от нее, родимой, да от того тампона, которым душечка-медсестра отмачивала со слезами огромный радужный «шишкарь» Максима после эпопеи у подъезда. А он под платьем гладил ее колготки и красочно рассказывал, как вдвоем с верным другом дрался против десяти хулиганов, обижавших девушку.

Альпинистский «максим-блин» отмачивался в воде в специальном термостате до нужной температуры. Так, чтобы при извлечении наружу и шлепка по скале, он тут же к ней надежно примерз. Для более надежного закрепления скалу можно было предварительно «загрунтовать» поливкой воды из маленького душа, а блин облить так, что он превращался в монолитную ледышку. Потом – карабин от стремени или обвязки вешай на штрипку блина и «фифай» (лезь на стременах) дальше. Закрепил веревку наверху, – снимай блины с помощью специальной грелки, чтобы «печь» их снова. Мокрые следы от блинов быстро пропадали, и коллегам было совершенно непонятно, как же это можно было здесь пролезть по совершенно гладким, нависающим плитам-зеркалам… Максим улучшил состав воды для блинов путем введения специальных присадок для быстрой «замерзавки» и «отмерзавки». И применял специальную складную душ-удочку-хлопушку, позволявшую закреплять блины на расстоянии до трех метров. Стиль еще находился в стадии патентования, и потому был оружием секретным. Максим предвидел в будущем страшные вопли поборников «чистого лазания» по поводу внедрения этой новинки, работающей там, где камалоты и френды были полными импотентами. Блин к тому же был раз в тысячу дешевле фрэнда, он был «для народа», а не для богатых пижонов, умеющих только наряжаться. Блин прилипал и к скале, и ко льду. (Под большим интимным секретом (тсс…): наилучшее прилипание обеспечивал блин на свежей утренней моче, – большая часть тайн рецептур присадок хранилась здесь)… Блин не работал только в снегу, где и все остальное не работает. Прилипающе-отлипающий гидроклей для использования «мокрого блина» при положительных температурах Максим тоже придумал. Потому непреодолимых стен для него уже не существовало. Подъем прямо вверх по директиссиме не требовал никакого напряжения мозгов для поиска тактических решений. Силы мозгов экономились для новых изобретений высоко-высотных технологий, о! – «каперкеды» души моей!

Но вернемся на «Стену костей». Ее «Костяной камин» был весь забит скелетами любителей продольно-поперечного экстрима. Они действительно лежали и вдоль и поперек с очень интересными выражениями на черепах. Стоило полюбоваться на эту галерею образов и образин. Максим даже поговорил под фонарем с теми, которые были его знакомыми в ближайшем «пошлом» (прошлом). Каждый скелет наскрипывал костями и насвистывал ребрами на ветру свое. Лазание в темноте между скелетами имело свою психологическую специфику. Тем более что среди них было много людей замечательных, выдающихся, неординарных. Многоборцев высокой культуры, сладкой халявы, порочных заблуждений и высоких «поблуждений». То тут, то там из темноты появлялись черепушки с очень выразительными глазницами, – на каждой был написан анекдот своей жизни. Публика эта, правда, была упрямой и не слишком вдумчивой и внимательной, – им трудно было втолковать что-то дельное. Крепостью мускулатуры тоже не отличалась! Один из скелетов увязался за Максимом, усевшись на рюкзаке, – этого нахала и надоедалу пришлось стряхнуть, как муху. «Костяной камин» вызвал у Максима легкую ломоту в костях, – в частности, зубы заболели от смеха.

За камином начинались пыльные скалы «Базар-Мазар», – мелочь и «крупняк» здесь рушились постоянно, и пыль стояла такая, что своего локтя не увидишь. «Отбазаренные мазарики» здесь встречались (наощупь) только во внутренних углах, – снаружи они не задерживались. «Халявное», простое лазание на ощупь под градом камней. Здесь Максим полз, прикрывшись сверху тазиком, гремевшим от обломков почище «джаз-банды». Тазик с подвеской использовался и как платформа, – на нем было приятно посидеть и отдохнуть, но такую «расслабуху» Максим себе позволял нечасто. Тазик имел очень удобное центральное отверстие (не будем уточнять, для чего, – сами догадайтесь). После «Базар-Мазара» количество вмятин и дырок в тазике заметно увеличилось, – вообще за явное сходство с дуршлаком Максим называл его то «дурь-шланг», до «экс-таз» в зависимости от настроения.

19
Перейти на страницу:
Мир литературы