След крови - Хафф Таня - Страница 13
- Предыдущая
- 13/74
- Следующая
С патрулем он столкнулся примерно за три часа до рассвета, неподалеку от деревни. Когда немцы проходили мимо него, застывшего неподвижно всего в нескольких дюймах от них, Генри мрачно улыбнулся; он уже раньше успел заметить эмблему в виде черепа и скрещенных костей на касках солдат. «Мертвая голова». Для обеспечения внутренней безопасности на оккупированной территории немцы использовали отряды СС, особенно там, где активно действовало Сопротивление.
Отставший был широкогрудым молодым парнем; ему удавалось сохранять бодрость вопреки ночному времени и состоянию дороги, и от него ощутимо исходило высокомерие человека высшей расы. Можно было предположить, что его товарищи преднамеренно позволили ему двигаться несколько позади остальных; очевидно, пределы нацистскому чванству существовали даже в СС.
Фицрой не испытывал особой ненависти к простым солдатам вермахта, но к эсэсовцам это не относилось. Он обхватил отставшего сзади, сдернул с тропы и зажал ему рот — проделано все это было с молниеносной скоростью, в перерыве между двумя вдохами. Мгновенно, ибо он оставался беззащитным, пока насыщался, Генри прокусил сонную артерию немца и припал к ней, высасывая кровь. Когда же его потребность в ней была утолена, вампир, поднявшись во весь рост, обхватил рукой голову солдата и без особых усилий сломал ему шею. И вдруг в изумлении застыл, почувствовав, что за ним наблюдают.
Лес замер вместе с ним. Затих даже легкий ветерок, и единственным звуком было глухое падение капель крови на землю, устланную лиственным ковром Все еще склоненный над телом немца, напрягший мускулы и готовый к любой неожиданности, Фицрой повернул голову.
Огромная собака рассматривала его внимательно в течение нескольких секунд, затем повернулась и потрусила прочь, и через несколько секунд даже глаза вампира не могли различить ее между колеблющимися тенями.
Собака не могла следовать за ним. Дурное предчувствие пробежало леденящими пальцами вдоль позвоночника Генри. Он вскочил на ноги и двинулся в том направлении, куда исчезло животное, но спустя мгновение вынужден был остановиться. Патруль возвращался, несомненно, в поисках отставшего солдата.
Он разберется с этой собакой в другой раз. Схватив одной рукой мундир эсэсовца, а другой вцепившись в его брюки, Фицрой поднял тело и засунул его в развилку дерева выше уровня глаз. После чего продолжил свой путь к деревне.
Найти ее оказалось несложно.
Резкий белый свет от полудюжины прожекторов, установленных на грузовиках, освещал деревенскую площадь. Небольшая группа крестьян толпилась на одной ее стороне, охраняемая взводом СС. Офицер, который, по-видимому, был его командиром, прохаживался взад-вперед посередине, самодовольно постукивая стеком по сапогу. За исключением щелчков стека по верху кожаного сапога, сцена оставалась совершенно безмолвной.
Генри осторожно продвинулся ближе к площади. Часовому он оставил жизнь — до тех пор, пока он не узнает, что здесь происходит, еще одна необъяснимая смерть могла принести больше вреда, чем пользы. На краю площади вампир скользнул в узкий проулок и принялся наблюдать из своего укрытия, что произойдет дальше.
В крошечной деревеньке проживало не более двух сотен жителей и в лучшие времена, каковыми невозможно было считать нынешние. Ее положение вблизи границы и железной дороги являлось стратегически важным для захватчиков при продолжении их наступления на север и превращало деревню в центр сбора информации для голландского Сопротивления. Его руководство послало туда Генри, но, к сожалению, сюда же направились и подразделения эсэсовцев.
Немцы собрали на площади крестьян, всего семьдесят одного человека, главным образом здесь были старики, дети и инвалиды. Выхваченные врасплох из постелей, полуодетые; на всех лицах было одно и то же тревожное выражение. Через несколько минут двое солдат втолкнули в толпу еще пятерых.
— Больше никого? — осведомился офицер. Получив подтверждение, он шагнул вперед.
— Нам известно, где скрываются отсутствующие члены ваших семей, — резким тоном сказал он. — Голландский язык офицера отличался заметным акцентом, но говорил он довольно бегло. — Поезд, который они должны были взорвать, не пришел — мы всего-навсего устроили ловушку.
Немец помолчал, дожидаясь реакции, но ответом ему были лишь те же тревожные взгляды. Большая часть стоящих на площади прекрасно понимала, что происходит, они были напуганы, но старались скрывать свои чувства. Чувствительный нос Генри уловил запах опасности, но командир эсэсовцев не обладал способностью понимать, к каким последствиям могут привести его слова.
— Теперь они мертвы. Все. — Маленький мальчик испустил сдавленный крик, и немец удовлетворенно улыбнулся. — Но мы должны, — продолжал он, — полностью подавить все очаги сопротивления. Мы должны выкорчевать с корнем даже мысль о возможности выказать неповиновение солдатам великой Германии. Вы будете уничтожены, и каждый дом в этой деревне будет сожжен дотла. Это послужит примером для тех, кто осмеливается поддерживать сопротивление, и всем неполноценным расам, осмелившимся выступать против расы господ.
— Уж эти немцы, — с презрением фыркнула какая-то старуха, придерживая полы выцветшего халата искалеченными артритом руками. — Заболтают вас до смерти, прежде чем укокошат.
Фицрой был склонен согласиться с ней — эсэсовец определенно находился под впечатлением пропагандистских фильмов. Но это не уменьшало грозящей людям опасности. Независимо от того, насколько удались Гитлеру его «экономические реформы», он, надо отдать ему должное, смог найти занятие для каждого садиста и подонка в своей стране.
— Ты. — Стек офицера указал на старую женщину. — Подойди сюда.
Отбросив руки стоящих рядом людей, пытавшихся удержать ее, и бормоча что-то неразборчивое, та вышла из толпы. Головой с реденькими седыми волосами, туго скрученными в узел, она едва достигала до плеча командира.
— Ты, — сказал немец, — вызвалась стать первой.
С глазами, воспаленными от безжалостно яркого света прожекторов, старуха гордо подняла голову и произнесла что-то настолько грубое, не говоря уж о биологической несуразности сказанного, что повергло всех ее односельчан — а также и Генри — в шоковое состояние.
— Мама! — вырвалось из уст пожилого человека, стоявшего в кучке крестьян.
Дабы удостовериться, что командир эсэсовцев понял основную идею ее слов, она повторила фразу по-немецки. Стек взвился в воздух для удара.
Генри рванулся вперед, сознавая, что совершает под влиянием импульса неописуемую глупость, но был уже не в силах остановиться.
Он перехватил запястье немца в верхней точке его взмаха и, продолжая движение, напрягая всю свою силу, вырвал руку из плечевого сустава Уронив тело, вампир обернулся, чтобы обрушиться на оставшуюся часть взвода, размахивая своим жутким трофеем, как палицей, и оскалив зубы так, что блеснули удлиненные клыки.
Все закончилось за неполные семь секунд.
Нацисты были не первыми, использовавшими террор как мощное оружие; люди, подобные Фицрою, узнали ему цену столетиями раньше. Опыт дал ему возможность добраться до первого часового прежде, чем кто-либо из них вспомнил, что они вооружены.
К тому времени, как те осознали наконец, что могут стрелять, Генри схватил еще одно тело убитого немца, дабы воспользоваться им как щитом. Он слышал крики жителей деревни, шлепанье домашних туфель, топающих по утоптанной земле, а затем внезапно, к счастью, погасли все прожектора.
Теперь вампир видел все превосходно — в отличие от эсэсовцев. Совершенно ошеломленные, они рассыпались по площади в попытках бежать, но обнаружили внезапно, что путь им преграждает огромных размеров собака, больше любой, которую они когда-либо видели.
Бойня продолжалась недолго.
Стоя над своей последней жертвой, опьяненный запахом крови, с натянутыми как струна нервами, Фицрой увидел, как собака, следовавшая за ним всю ночь, подошла ближе. Ее морда была испачкана кровью, казавшейся в темноте скорее черной, чем красной. Зрелище было куда более зловещим, чем в сказках братьев Гримм.
- Предыдущая
- 13/74
- Следующая
