Проклятие крови - Хафф Таня - Страница 47

• Предыдущая
• 47/77
• Следующая

С трудом двигаясь, он спустил ноги с постели и прошел в ванную, чтобы принять душ. Покойный доктор Ракс, который в течение своей богатой событиями жизни познакомился с различными санитарно-гигиеническими удобствами или их отсутствием вдоль берегов Нила, считал североамериканскую водопроводную систему достойной звания восьмого чуда света. Как только галлоны горячей воды обрушились на его скованные напряжением плечи, он почувствовал, что склонен с ним согласиться.

К тому времени, когда он расправился с плотным завтраком и очень медленно выпил чашку кофе — пристрастие, которое он здесь усвоил и которое, как ему казалось, с ним разделяла каждая взрослая ка, — он уже не так сильно ощущал тяжесть своего возраста и был готов встретиться с новым днем.

Нынче, для разнообразия, над городом раскинулся купол безоблачного синего неба, и, хотя скудное осеннее солнце проливало мало тепла, оно все еще радовало глаз. Он взял чашку, подошел к занимавшему всю стену окну, которое помогало ему избежать гнетущего воздействия замкнутого пространства, и взглянул вниз, на улицу. Законодательство вынуждало большинство деловых учреждений оставаться закрытыми в течение всего дня, именуемого здесь воскресеньем, и значительное число обитателей города, воспользовавшись хорошей погодой, проводили время на воздухе. Некоторые из них несли на руках маленьких детей.

Ряд индивидуально подобранных заклятий, каждое со специально предусмотренными несколькими уровнями управления, которые он подготовил в прошлую ночь, обессилил его, и оставшегося запаса энергии едва хватило, чтобы обеспечить его теплом, пока он не выбрал себе ребенка, ка которого могла бы пополнить его запасы. Он пользовался своим могуществом так свободно, как никогда бы не осмелился раньше, в ту пору, когда количество душ, не связанных обетами с другими богами, было весьма незначительно и даже рабы имели, пусть и жалкую, защиту. Теперь ничто не препятствовало его насыщению, и он не видел оснований для самоограничения. Ни одна из смертей не могла навести на его след — еще несколько тысячелетий тому назад он обучился необходимости принимать во внимание все обстоятельства, — а спустя весьма незначительное время, как он рассчитывал, даже эти обстоятельства не будут иметь никакого значения. После того как полиция и политики, на самом деле ею управлявшие, отдали себя в распоряжение Ахеха, он как верховный жрец стал практически неуязвим.

Он не имел ни малейшего представления, сколько вновь присягнувших адептов понадобится его повелителю, чтобы вновь обрести такого, как он. Сорок три — таково было количество, которое ему удалось собрать как раз перед тем, как жрецы Тота получили приказ вмешаться; он подозревал, что сорока четырех или сорока пяти было бы достаточно для того, чтобы себя обезопасить. Так что тех трех десятков ка, которых он намеревался удержать в своей власти на этот раз, вполне, учитывая все обстоятельства, должно было хватить. В процессе их подчинения он использовал лишь небольшую часть своего потенциала — в нескольких случаях хватило совсем незначительного воздействия; при этом было произнесено столь много компрометирующих истин, что сомневаться в верности неофитов обету не приходилось. Тридцать отдавших власть над собой по принуждению были равноценны не менее чем двум десяткам, свободно совершившим свой выбор. Вполне достойное начинание.

По окончании церемонии у него не будет необходимости в столь частом применении магии и, следовательно, он гораздо реже будет испытывать потребность в поглощении других ка.

— А когда я отыщу тебя, мой сияющий... — Он поставил пустую чашку на поднос с посудой, оставшейся после завтрака, и вынул накидку, которую заместитель генерального прокурора обнаружил у двери библиотеки. — Быть может, мне никогда более не потребуется другое насыщение. — Когда атласные складки плаща заскользили у него меж пальцев, он погрузился в сладостные воспоминания о былом тепле. Эта ка будет выделяться из всех других в этом городе, словно море огней; теперь, когда он к ней прикоснулся, ей не удастся от него скрыться. Он испытывал умеренное любопытство, задумываясь над вопросом, что представляет собой этот человек — ибо он был всего лишь человек, на нем не было отпечатков божественного или магического, что могло быть присуще подобной ка, но любопытство это меркло в сравнении с его желанием.

Накидка соскользнула к его ногам. Быть может, он вернет забытое этим юношей одеяние, и, когда встретятся их пальцы, он сможет взглянуть ему в глаза и...

С таким могуществом, сосредоточенным в его руках, не будет ничего невозможного, чего он не смог бы осуществить.

* * *

Тони не был уверен, что именно побудило его покинуть свою комнату в цокольном этаже в то утро, но что-то заставило его проснуться и вывело на улицу. Две порции кофе и несколько горячих булочек с шоколадной глазурью в маленькой кафешке ничуть не приблизили его к решению этой загадки.

Засунув руки поглубже в карманы куртки, он стоял на углу Йонг и Блуар, ожидая, когда сменится сигнал светофора, и невольно подслушивая разговоры вокруг и пропуская мимо ушей проблемы яппи[7], все внимание обратив на ватагу уличных мальчишек, сетующих на холодную погоду. В такое время года те, кто жили в парках или под навесами автобусных остановок, были в первую очередь озабочены проблемой выживания в течение грядущей зимы, и только потом — добычей еды, сигарет или крохи наличных денег. Они говорили о том, где можно было бы разжиться мелочью; где лучше всего попрошайничать, обмануть, какие входы безопаснее; у какого полицейского поубавилось прыти: кого схватили; кто отдал концы. Тони просуществовал на улице почти пять лет и понимал, из какого разговора можно извлечь нечто серьезное, а какой был всего-навсего пустой брехней. Однако не услышал даже намека на что-либо, заставившее его так нервничать.

Ссутулив худые плечи, он шагал по Блуар-стрит. Новая куртка, купленная на настоящие, безукоризненно честным путем заработанные на постоянной работе деньги, была достаточно теплой, но для того, чтобы покончить со старыми привычками, понадобится еще некоторое время. Даже после двух месяцев он по-прежнему не был полностью уверен в полученной работе, опасался, как бы она не исчезла столь же внезапно, как и появилась, вместе с этой комнатой, теплом, регулярной едой... и Генри.

Генри доверял ему, верил в него. Тони не знал почему, да это его не слишком-то и заботило. Доверия и веры было достаточно. Генри Фицрой стал его спасительным якорем. Он не думал, что это как-то связано с тем, что Генри был вампиром, хотя должен был признать, что это было чертовски непонятно, но ни в коей мере не беспокоило его, так как секс с ним был лучшим в его жизни, и при одном только воспоминании о нем его бросало в жар — он думал, это в большей степени было связано с тем, что Генри был просто... ну, был Генри.

Странное ощущение, погнавшее его из дому на улицу, ничего общего не имело с Генри, по меньшей мере, не напрямую. Свои чувства к Генри он всегда мог определить.

Остановившись перед оградой Страховой компании, Тони потер виски и пожелал, чтобы это ощущение поскорее исчезло. Днем в это воскресенье он собирался заняться делами поинтереснее, чем гадать, что явилось причиной неприятных мурашек, бегающих вдоль хребта.

Он врос каблуками в бетон и принялся наблюдать за людьми, шагавшими мимо. В какой-то момент внимание его привлекла семейная пара с малышом в зимнем комбинезоне, сидящем в детском рюкзачке за спиной у отца.

Малыш с восхищением глазел на человека, идущего за его родителями, хотя, насколько мог судить Тони, тот вовсе не пытался привлечь внимание ребенка. Он с виду тоже казался неплохим парнем: совсем немного седины в волосах, крючковатый нос не так уж его и портил — в общем, Тони он показался довольно привлекательным.

«Похоже, ему нравятся дети. Уверен, что он уставился на того... того... Боже правый, нет!»

Под голубой вязаной шапочкой с узором из смешных желтых утят лицо малыша вдруг как-то странно одеревенело. Рюкзачок по-прежнему удерживал его в вертикальном положении, но Тони абсолютно, без тени сомнения был уверен, что ребенок мертв.

• Предыдущая
• 47/77
• Следующая