Дженни - Гэллико (Галлико) Пол - Страница 2

• Предыдущая
• 2/14
• Следующая

– Простите, – сказал он. – Я уйду, как только смогу. Сам не знаю, почему я здесь. Я вроде бы умирал на улице.

– И умер бы, – сказала кошка, – если б я тебя не перетащила. Полежи-ка тихо, я тебя вылижу.

Собственно, ему хотелось вытянуться как следует на шелку и заснуть, но он вспомнил правила вежливости и ответил:

– Ну зачем вам беспокоиться…

Однако она мягко прервала его и, придерживая лапой, тщательно вылизала ему нос, потом между ушами, затылок, спинку, бока и, наконец, щеки. И ему вдруг припомнилось, как очень давно, в самом начале, мама держала его на руках. Он только учился ходить, и упал, и ушибся, а мама подхватила его, и он уткнулся лицом ей в шею. Она его гладила, приговаривала: «Сейчас пройдет… вот и все…» – и на самом деле боль ушла, сменившись покоем, уютом и радостью.

Так было и теперь, когда шершавый язык лизал его, снимая боль, как резинка стирает карандаш. Что-то заурчало и задрожало у него внутри, словно маленький мотор, и он заснул.

Оглядел он себя лишь тогда, когда проснулся. Мех был опять белый, пушистый, и воздух уже не касался царапин и ран. Кошка куда-то делась. Питер попытался встать, но не смог, лапки у него расползлись. Когда же он ел последний раз? Вчера (или позавчера?) няня дала ему завтрак. Он просто вспомнить об этом не смел, так он проголодался.

И тут он услышал тихий, нежный, мелодичный звук – что-то вроде «урру…». Он обернулся и увидел кошку. Вспрыгнув на кровать, она положила к его лапам большую мышь и произнесла:

– Она хорошая, свежая. Сейчас поймала.

– Спасибо…– забормотал Питер. – Простите, я мышей не ем…– Питеру очень, очень не хотелось ее обижать.

– То есть я их никогда не ел…– поправился он.

– Мышей не ел?! – воскликнула кошка. – Уж эти мне домашние кошечки!.. Да что там, сама такой была… Ничего, придется встать на собственные лапы, и без сливок перебьешься… Ладно, ешь.

Питер закрыл глаза и откусил кусочек. К великому его удивлению, мышь оказалась такой вкусной, что он и не заметил, как съел ее целиком, и только тогда взглянул в раскаянии на торчащие сквозь мех ребра новой знакомой.

Но кошка не обиделась, хотя что-то ее тревожило. Она даже рот приоткрыла, но ничего не сказала, отвернулась и лизнула себе бок.

Чтобы замять неизвестный ему промах, Питер спросил:

– А где это я? То есть где мы?

– Да у меня, – ответила кошка. – Я не всегда тут живу, сам знаешь, какая наша жизнь… А не знаешь – узнаешь. Это мебельный склад. Кровать уж очень хорошая…

Питер вспомнил, как в школе они учили, что означают «корона» и буква "N", и не смог удержаться.

– На этой кровати спал Наполеон, – сказал он. – Великий французский император.

– Да?.. – равнодушно откликнулась кошка. – Именно что великий, сколько места занимал. Сейчас он на ней не спит, за все три месяца ни разу не был. Так что живи, сколько хочешь. Тебя, наверное, выгнали. А кто тебя вчера отделал?

Питер поведал ей о встрече с бурым котом, и она сильно огорчилась:

– Да это сам Демпси! Кто же с ним спорит? Его во всех доках знают, он самый сильный кот.

Питер решил немного покрасоваться.

– Чего там, я просто устал, много бегать пришлось, а то я б ему…

Но кошка печально улыбнулась.

– От кого же ты бегал? – спросила она и прибавила, не дожидаясь ответа: – Ладно, сама знаю, по первому разу всего боишься. Кстати, как тебя зовут? Питер? А я – Дженни. Расскажи-ка мне о себе.

Хуже, чем он начал, Питер начать не мог. Он сказал:

– Я не кот, я мальчик.

Дженни странно заворчала, и хвост ее увеличился вдвое.

– Кто? – переспросила она.

– Ну, мальчик… человек…– робко объяснил Питер.

– Ненавижу людей! – воскликнула Дженни.

– А я кошек люблю, – сказал Питер, и так ласково, что хвост у нее стал уменьшаться. – Наверное, люди тебя обидели… Ты уж прости, я человек. Меня зовут Питер Браун, мы живем на Кэвендиш-сквер, дом 1… То есть я там больше не живу…

– Да брось ты выдумывать! – фыркнула Дженни. – Ты самый что ни на есть кот: и с виду, и по запаху, и… М-да, ведешь ты себя не по-кошачьи… Постой, постой… Значит, так: ты спорил с Демпси, да еще и у него на работе…– Дженни явно подсчитывала примеры, и даже казалось, что она загибает коготки. – Мышь не хотел есть… а потом съел всю, не подумал обо мне… Нет, нет, я не сержусь, но кошки так не делают. Да, главное забыла! Ты ел прямо здесь, где спишь, а когда поел, не умылся.

– Мы моем руки перед едой, – сказал Питер.

– А мы моемся после! – твердо сказала Дженни. – Это гораздо умней. Пока ешь, перепачкаешься. Да, ты не кот… В жизни такого не слышала!..

– Хочешь, я тебе расскажу, как это все случилось? – спросил Питер.

– Расскажи, пожалуйста, – сказала кошка и пристроилась поудобнее.

Теперь он начал с самого начала, описал ей и свою квартиру и скверик, похвастался, что папа служит в армии и дома почти не бывает, пожаловался, что мама тоже почти не бывает дома, и днем это еще ничего, а когда ляжешь – грустно, и, наконец, поведал о том, как хотелось ему завести кошку.

Про маму он рассказал еще, как хорошо от нее пахнет, что она очень скучает без папы, и ей надо ездить по гостям.

Дженни призналась, что и сама любит хорошие запахи, но очень рассердилась, что Питеру не разрешали взять котенка. «Повернуться негде! – негодовала она. – Да мы и места не занимаем… и никого не трогаем, если к нам не лезут…» Но няню она поняла и на нее не обиделась.

– Бывают такие люди, – сказала она. – Боятся нас, и все. Мы ведь тоже иногда кого-нибудь боимся. Но с такими хоть знаешь, что к чему. А вот если кто тебя любит… или говорит, что любит…

Она не договорила, быстро отвернулась и принялась яростно вылизывать себе спинку. Чтобы ее отвлечь, он стал рассказывать про вчерашние события, но только он упомянул кошку в скверике, Дженни оживленно спросила:

– А она красивая? Красивей меня?

Питер вспомнил хорошенький меховой шар с пышными усами, но обижать свою спасительницу не захотел. Сама она красотой не отличалась. Правда, глаза у нее были ничего, но при такой худобе какая уж красота. Однако он смело воскликнул:

– Ты куда красивей!

– Нет, правда? – переспросила Дженни, и Питер услышал впервые, как она мурлыкает.

Когда он досказал все до конца, она долго думала, глядя вдаль. Наконец она повернула к нему голову и спросила:

– Что же нам делать?

– Не знаю, – сказал Питер. – Если уж я кот, что тут поделаешь!..

Дженни положила лапку ему на лапку и сказала:

– Котом сразу не станешь. Надо нам будет позаниматься.

– Чего там, – сказал Питер, которому заниматься надоело. – Ешь мышей да урчи, только и всего.

Дженни было обиделась, но мордочка ее почти сразу стала ласковой и даже как будто красивой.

– Я тебя всему научу, – пообещала она. – Только никому не говори, что ты мальчик. Мне сказал, и ладно, другим не говори, не поймут.

Питер кивнул, и Дженни нежно погладила его. Лапка у нее двигалась так мягко, что Питеру стало совсем хорошо.

– Что ж, начнем, – сказала Дженви. – Чем раньше, тем лучше. Первое и самое главное – умывание. Кошкам надо знать, как умываться и когда. Вот, слушай…

Когда тебе трудно, мойся, – сказала Дженни. Сидела она ровно и даже строго, под самым "N" с короной, и сильно напоминала учительницу. Но глаза у нее радостно поблескивали и меховые щеки раздвигала улыбка. Свет падал сверху прямо на нее, словно она была на сцене.

– Если ты, ошибся, – говорила она, – или расстроился, или обиделся, мойся. Если над тобой смеются, мойся. Если не хочешь ссоры, мойся. Помни: ни одна кошка не тронет другую, когда та моется.

Всех случаев и не перечислишь. Скажем, дверь закрыта, ты не можешь попасть домой – присядь, помойся и успокоишься. Кто-нибудь гладит другую кошку или, не дай бог, играет с собакой – мойся, и тебе будет все равно. Загрустил – мойся, смоешь тоску. Разволновался – мойся, и возьмешь себя в лапы. Всегда, везде, в любом затруднении – мойся, и тебе станет лучше.

• Предыдущая
• 2/14
• Следующая