История оборотня - Алейников Кирилл - Страница 3

• Предыдущая
• 3/76
• Следующая

Безобразный оскал жемчужных зубов...

Пылающие то ли красным, то ли зеленым туманом глаза...

Стремительная трансформация...

Прыжок...

Боль...

Его Величество Случай, о котором я говорил в самом начале нашей беседы, подкинул мне такую штуку! Ни я, ни вы, ни один нормальный человек никогда бы не подумал, что вещи, призванные жить лишь в сказочных историях, могут существовать в реальности.

В первые секунды нападения я совершенно не отдавал себе отчет о происходящем. Виной тому были мощный психологический шок и сильная боль. Я даже не смог бы сказать, какой именно частью тела чувствую боль. Казалось, меня с головой окунули в расплавленный металл. Прошла целая вечность, прежде чем я смог выползти в подъезд, где потерял сознание. В подъезде меня и нашли жильцы, собравшиеся с утра на работу. Они вызвали «скорую», ментов, неумело перевязали рваные раны, отвратительные лохмотья, в которые превратились мои ноги и спина, руки и живот...

Случайность свела меня с таинственным незнакомцем, и случайность же оставила меня в живых. Мне крупно повезло, если можно так сказать. Ведь мое тело изорвал не человек, а существо, задуманное как машина убийства. И я уцелел.

Что вы говорите? Вервольф? Ну почему же таким тоном, будто я вам впыживаю дешевенькую бульварную сплетню... Да, то существо было вервольфом.

То существо было оборотнем...

И моё знакомство с ним, как выяснилось много позже, случайностью не являлось...

Я почувствовал, что включился. Это было похоже именно на включение, а не на подъем с условной глубины условного озера. Точно чья-то рука щелкнула переключателем, впуская в мое тело жизнь. Вместе с тем масса запахов ударила в нос, среди которых я безошибочно определил характерный запах медикаментов. До моих ушей донеслось ритмичное попискивание, слабое, но тем не менее отлично различимое на фоне полной тишины. Электронный писк раздавался синхронно с ударами моего сердца, так что не оставалось сомнений, что источник этого завораживающего, гипнотизирующего звука — медицинский аппарат.

Очевидно, я в данный момент нахожусь в больнице; иные предположения делать просто бессмысленно. Ни с чем не сравнимый запах лекарств, аромат обеззараживающего хлора и кварцевой лампы, писк анализирующей аппаратуры...

Я невольно дернулся. Все тело ощутимо покалывало, но нельзя сказать, что это было неприятно. Резкое движение спровоцировало появление «мурашек», которые решили устроить на моей коже и в моих мышцах всемирный, массовый забег. Впрочем, я не обратил на них ни малейшего внимания, кроме как отметил появление оных.

В данную минуту моя голова была занята совсем другим. Ведь когда я очнулся, когда резко выскочил из небытия в мир реальный, в этот же момент безо всяких нарастаний и переходов в мозгу разом вспыхнули воспоминания. Картинки, цветные, четкие картинки с изображением того, во что я не мог заставить себя поверить.

Желудок отчаянно завибрировал, и по телу от кончиков пальцев на ногах до самой макушки разлилась паника. Я почувствовал необходимость немедленно что-то делать. Лишь бы отвлечься от сумасшедших, бредовых воспоминаний. Я дернулся сильнее, стараясь разогреть отекшие конечности. Открыл глаза. На беленом потолке не было ничего примечательного кроме истрескавшейся под действием времени и влаги известки, и я скосил взгляд в сторону источника единственного доступного мне для восприятия звука. Слева от кровати, на которой мне посчастливилось очнуться, стояла тумбочка с вазой, в которой медленно увядали астры. За тумбочкой разместилась подставка с электронными устройствами, напомнившими мне древние катушечные магнитофоны для шестнадцатимиллиметровой пленки. Среди этих ящиков мягко излучали два небольших монитора. По экрану одного из мониторов бежала кривая линия кардиограммы, на втором — непонятные английские аббревиатуры и графики.

Напрягшись, я принял сидячее положение, попутно вырвав из носа кислородные трубочки. Кислород по ним явно не шел, и что они делают в носу — непонятно. Еще раз глянув на астры, сделал вывод, что посетителей было не так уж много.

Дверь в палату резко открылась, и я шумно выдохнул от неожиданности. Вошла ничем не примечательная медсестра среднего возраста.

— Виталя, вам нельзя вставать! — заботливо сказала она, положив свою ладонь мне на лоб. Таким ненавязчивым, мягким, но настойчивым образом она заставила меня вновь улечься. — Вам нужен покой.

— Всё в порядке, — нерешительно возразил я.

— И ничего не в порядке, — наставительным тоном ответила медсестра. — Пока врач не разрешит вам двигаться, будете лежать.

Я вздохнул. Желания спорить с женщиной не появилось. Да и сил, честно говоря, на это не было. Все силы, которыми я располагал после пробуждения, ушли на подъем корпуса, а большая их часть — на подавление панического ужаса, вознамерившегося завладеть моим существом. Ведь то обстоятельство, благодаря которому я оказался на больничной койке, не может не вызвать дикого первобытного страха, пробирающего до мозга костей ужаса. Однако я все же спросил ломающимся голосом:

— От кого цветы?

Медсестра, деловито проверяющая что-то на регистрирующей и анализирующей аппаратуре, бросила взгляд на вазу, затем на меня.

— Это ваш друг принес, Николай. Он каждый день заходит. — Она улыбнулась. — Друг ваш и сейчас здесь.

— Серьезно? Я бы хотел его увидеть.

— Вы слишком слабы, Виталий. Вам нужно поспать, набраться сил, а там уж и посетители...

— И все-таки я бы попросил вас пригласить его, — перебил я заботливое ухаживание женщины.

— Вот когда лечащий врач разрешит посетителям навещать вас...

— Так позовите врача, — уже окрепшим голосом сказал я. Смутная, призрачная, едва ощутимая волна раздражения разлилась от живота.

— Сейчас почти три часа ночи, Виталя, — с улыбкой ответила медсестра, и я только теперь заметил, что улица за наполовину занавешенным окном в самом деле темна. — Врач спит дома. Возможно, завтра...

Договорить она не успела, потому что в дверь просунулась белобрысая голова Николая. Медсестра обернулась, уперла руки в бока и пару секунд с укоризной смотрела на визитера, а потом махнула:

— Ай, ладно. Только сильно не утомляйтесь! — Это она сказала мне. Затем уже Николаю добавила: — А вы его не утомляйте!

Николай хмыкнул и кивнул. Когда женщина вышла, прикрыв за собой дверь, он подошел к кровати и участливо спросил:

— Как ты?

— Как будто по мне асфальтовый каток проехался, — трагично скривился я. — Туда и обратно.

Николай присел на краешек кровати. Приятель мой был крупным человеком. Не толстым, а просто крупным. Скрипнув, сетчатая основа моей койки заметно прогнулась.

— Не хочешь рассказать, что произошло?

— А по-твоему, что произошло? — уклонился я от ответа. Желание делиться с кем бы то ни было своим предположением не появилось, но вот некая потребность в такой исповеди ощущалась ясно. Да, именно, потребность в исповеди...

Черт, все-таки сложно удержать в себе то знание, которым я сейчас обладаю. Практически невозможно, бес меня побери...

— Ты хочешь услышать мою версию? — вскинул бровь Николай. — Честно говоря, первый раз в жизни у меня нет ни одной рабочей версии, ни одного более или менее разумного объяснения. Поэтому мне очень хочется услышать от тебя, что же произошло.

Я отвел глаза:

— Вряд ли тебя удовлетворит мой ответ, Колян.

— И все же попытайся, — посоветовал друг. — Ты пришел в себя, а это означает, что завтра тебя навестит следователь. К сожалению, я твое дело по объективным причинам вести не могу, но так как мы с тобою давние друзья, хочу во всем разобраться.

Я вновь посмотрел в глаза Николая. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, как я знал, больше всего нравятся женщинам: высокий мускулистый блондин с голубыми глазами и пухлыми, как у ребенка, губами. Работал Николай следователем по убийствам при городской прокуратуре, что добавляло изрядную ноту романтизма в общую картину окружающего его шарма.

• Предыдущая
• 3/76
• Следующая