Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 7
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
Ему было известно и то, что грубые черные чулки напялены на самые восхитительные ножки, какие ему когда-либо приходилось видеть у особы женского пола, если не считать Чаринг-Кросс, резвой кобылки, выигравшей в прошлом году тройной заезд в Бризуэе. И вообще он знал, что за «кот», а вернее, «кошечка» прячется в бесформенном мешке из черной парусины: стройные женственные бедра, тонкая талия, которую он мог бы запросто обхватить ладонями, и груди – удивительно щедрые для такой изящной малютки – высокие и гордые, как пара чистокровных рысаков на призовом кругу. Но в этой прекрасной груди билось коварное сердце мошенницы.
Как бы то ни было, нынешним утром телесные прелести сестры Гусси – мысленно он окрестил ее этим уменьшительным именем – занимали Рубена куда больше, нежели ее заблудшая душа. Он с умилением вспомнил, какая у нее прелестная ямочка на правой ягодице, точь-в-точь отпечаток чьего-то шаловливого пальца. Ноги у нее были по меньшей мере в Милю длиной, бедра соблазнительно покачивались при ходьбе, а когда она наклонилась, чтобы достать из чемодана халат, ее задорная кругленькая попка…
Внезапно ход его похотливых мыслей прервался на самом интересном месте: сестра Гусси вдруг уставилась прямо на него, и ее взгляд ему совсем не понравился.
Она смотрела даже не на Рубена, а на его руки. Ничего удивительного: сам того не замечая, он снял очки и принялся рассеянно протирать стекла носовым платком. Выражение на ее ангельском личике – цепкое и настороженное, с подозрительно прищуренными голубыми глазами – подсказало ему, что от нее не ускользнул истинный смысл этого жеста.
Уронив голову на грудь, Рубен опустил руки. Губы у него искривились в безнадежно горькой усмешке.
– О Господи, опять я за свое! – воскликнул он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Простите, вы о чем? – спросил мистер Суини, очевидно, ничего не заметив.
– Да вот – по привычке протираю очки. Просто немыслимая глупость! Раньше, когда я ловил себя на этом, на меня нападала беспросветная тоска. Я был близок к… ладно, не будем об этом.
Он помолчал, не желая углубляться в подробности своей борьбы с саморазрушением.
– Слава Богу, с этим покончено. Это… это тяжелое время уже позади. Иногда мне даже удается посмеяться над собой.
В подтверждение своих слов Рубен издал нервный смешок и вновь надел очки. Под их надежной защитой он воровато скосил глаза на сестру Гусси. Ее лицо смягчилось от жалости, ему даже показалось, что в глазах у нее блеснули слезы. Он отвернулся к окну и невидящим взглядом уставился на проплывающие на горизонте заснеженные вершины Сьерры.
Прошедшим вечером на одну-единственную секунду у него мелькнула мысль предложить сестре Гусси партнерство, и, хотя его рассудок тут же отверг эту безумную идею, сейчас он почувствовал, как она вновь пробуждается, не давая душе покоя. Несколько лет назад ему пришлось однажды работать в паре с женщиной. Она называла себя Хейзел Мэйн. Кончилось тем, что она сбежала, прихватив с собой все, что у него было, включая одежду. Это послужило ему хорошим уроком.
А все-таки жаль. Ему понравилось, как работает сестра Гусси. Правда, его самого ей раскусить не удалось, но Рубен не стал бы ее этим попрекать: в конце концов, он был гроссмейстером в своем деле и умел оставлять в дураках самых прожженных мошенников, не то что дилетанток вроде нее. Ему вспомнилось, как она вчера вечером водила его по комнате, подсчитывая шаги от кровати к окну и к умывальнику. А сейчас чуть было не расплакалась при мысли о том, что его время от времени посещают мысли о самоубийстве. Вот это его и подкупало в сестре Гусси: сочетание ловкости и артистизма опытной мошенницы с добрым и отзывчивым сердцем. Такое нечасто встречается, особенно у женщин.
Непросыхающий ковбой по фамилии Блейлок неожиданно толкнул его локтем в бок.
– Пропустим по одной? – предложил он, сунув Рубену под нос пинту виски.
– Нет уж, спасибо, – брезгливо поморщился Рубен.
У Эдуарда Кордовы были куда более изысканные вкусы в отношении выпивки, да и у Рубена Джонса тоже, если на то пошло. По приезде домой он собирался непременно отпраздновать свою удачу в Монтерее, откупорив бутылочку «От Брийон Грав» урожая 1880 года. Возможно, он даже пригласит на вечеринку миссис Финни, свою квартирную хозяйку. Вот уж кто точно обрадуется, когда он заплатит ей все, что задолжал за квартиру!
Рубен мечтательно улыбнулся, глядя на проплывающие за окном невысокие холмы, покрытые зарослями ежевики и ломоноса, на развалины какого-то почерневшего от времени саманного строения, на яркие пятна маков и люпина на полянах посреди дубовых рощ.
Первые выстрелы громом отдались у него в ушах. Он подскочил на сиденье, едва не ударившись макушкой о потолок кареты.
За окном проскакал всадник. На голове у него было что-то вроде капюшона, скрывавшего лицо. Рубен бросился вниз, намереваясь распластаться на полу дилижанса, но монахиня его опередила, и он с размаху врезался подбородком в ее остренькое плечико. Пришлось растянуться поверх нее. Ее зад, обтянутый черной парусиной, торчал вровень с сиденьем, Рубен обхватил его обеими руками. Ковбой Блейлок изрыгал проклятия, Суини причитал тоненьким голоском, словно набожная старушка, застукавшая парочку любовников на церковной скамье.
Послышалось еще несколько выстрелов. Карету занесло; Рубена и монахиню швырнуло влево, они навалились на ковбоя и Суини. Возница крикнул: «Тпру!», и дилижанс, едва не опрокинувшись, внезапно остановился. Никто из пассажиров не двинулся с места.
Чей-то грубый голос приказал Уиллису слезть с козел и поднять руки вверх. Снаружи послышалась возня, потом тяжелый прыжок: очевидно, Уиллис повиновался приказу. А потом раздался удар, крик боли и опять глухой стук упавшего на землю тела. Рубен нахмурился: события приняли скверный оборот. Кто-то рванул наружу дверь с его стороны:
– Всем выйти! А ну-ка вылезайте живо! Низкорослый, коренастый грабитель с мешком на голове, в котором были сделаны прорези для глаз, замахал револьвером тридцать восьмого калибра перед носом у Рубена.
Рубен повиновался. Следом за ним из кареты выбралась сестра Августина, потом Суини. Блейлок оказался последним. На его грубом, заросшем щетиной лице застыло тупое упрямство, как у заартачившегося мула.
– Да пошел ты! – огрызнулся он, приняв боксерскую стойку.
Уважение Рубена к ковбою возросло многократно, когда Блейлок грозно зарычал и бросился на вооруженного револьвером коренастого громилу. Тот спустил курок, и отважный пьянчуга-ковбой растянулся в пыли, получив пулю в плечо.
Раздался визг, и Рубен повернулся к монахине, чтобы ее успокоить. Она была бледна, но держалась стойко, и он понял, что это кричал Суини. К чертям его, пусть утешается сам.
Нападающих было трое: двое спешились, один все еще сидел верхом. Все были вооружены, у всех троих на головах красовались мешки с прорезями для глаз.
– Шевелись! – скомандовал тот, кто стрелял. Этого коренастого коротышку Рубен мысленно окрестил Пивным Бочонком. И вот теперь Пивной Бочонок махнул своей пушкой в сторону от дилижанса, по направлению к неглубокому овражку у обочины дороги.
Сестра Гусси взяла руку Рубена и крепко сжала его пальцы у себя на плече. Он уже чуть было не забыл, что ему не полагается видеть, и взглянул на нее в замешательстве, но быстро пришел в себя.
– Держитесь рядом со мной, Эдуард, – проговорила она мужественным, почти не дрогнувшим голосом и повела его туда, куда указывал бандит.
Один из грабителей у них за спиной уже вскарабкался на крышу дилижанса и начал сбрасывать к ногам своего сообщника сундуки и саквояжи. Заметив это, Суини вновь захныкал.
– Деньги, деньги давай. Все деньги, живо! Пивной Бочонок начал с сестры Августины, которая судорожно, словно грудного младенца, прижимала к груди свой кошель. Она отрицательно покачала головой, и бандит вскинул револьвер. Дуло уперлось ей прямо в нос. Деваться было некуда. Она протянула коротышке кошель, что-то едва слышно прошептав при этом. Рубен готов был поклясться, что не «Отче наш».
- Предыдущая
- 7/91
- Следующая
