Томасина - Гэллико (Галлико) Пол - Страница 18

• Предыдущая
• 18/26
• Следующая

Макдьюи рассердился, что приободрило его друга, потому что кроткий Эндрью был как бы и не живой.

– А ну тебя! – крикнул он. – И что вы за люди! Как угри, честное слово! Ты прекрасно знаешь, что Лори не в себе! Она построила собственный мир. Она…

– Конечно, знаю! – перебил его Педди. – У вас есть ярлык для всего, что не входит в ваши рамки, – неврастения, шизофрения, маниакально-депрессивный психоз. Нам остается немного: выбрать себе подходящую лечебницу.

– Ты хочешь меня убедить, что она здорова? – спросил Макдьюи с прежней воинственностью, порадовавшей друга.

Священник встал, подошел к окну и посмотрел на белую церковь, на белые плиты кладбища и синие воды залива. Он думал довольно долго, потом обернулся и сказал:

– Если те, кто пытается общаться с Богом, сумасшедшие, – здоровых почти нет. Скажу иначе: Христос призвал нас к состраданию. Две тысячи лет назад Он возвестил о любви, жалости и милости в жестоком безумном мире. Но мир туго поддается, все дальше уходит от Божьего здравомыслия. В прежнее время, лет пятьсот назад. Лори считали бы святой.

– Скорее, ведьмой, – мрачно поправил Макдьюи. – Ее и сейчас так называют. Нет, ты мне скажи: если она больна… если у нее безвредный психоз… она живет в придуманном мире… Если она, как говорится, тронутая… или, по-твоему, святая… Грех это или не грех…

Он замолчал, но маленький толстый священник отошел от окна и строго спросил:

– Тебе-то что до греха, Эндрью Макдьюи? Разве ты не знаешь, что грех – наша привилегия, а одно из ваших наказаний в том, что для вас греха нет?

– Ты надо мной смеешься? – несмело проговорил Макдьюи.

– Ну, что ты! Разве ты не видишь, что загнал себя в полный тупик? Если ты не веришь в Бога, для тебя нет и греха. А если веришь – Лори не больная, а добрая, кроткая, милостивая. Она – анахронизм Божий в жестоком и больном мире.

– Все у тебя Бог! – заорал Макдьюи. – Что от Него, деться некуда?

– Конечно, некуда, Эндрью, – звонко ответил Педди и продолжил помягче:– Ты не удивляйся, что я о Нем всегда говорю. Психиатр говорил бы с тобой о неврозах и всяких там либидо, врач – о железах каких-нибудь, слесарь о трубах. Что же странного, когда священник говорит о Боге?

Макдьюи ответил ему глухо и без гнева:

– Тяжелую задачу ты задал мне, Энгус.

– Правда? – удивился Педди. – Вот не думал! Ты и Лори живете в противоположных концах ваших собственных миров. Если бы каждый из вас чуть-чуть подвинулся к другому…

– Да невозможно это! Ты пойми, она слышит голоса, прямо слышит…

– Что ж, и Жанна д'Арк слышала, – отвечал Педди, невинно глядя на него. – Тебе не приходило в голову, что голоса и правда есть, а не слышим их мы?

Макдьюи встал, подошел к шахматной доске и рассеянно переставил пешку. «Значит, вот и нами так орудуют? – думал он. – А правила игры там есть? Нет, не могу, не могу, не могу!» Он подошел к двери, но на пороге сказал с искренней печалью.

– Ты не помог мне, Энгус.

– Прости меня, Эндрью, – откликнулся священник. – В конце концов, ты сам себе поможешь. Не ты найдешь – тебя найдут, так оно бывает всегда. Ты почувствуешь, что это не столько вера в какие-то мифы или факты, сколько особое чувство, уверенность такая, которая заполняет человека, пока сомнению не останется и уголка. Тут никто не пройдет за тебя пути. Мы не знаем, как это произойдет, и не можем предсказать, когда придет.

– Я тебя не понимаю, – сказал Макдьюи.

– Ну и не надо, – мягко отвечал Педди и глубоко вздохнул. Макдьюи вышел и тихо закрыл за собой дверь. А маленький священник долго сидел у стола и думал о том, правильно ли он говорил и как это трудно узнать.

Три мальчика сидели рядком на неудобной скамейке, ожидая приема. Макдьюи узнал их и выглянул в дверь (надо сказать, вид у него был гораздо менее сердитый, чем раньше). То были Джорди Макнэб, Джеми Брайд и Хьюги Стирлинг. Ему стало интересно, зачем они пришли, и, отпустив последнего пациента, он отослал Вилли в палату, открыл дверь и крикнул:

– Заходите, ребята!

Они вошли важно, встали по росту, словно три органных трубы, и Хьюги сказал за всех:

– Как Мэри Руа? Лучше ей? Можно нам ее навестить?

– Мэри Руа очень больна, – серьезно отвечал Макдьюи. – Зайти к ней можно. Попробуйте ее развлечь. Вы молодцы, что вспомнили о ней и спросили у меня разрешения.

– Мы не знали, что ей так худо, – сказал Джеми Брайд. – Я ее не видел с похорон… – И осекся под суровым взглядом Хьюги.

– А кошка у нее есть? – спросил Джорди.

С таким маленьким Хьюги обошелся мягче – он положил ему руку на плечо и сказал:

– Брось, Джорди! Сам увидишь. – И обратился к ветеринару: – Я слышал, она не разговаривает. Это правда, сэр?

– Она потеряла речь, – ответил Макдьюи. – Мы надеемся, что это временно. А вы к ней пойдите, расскажите ей что-нибудь занятное… Может… может, она с вами заговорит. Тогда кто-нибудь из вас прибежит и мне скажет, ладно?

– Хорошо, сэр, – сказал Хьюги. – Мы с папой ходили на яхте и чуть не утонули. Я ей расскажу, она посмеется.

Все трое не двинулись с места, и Макдьюи понял, что, как он и подозревал, они пришли не только к Мэри Руа.

– Сэр, – сказал Хьюги Стирлинг. – Можно с вами поговорить об одном деле?

Макдьюи долго раскуривал трубку, потом проговорил сквозь облако дыма:

– Да.

– Сэр, – начал Хьюги, – мы ходили вчера смотреть цыган. Это я виноват, я их повел. И деньги были мои.

– Мы тоже виноваты, – прервал Джеми Брайд. – Мы сами пошли.

– Они медведя бьют! – закричал Джорди, и накопившиеся слезы хлынули из его глаз.

– Так-так, – сказал Макдьюи, хотя и не все понял.

– Понимаете, – снова вступил Хьюги, – нам не разрешили идти. Дома очень рассердятся, если узнают.

– И правы будут, – заметил Макдьюи. – Детям туда нечего ходить.

– Нет, понимаете, там было представление! – объяснил Хьюги. – Как в цирке. Они скачут на лошадях, там лисы выступают, медведи. Я-то видел медведя в зоопарке, когда ездил в Эдинбург, я и в цирке был, но они вот никогда не видели живого медведя. А тут моя тетя, леди Стюарт, подарила мне полкроны, и еще у меня был шестипенсовик. Вот мы все и пошли. Там билеты по шиллингу.

– Лучше б я не ходил! – вставил Джеми.

– Медведя бьют! – заголосил Джорди. – Он упал и заплакал! И он заплакал сам, а Хьюги вынул платок, вытер ему щеки и нос и обратился к Макдьюи:

– Да, сэр, они били медведя. Они очень злые. Они и медведя бьют, и лошадей, и собак, и обезьянку. Наверное, они рассердились, что народу пришло мало и все одни деревенские. Медведь у них совсем тощий, он не может плясать, и они его бьют цепью.

Макдьюи кивнул.

– Это не все, сэр, – продолжал Хьюги. – Там у них звери в клетках. Они должны были нам показать и не показали, очень рассердились, что мало народу, а мы сами пошли и посмотрели. Темно было, не разглядишь, но эти звери выли и плакали. И пахло у них очень плохо.

Макдьюи снова скрылся в облаке дыма.

– Так, – сказал он. – Чего же вы хотите от меня?

– Чтобы вы послали туда полицию [16], – отвечал Хьюги.

– Похвально, – заметил ветеринар. – Только что ж вы прямо не пошли к Макквори? Это по его части. Мальчики переглянулись.

– Констебль Макквори сказал, – сообщил Хьюги, – что если он увидит нас около табора, он с нас шкуру спустит.

– М-да, – сказал Макдьюи. – Значит, все должен сделать я. А что именно?

– Мы думали, сэр, – с облегчением заговорил Хьюги, – что вы туда пойдете как доктор, все разведаете, и они вас испугаются, или вы скажете полиции…

– Да у меня времени нет, – не сразу ответил Макдьюи. – Мэри больна…

– Мы бы с ней посидели! Понимаете, если мы напишем в полицию анонимное письмо, медведь не дотянет.

Джорди снова зарыдал:

– Он его цепью ударил в нос! У него кровь текла!

Макдьюи стал сердито выбивать трубку. Джорди собрал все свое мужество и добавил потише:

• Предыдущая
• 18/26
• Следующая